Империус

— Будто они не знают… Да и что толку? — вяло отмахнулся от неё Малфой, но она сразу поверила: ничего путёвого из этого не выйдет. Помнится, у них в доме регулярно устраивали обыски после ареста его отца, так? И?

— Что же тогда делать? — растерялась она.

— Сходить на свидание?

Гермиона посмотрела на него, как на безнадёжно больного.

— Я это не выбирал, пойми, — он закатал рукав мантии на левой руке, обнажив уродливое клеймо Волдеморта, и посмотрел на него с таким отвращением, что никаких сомнений в его искренности не возникло бы даже без Сыворотки правды. — Я большую часть своей жизни был рабом, рабом добровольным, и мне это нравилось. Но теперь я хочу свободы.

— Я не понимаю.

— Будто ты никогда не любила, Грейнджер. Родителей, друзей, мужчину? Хотя последнее вряд ли. И разве не сделаешь ты ради любви что угодно? — горько поинтересовался Малфой.

— Во имя свободы ты предаёшь свою любовь к родителям? — спросила Гермиона с искренним состраданием. Ей не хотелось даже представлять себя в такой ситуации.

— Однажды приходит понимание, что любимые люди не безгрешны и могут заблуждаться. Спасти их, пусть даже против воли, — это проявление любви или эгоизма? И как определить, кто прав на самом деле, а кто ошибается? — он говорил тихо и блёкло. Вымученно.

— Как-то это всё…

Сложно и грустно… и не должна была она ему сейчас до глаз на мокром месте сочувствовать.

— Ты правда растреплешь, если я откажусь?

— А ты как думаешь? — Малфой посмотрел на неё устало.

— Не знаю. Ты пять лет был задницей. Ты грёбаный пожиратель смерти, — Гермиона не хотела этого, но получилось жалобно.

— Вообще-то, ты утратила право на упрёки в аморальности после того, как взяла меня в плен и чуть не прикончила, — он вдруг сверкнул почти прежней улыбкой.

— Тебе же ничего не грозило! — тут же возмутилась она.

— Но ты ведь была уверена в обратном, Грейнджер. Полностью уверена, — справедливо заметил Малфой. — Как с такой склонностью к незаконным авантюрам ты до сих пор не за решёткой?

— Мой лучший друг Избранный, и директор нас покрывает, — усмехнулась Гермиона, за фальшивой бравадой скрывая стыд.

— Ну, такое даже он не замнёт.

И раньше она тоже так думала, но вот сейчас ей вспомнились и Квиррелл, и Локхарт, и Амбридж… а отец Малфоя, который мог бы поднять бучу, теперь в Азкабане и потерял прежнее влияние. На секунду ей стало страшно от перспектив их неосознанной безнаказанности. Они ведь действительно всегда творили что хотели, отделываясь максимум баллами и отработками. Смешное же наказание. И если Квиррелла ещё можно списать на самооборону, то с Локхартом сложнее: ведь это именно Гарри и Рон потащили его в Тайную комнату. В качестве живого щита. Ужасно, если задуматься. И сама она поступила с Амбридж не лучше. Да, противная стерва тысячу раз заслужила мучения за свои издевательства над детьми, но разве не понимала тогда Гермиона, что вела её фактически на верную смерть? Путь рациональная часть успокоилась на чём-то вроде «Грохх сумеет её отвлечь, а мы тем временем сбежим», но если серьёзно, то каковы шансы у одного волшебника справиться с самым настоящим великаном, к тому же у волшебника, который даже с фейерверками двух прохиндеев-недоучек разобраться не в состоянии?

— Кто знает, Малфой, кто знает, — севшим голосом ответила Гермиона. — Ладно, будет тебе свидание.