Басурманин. Дикая степь

Завидя своего любимца, Владислав приободрился.

– И то верно, – вскочил в седло княжич. – Мы собирались до холма проехаться, да с булавами порезвиться.

И стеганув Буяна хлыстом, сорвался с места.

– Придержи своего коня, княжич. Экий ты, скорый, – преградил путь Ивач.

Буян недовольно заржал и взвился на дыбы. Княжич прижался к шее коня и что-то зашептал своему любимцу. Молодой жеребец еще раз взбрыкнул и успокоился, встав как вкопанный.

– Князь Мстислав не велел без верховых выезжать. Не спокойно вокруг.

Перехватив удила и погладив гриву, сотник недовольно воззрился на княжича. Двор постепенно заполнялся верховыми.

– Ну, скоро ли? – нетерпеливый возглас потонул в шумных речах воинов.

– Выезжаем, княжич! – скомандовал Ивач, и небольшой конный строй выехал с княжеского двора.

Лишь только всадники покинули главные городские ворота и выехали на мост через ров, княжич, взмахнув хлыстом, и быстрее ветра помчался к холмам.

– Вот же, неугомонный, – выругался сотник. – Вернется князь, все ему поведаю. Пусть охладит буйную голову.

Лихо стегая коней, всадники пустились вдогонку за княжичем.

Ветер теребил длинные волосы на непокрытой голове. Владислав то и дело подгонял жеребца. Он любил скакать наперегонки с ветром. Да и Буяну нравилась безудержный лихой бег. Он летел как на крыльях, проносясь мимо пеших и конных, спешащих в город по дороге. Выехал в поле. Один холм. Второй. Овраг. Перелесок. Пригорок. Луг.

«Вон на том холму они меня догонят», – подумал Владислав, – «Дальше мне ни разу еще не удавалось от них ускакать».

Княжич во весь опор несся к заветному холму. Обычно, его поджидали уже у подножья. Но в этот раз воины явно отстали. Буян лихо взлетел на вершину и… мордой к морде столкнулся с конем Ивача, дожидавшегося его на вершине.

– Я скажу о сем бездумном поступке боярину и воеводе, а потом и твоему батюшке, княжич, – голос наставника был суров.

– Ивач, ну не серчай! Тебе ведомо, как нам с Буяном любо по холмам скакать, да в гриву и вихры ветер вплетать. Не тревожь князя, пустое. Слово даю, до возвращения крестного и батюшки я буду кроток.

Синие как озера глаза княжича, казалось, заглядывали в самую душу воина. Всем известно было, что княжич был честен, прилежен в учении и охоч до разных ремесел. Все знали, что он редко просит милости для себя, но часто заступается за воинов, конюших и деревенских. И в том не было ни у кого сомнения, что слову его можно верить.

– Смотри! Ты слово дал. А слово княжеское держать должно! – поучающе сказал Ивач и отвернулся, чтобы Владислав не заподозрил потепление в душе старого воина. – Возвращаемся.

– Ивач, а как же булавы? Ты обещал.

Наставник с укором посмотрел на княжича.

– Ну, что с тобой поделать. Коли обещал, слово свое сдержу.

Светило клонилось к закату, когда Рязанцы достигли реки, где на передышку стал посольский обоз Черниговского княжества.

– Здрав буде, Яр Велигорович! – вышел встречать боярина посол.

– И тебе не хворать, посол Черниговский! – кряхтя, спешившись, отвесил поклон боярин Магута.

– Не чаял я, что встречать меня в чистом поле будут. Али обиду какую на меня князь Мстислав Игоревич держит? Али грех за мной какой ведаешь?

– Что ты, Савва Игнатьевич! Нет меж нами никакой хулы, никакого злословия. А встречать в поле я тебя пришел, потому как нет в Рязани князя Мстислава. В Муром отправился четыре дня тому. На совет отбыл, по границам с землями басурманскими. Совсем булгары, половцы, да прочая нечисть инородная распоясались. Жгут почем зря деревни да пастбища, нападают на вольных купеческих и торговые караваны.

– Да, дерзок, нонче, басурман стал! Наши границы едва успевают от набега к набегу укрепить.

Боярин понимающе кивнул.

– Крестник мой, княжич Владислав, что сейчас за князя Мстислава в Рязани сидит, повелел встретить посольство, да в Муром сопроводить. Там все и порешаете.

