Страница 24 из 42
Стоп, Инди. Займись делом. Он взломал твой телефон.
— Перестань смеяться. Сейчас не время плавать. Сейчас сказать-Инди-почему-чёрт-возьми-ты-взломал-её-телефон и какого-чёрта-тебе-от-меня-нужно-чтобы-вернуть-мою-сестру-назад время.
Фордж не перестаёт смеяться. Некоторое время он вытирает себя насухо, посмеиваясь.
Моя концентрация проходит испытание, потому что, пока он это делает, я каждые несколько секунд украдкой смотрю на его прекрасный член.
Перестань вести себя так, будто прошло десять лет с тех пор, как ты видела член. За исключением того, что почти так и есть. И сейчас мне трудновато.
Я думала, что прошлой ночью во всём виноват виски, но это не так. Это Фордж. Он причина, по которой я не могу ясно думать.
Тогда начни исправлять это прямо сейчас, Инди.
Я глубоко вздыхаю и перевожу внимание от его паха к лицу. Он всё ещё улыбается. Ему нужно срочно остановиться, потому что я не могу справиться с этими прямыми белыми зубами, усмехающимися мне, когда знаю, что под этим клочком ткани спрятан чудовищный член. Я просто не создана, чтобы противостоять подобному искушению. Уменянеттакогосамоконтроля.
«Но я найду его», — обещаю я.
Фордж завязывает полотенце вокруг своей талии, и его взгляд устремляется за меня, где открыт шкаф и наполовину вытащен поплавок спасателя.
— Ты волновалась за меня, мисс Баптист?
Не желая признаваться в том, о чём думала последние пять минут, я сжала губы и попыталась придумать прилично звучащую ложь.
— Я думала, что мне нужна защита на случай, если мне придётся от тебя отбиваться. Это была бы самооборона.
Его губы снова сжались, так что мне действительно нужно, очень нужно, чтобы он остановился.
— Я не знаю, как ты вообще блефуешь в покере, потому что над твоими навыками лжи нужно поработать.
— О, отвали, Фордж. Мой блеф превосходен.
Я приковываю своё внимание к его правому плечу, где с его спины виден намёк на чёрные чернила. Господи Иисусе, у него и татуировки тоже есть. Это просто нечестно.
— Если кому-то из нас и нужно отбиваться от кого-то, мне кажется, это буду я. Ты рассмотрела его достаточно хорошо или хочешь, чтобы я убрал полотенце? — он хватает узел одной рукой. Часть меня хочет сказать ему, чтобы он сбросил его, а затем сел на него прямо там, где мы стоим.
— Я никогда не была фанатом Кракена. Он слишком злой.
Его глаза на мгновение закрываются, когда его грудь снова трясётся от смеха, и я напоминаю себе, почему искала этого человека, прежде чем меня отвлёк монстр между его ног.
— Какого чёрта ты взломал мой телефон? Я отправила тебе…
— Ничего. Ты мне ничего не отправила. Полагаю, ты выпила слишком много и не смогла справиться с е-мейлом. Вместо того, чтобы тратить драгоценное время на ожидание, когда проснётся «Спящая красавица», я сделал то, что нужно было сделать. Поблагодаришь меня позже. — Он проходит мимо меня к лестнице справа. — Я голоден. Если хочешь поговорить, тебе придётся делать это, пока я ем.
Этот чёртов высокомерный ублюдок.
— Какого черта мы покинули Монако? Ты не можешь на самом деле меня похитить! — кричу я, следуя за ним по лестнице. Он останавливается наверху, и я резко останавливаюсь тоже, чуть не наткнувшись на его спину.
Ага. Это татуировка. Традиционный якорь моряка, который только лишь подчёркивает мышцы на его спине. Я опровергаю несправедливость всего этого, когда он поворачивается ко мне лицом.
— Ты можешь уйти в любое время, когда захочешь, мисс Баптист. — Фордж машет в сторону открытого океана. — Вперёд.
— В отличие от тебя, я не плаваю, как рыба.
— Наверное, потому что никто никогда не бросал тебя с борта лодки и не спрашивал, хочешь ли ты жить, — бормочет он себе под нос, когда идёт к автоматическим стеклянным дверям. Я с трудом улавливаю то, что он сказал, пока морской бриз не уносит это.
— Что ты сказал?
Он не останавливается, пока не занимает место за столом в салоне.
