Анискин и Боттичелли

- Об этом не заботьтесь... Все ли поняли, гражданин Григорьев?

- Понял! Сделаю, как велите...

- Превосходно! Однако учтите, что вы... Вас тоже задержат.

Матрос поник, посерел.

- Ждите дальнейших распоряжений на улице, возле дома. Посидите на скамейке...

Матрос не успел дойти до дверей, как в них постучали. Получив разрешение, вошел директор школы Яков Власович - несчастный, согбенный, даже, ей-ей, постаревший, так как забыл побриться.

- Садитесь, Яков Власович, садитесь, мил человек! - подставляя удобный стул, заторопился Анискин. - Сядьте, сядьте, найдем ваши иконочки!

Качушин, встав и подойдя к директору, крепко и дружески пожал ему руку.

- Здравствуйте, Яков Власович!

- Рад приветствовать вас, Игорь Владимирович! Варвару-великомученицу тоже украли...

Капитан райотдела подошел к выложенным и взгроможденным на подоконник иконам, взглядом попросил Якова Власовича приблизиться. Тот быстро вскочил, подбежал, но еще на бегу Анискин его оберег от разочарования.

- Это еще пока не ваши иконы, Яков Власович, - ласково сказал он. Это пока поповские, а ваши мы со дня на день найдем...

Качушин сказал:

- Нуждаемся в вашей компетентном консультации, Яков Власович... Посмотрите на иконы и скажите, лучшие ли, самые ли ценные неизвестный преступник отобрал для отправки в Ромск? Правда ли, что неизвестный большой ценитель древнерусского искусства? Наденьте перчатки...

Глаза директора школы мгновенно прояснились, лицо помолодело; он такими бережными и волнующимися руками начал перебирать иконы, какими убеленный сединами профессор-филателист пинцетом кладет редкую марку в альбом.

- "Борис и Глеб"! - благоговейно произнес директор. - Третьяковская галерея сочтет за праздник акт получения такой иконы. - Охо-хо! Спаситель в терновом венце... Божья матерь, примерно семнадцатого века! Что? Девять икон из четырнадцати украденных? Две подброшены, три... Да, да! Отсутствуют иконы сомнительного достоинства... Преступник непременно и категорически знаток. Мать моя, иконы проложены тонким поролоном и специальной влаго- и воздухозащитной пленкой! Он - коллекционер, и коллекционер громадного размаха! Игорь Владимирович, пишите уверенно: знаток.

По Оби - широкой и солнечной - мчался корабль на подводных крыльях, "Метеор". На палубе стоял матрос Григорьев. С берега на него смотрели Качушин, Анискин и Яков Власович. Скоро, то есть почти в считанные секунды, "Метеор" превратился в точку, потом - еще быстрее - исчез из поля зрения.

- Иконы и вещественные доказательства я передал с капитаном "Метеора", - сказал Качушин. - Будет произведено всестороннее исследование...

- Изотопами? - живо заинтересовался Анискин. - Или лучами, которые рентгеновски?

- Всесторонне, Федор Иванович, - ответил следователь. - Думаю, надо скорее возвращаться. Следует произвести официальный запрос на всех четверых подозреваемых - образование, истинное место рождения, связи с коллекционерами икон и нумизматами.

Яков Власович внезапно сделал догоняющее движение в сторону исчезнувшего "Метеора", забеспокоился чрезвычайно.

- Как бы у матроса иконы не украли! - воскликнул он.

- Вам-то что? - удивился Анискин. - Иконы-то - поповские!

- Как что? - всплеснул руками директор. - Может пропасть народное достояние.

Анискин примолк, глядя в пустой купол безоблачного неба, наконец пробормотал огорченно:

- Народное достояние? Эх, еще не все понимаю...

Анискин ввел Качушина в комнату, в которой когда-то жила дочь Зинаида, и все здесь напоминало о ней - портрет на стене, стеллаж с отлично подобранными книгами, большое зеркало-трюмо. Пышная кровать была расстелена, горел зеленый торшер для чтения, и Анискин сразу же показал на стеллаж.

- Ты, Игорь Владимирович, книги-то без спросу бери, - сказал он. - Ты без книги, я уж знаю, не заснешь!

Следователь благодарно улыбнулся.

- Спасибо, Федор Иванович! Но у меня - другое чтение... - Он вынул из своего крошечного чемодана книгу, положил ее на тумбочку возле кровати. Надо по делу почитать, Федор Иванович.

Анискин взял книгу, посмотрел на обложку и прочел:

- Владимир Солоухин. "Черные доски"... Про иконы?

- Да, Федор Иванович...

Участковый поскреб в затылке, покосился на Качушина.

- Может быть, и мне почитать, что ли, как вы закончите.

- О чем речь, Федор Иванович, завтра получите книгу...

- Ну, спокойной ночи!

- Спокойной ночи, Федор Иванович!

Ночь. Своей скрытой тропой к тайнику пробирается человек, высокий, с бородой, в перчатках, черных очках, поднятых на лоб. Шагает осторожно, на ногах - чехлы, конечно, надеты, одной рукой бережно прижимает к себе две упакованные иконы, в другой руке - палка, сучковатая, толстая. Неизвестный едва-едва прикасается ею к земле. У него вид предельно счастливого человека,

Открывается тайник, неизвестный сидит к нам спиной, хорошо освещенный лунным светом. Руки в перчатках - руки искуснейшего хирурга. Вот он закрывает тайник, поднимается, пятясь уходит... О, ужас! Сучковатая палка остается прислоненной к могучему дереву, отполированная до блеска временем и руками, светится золотой загогулистой линией.

- Старик, старик, - пятясь от сокровищницы, шепчет неизвестный. Знал бы ты, дед, что продал за пятерку!

Ночь постепенно переходит в утро. Сладко спят на полу, на толстых матрацах Евгений Молочков и Юрий Буровских. Под подушкой у второго стопка из шести икон. Оба сладко и смачно посапывают.

Быстро, как зверина, просыпается бригадир. Открыв глаза, сразу делается свежим, бодрым, готовым к немедленному действию. Не думая и не заботясь о сне соседей, гремит чем попало, скрипит половицами, бренчит дужкой ведра, из которого жадно пьет воду.

- Четыре! - отрываясь от ведра, прокричал бригадир. - Это вам не в колхозе - до десяти у меня не поспите!

Поднимаясь, еле еще продирая глаза, Юрий Буровских ворчит:

- В колхозе не в десять поднимаются - в семь... А мы что, не люди? Жаден ты, Иван Петрович, как поп...

Бригадир волчком повернулся к гитаристу, ощерился снова по-звериному.

- Поп? - зарычал он. - Поп, говоришь? Я жаден, а кто у попа и директора иконы украл? Ты - подлец, грабитель, ворюга. Я жаден, да работой, а ты... Шестью иконами глаза Анискину отводишь... - Он призывающе обратился ко всем. - Чего молчите, чертовы работнички?! Если шабашник воровать начнет - кончилась наша сытая жизнь. Нанимать не будут, по миру пойдем с протянутой рукой...