– И то дело, Яр Велигорович. Так-то оно вернее будет. Да и с Ростовским князем встретиться есть нужда. Вот всех в Муромском тереме и застану.

– Ивач!

Едва только рассвело, Владислав прибежал в кузню, в надежде, что старый воин и друг на него больше не сердится.

– Мы сегодня поедем к перелеску? И мечи с рукоятками, что косы, дай. Обещал, чай! – в голосе чувствовалось нетерпение и решимость.

– Вот Федор-то обрадуется, что ты ради дела ратного свитки забросил, – с укоризной покачал головой Ивач.

– А вот и нет. Федор рад будет, что я в палатах не сижу, а на солнышке в делах ратных уму разуму набираюсь.

Глаза воина нежданно-негаданно встретились с глазами княжича. Ивач смутился – опять эти синие глаза-озера.

«Вот же охальник! Коли был бы…»

Осекся Ивач, устыдившись мыслей своих, встряхнул головой и крикнул подручнику вглубь кузни.

– Гридя, возьми полдюжины верховых, поупражняйтесь с княжичем в бою у речки. У меня дел порядком. Но дальше за перелесок ни ногой.

Что-то в голосе старого воина настораживало: то ли тревога, то ли немой укор за горячность молодецкую. Что бы это ни было, отказаться от затеи Владислав не мог, да и не желал.

– Ну, княжич, ты как всегда скор. Не успел конюший оседлать Буяна – ты уже в седле.

Ивач стоял в сторонке и с гордостью наблюдал за сборами. Лихо же его воспитанник вскочил в седло. Сам учил.

– А чего медлить-то? Скорее бы уже.

Княжич усмехнулся. Конь под ним перебирал ногами и выказывал такое же нетерпение, как и его наездник.

Утро выдалось на редкость теплым и безветренным. Светило, уже вставшее из-за городских стен и озарявшее окрестности своими яркими лучами, начало припекать. Но со стороны казалось, будто воины то ли стужи ждали, то ли бой готовились принять. Плотные рубахи, поверх которых были надеты тяжелые кольчуги, поножи и наручи, шлемы на головах и бармицы. Тяжелое снаряжение не мешало привычным ко всему дружинникам цеплять к седлам щиты и булавы, легко взбираться в седло, перекидывая через колени мечи.

Вскоре малая дружина был уже у реки.

– Не успел спешиться, а уже мечи в руках? – усмехнулся Гридя, глядя как Владислав лихо управляется с двумя мечами. Витые косами рукояти новых клинков ладно лежали в ладонях, словно кузнецы именно для княжича их ковали.

– Щит возьми для порядку. Хитрость одну тебе покажу.

– Я по первой на мечах биться желаю, – повелевающим тоном возмутился княжич, возвращая один из мечей в ножны и наблюдая, как Гридя отстегивает свои булавы.

Став напротив, ратник, улыбаясь, поманил княжича на себя.

– Защищайся, басурман! – закричал Владислав и кинулся на подручника.

Ратники дружно рассмеялись, а Гридя одним ударом булавы выбил из рук нападавшего щит.

– В ратном деле, княжич, – заговорил воин строго, отчего смех тут же прекратился,– мало умения размахивать мечом. Надо еще и головой думать. А то ненароком без нее остаться можно.

Голос Гриди был сдержан и тверд. Молодые воины притихли, внимательно вникая в наставление.

– Я понял. Буду стараться не расстаться с головой.– улыбнулся Владислав и нанес крепкий удар мечем, выбив булаву из рук наставника.

– Погодь! – остановил ученика Гридя. Что-то в этой царящей вокруг тишине его настораживало. Он нервно огляделся по сторонам. Ничего. Все тихо.

– Почудилось тебе, али померещилось? – услышал он звонкий голос княжича.

Гридя не ответил.

– Продолжим?

Две лучины успели бы истлеть, пока бились княжич и его наставник, так все ладно у них получалось. И еще столько же истлело б в нешуточном бою с другими ратниками, если бы младший из воинов не заметил одинокого всадника.

– Это что за гость к нам? – кивнув подручнику, указал он в даль.

Гридя весь напрягся как тетива тяжелого лука.

– Не ведаю. Мне в который раз уже мерещится, что из перелеска за нами смотрят.

– Пустое. Притомился ты, ратуя. Разморило на солнышке, вот и мерещится не пойми чего, – хохотнул другой ратник.