— Если у тебя есть особые пожелания к шеф-повару, не стесняйся передать их Дорси. Ей поручено максимально удовлетворять все твои потребности, пока ты на борту, — говорит он, встряхивая белую салфетку и бросая её на колени.
— Цыпочка в тёмно-синем поло и с тёмными волосами, которая ни черта мне не сказала? — спрашиваю я, подходя к столу.
Фордж наливает себе в стакан то, что пахнет свежевыжатым апельсиновым соком, и делает большой глоток, прежде чем ответить:
— Ей не нужно ничего говорить, чтобы выполнять свою работу, а именно убедиться, что у тебя есть всё, что нужно.
— Всё, что мне нужно — немного чёртовой информации. Ты узнал что-нибудь о моей сестре? Ты собираешься помочь мне вернуть её?
Фордж жестом указал на стул напротив него.
— Садись. Ешь.
— Почему ты всегда пытаешься меня накормить?
Его тёмный взгляд путешествует по моему телу, скользя по каждому изгибу, всё ещё демонстрирующемуся в смелом красном платье, которое я надела вчера вечером.
— И ты ещё спрашиваешь? Мне нравятся сиськи и задницы, и я бы не хотел, чтобы ты начала терять свои, потому что я не обеспечивал тебе должное питание.
Мой рот открывается, когда он снимает крышку с дымящейся тарелки яичницы и кладёт её половину на свою тарелку.
— Если ты не хочешь получать ответы на свои вопросы, тогда не садись и не ешь. Тебе выбирать, Индия.
С раздражением я падаю на стул напротив него.
Я веду себя как капризный ребёнок? Возможно. Но этот человек невыносим. Я понятия не имею, как справиться с этой ситуацией, и делаю всё, что могу.
Я не из тех девушек, которым приходится отступать, когда в жизни случаются неожиданности, но это не значит, что я знаю, как обращаться с таким человеком, как Фордж. Его тянет ко мне — это всё, что я знаю, но он может включать и выключать это, как по щелчку пальцев. Очевидно, что он контролирует себя, а я — нет.
Добавляю самоконтроль в свой мысленный список того, над чем нужно поработать, после изложенных десяти тысяч вариантов, как вернуть свою сестру, прежде чем она будет продана с аукциона, как секс-рабыня.
Фордж ест яйца с помощью кусочка хрустящего хлеба, который выглядит абсолютно божественно.
Итак, я могу быть одновременно поражённая и членом, и углеводами. Подайте на меня в суд. У меня есть слабости. Я говорю о своей гордости, позволившей мне украсть кусочек хлеба, когда говорит Фордж.
— Тебе нужно выбрать более сложный пароль для своего телефона. День рождения твоей сестры — довольно очевидный вариант. Это был не столько взлом, сколько правильное решение со второй попытки.
Я смотрю на него.
— Ну, не умник ли ты. Хочешь печеньку?
— Нет, но я бы не отказался от минета из твоего дерзкого рта.
Мои глаза распахиваются, и я блокирую шок, который должен отражаться на моём лице.
— Ты всегда такой грубый? — спрашиваю я, протягиваясь через стол, чтобы взять кусочек хлеба, на который я положила глаз.
— Я вырос на корабле, полном мужиков, которые трахали всех подряд, как только мы добирались до порта. Что скажешь?
Я откусываю кусочек хлеба и жую хрустящую корочку с безумно вкусным мякишем, прежде чем ответить:
— Ты американец, не так ли?
Он на мгновение смотрит на меня, прежде чем кивнуть.
— А ты?
— Согласно своему паспорту — немка. Что забавно, потому что я не говорю ни слова на этом языке.
Его взгляд сужается на мне.
— А как насчёт твоей сестры? У неё тоже есть немецкий паспорт?
— Нет, она родилась в Амстердаме. Наша мама практически протащила нас по всей Европе.
— Чем она занималась?
Я пожимаю плечами.
— Чем она не занималась? Если бы ты спросил её, она бы сказала, что она танцовщица бурлеска, но обычно она просто раздевалась и работала в пип-шоу (прим. пер. Пип-шоу — заведение, в котором посетитель за монету (жетон), опущенную в автомат, может из кабины посмотреть в окошечко на раздетую женщину) и везде, чтобы мы могли оплачивать счета. Она научила меня, как обчищать карманы, когда мне было восемь лет, и она забеременела Саммер. Она думала, что не сможет платить арендную плату. Но, как оказалось, у всех есть свои причуды, и ты можешь зарабатывать приличные деньги, раздеваясь, когда ты беременная цыпочка.