Страница 5 из 7
Вечность
Снова выпадут три карты,
шелестя на край стола,
будут Сартры, Бонапарты,
свечи, кровь, колокола…
Ось земная не сотрётся,
время не метнётся вспять,
будут встречи у колодца,
повторится всё опять.
Лето
Луговой кузнечик -
лета менестрель,
поёт с утра до вечера
его виолончель.
Дурманом трав навеяны
мелодии без слов,
они в траве рассеяны,
где прячется любовь.
Найду её желанную,
сплету из слов венок,
чтоб трав согрело пьяное,
душистое вино.
Осенней ночью стылою
сниму венок с гвоздя,
опохмелюсь унылой я
мелодией дождя.
Луна
Круглолица и бледна,
под глазами тени,
бродит по небу луна
словно привидение.
Ночи стали холодны,
тишина отрадою,
и, как слёзы у луны,
звёзды в небо падают.
Карусельные лошадки
Карусельные лошадки,
им не надо фуража,
резво скачут без оглядки:
«Берегись на виражах».
Им к сезону красят ноги,
вместо новеньких подков,
нет у них другой дороги,
нет любимых седоков.
И не ржут и не мигают,
лишь колёсики шипят,
целый день они катают
на своей спине ребят.
А ведь хочется сорваться,
чтоб из шага, прям в галоп.
после, в речке искупаться,
да мешает кнопка «Стоп».
Весна
Целует солнце нос и щёки,
а ветер кружит сарафан,
и флер, таинственный и лёгкий,
влечёт в беспечный нас роман.
Он, как весенний сон наивен,
пьянит, как свежее вино,
его наутро смоет ливень,
а ветер унесёт в окно,
оставив в памяти веснушки,
дух свежескошенной травы,
и шелест плачущей листвы,
да рыжий волос на подушке.
Вечеря
Кому-то даст Господь ума,
кому-то красоты,
писатель сядет за роман,
дьячок прочтёт псалтырь.
Молиться будет злату Крез,
а нищий медякам,
и каждый понесёт свой крест,
на суд последний в храм.
И там, в заоблачной тиши,
где всяк пред небом гол,
на всех горбушку раскрошив,
за общий сядем стол.
Кошка
На солнце греется кошка,
щурит глаза с поволокой,
за воробьём под окошком,
недремлющим следует оком.
А там – воробьиная свалка,
за хлеба сухую корку,
кошке корку не жалко,
от корки ей мало толку.
Да и от пичуг галдящих,
один только шум да гам.
Их счастье – помойный ящик,
как и помойным котам.
У неё ж молоко из блюдца,
пусть старого, но с ободком.
Воробьи из-за корки бьются:
ну разве сравнишь с молоком.
На солнце дремала кошка,
и вздрагивала во сне.
Снилось ей детство в лукошке,
а может быть, сны о весне.
Июльский дождь
Нахмуренная, чёрная, как сажа,
пятном чернильным растекаясь в небесах,
свисала туча с крыш многоэтажек,
как пена после пива на усах.
В пространстве узком, меж землёй и тучей,
парит, как в бане липкой духотой,
застыло время, стало медленно-тягучим,
течет лениво струйкою густой.
Рванули ветры сквозняком со всех сторон,
подняв опавшую листву до самых крыш,
срывая с веток перепуганных ворон:
в одно мгновение вдруг воцарилась тишь.
Светло, как днём, улёгся ветер обессилен,
вокруг всё замерло, предчувствием томясь,
разверзлись хляби и из тучи хлынул ливень,
дождём смывая накопившуюся грязь.
Остатки тучи, налетев кромсали ветры,
по стёклам вымытым, по солнечным лучам,
ломая свет на радужные спектры,
июльский дождь по крышам застучал.
Запах свежескошенной травы
Когда захлёстывает грусть,
и сыт от истины в вине,
на миг зажмурюсь и очнусь,
в забытой памятью стране.
Там ветер шепчется с листвой,
роса блестит из паутин,
и пахнет скошенной травой,
с букетом споря лучших вин.
Река в слезах плакучих ив,
их утешают облака,
мальчишки, рыбы наловив,
её сажают на кукан.
В ночной купаемся реке,
с тобой, в чём мама родила,
и строим замки на песке,
пока милуются тела.
Я прихожу сюда во сне,
когда накатывает грусть,
забыв об истине в вине,
я в речку эту окунусь.
Потом, до первых петухов,
от звёзд нас спрячет сеновал,
там, не спускаясь с облаков,
тебя во сне я целовал.
Весеннее
Лизнуло солнце подоконник
через окошко в облаках,
я протянул к нему ладони
и весь насквозь весной пропах.
А окна в облаках все шире,
сосульки тают на глазах,
теперь весна во всей квартире,
и на полу, и на стенах
Женщинам
Вуаль прищуренных ресниц,
с плеч ниспадающая шаль,
как сонм нечитаных страниц,
недосягаемая даль.
Вполоборота полувзгляд,
за полусловом – полувздох,
без слов глазами говорят,
чем настигают нас врасплох.
В запасе – редкие слова,
немного их – всего лишь три,
от них кружится голова,
и всё сжимается внутри.
Тех слов становишься рабом,
за них всю жизнь отдать готов,
гордишься в возрасте любом,
ношеньем сладостных оков.
Весенние сны
Май девам оголил колени,
надев весенний им наряд,
в нас пробуждая вожделенье,
к себе приковывая взгляд.
И ни пройти, и ни проехать,
нам мимо этой красоты,
и, чтоб скорей достичь успеха,
мы дарим женщинам цветы.
Их принимают благосклонно,
улыбкой нам сердца согрев,
и поцелуй воздушный с трона,
нам шлют, как милость королев.
Нас тешат тайною надеждой,
что муки наши не зазря,
и, что весенние одежды,
падут, как лист с календаря.
Осенний сплин
Осень – время для раздумий:
ночь, свеча, камин и грусть,
ожиданье новолуний,
слов, знакомых наизусть.
Всё, что радовало летом,
вдруг окажется пустым.
ночь исчезнет незаметно,
в закаминную пустынь,
чтоб задув свечи огарок,
догорающий камин,
сном укрыв, как пледом старым,
погрузить в осенний сплин.
Осенние метаморфозы
Сгорело лето,
рассвет промозгл и стыл,
из-за листвой ещё вчера шумящих веток,
в рассветной дымке,
траурным буклетом,
взлетели в небо церковные кресты.
А писк птенцов
сменил вороний грай,
не радует уж свет резной наличник,
ход жизни нарушая мой привычный,
от солнца рано уходящего за край.
Ну, здравствуй осень,
ты, как всегда нежданно,
вошла сквозь окна, а не через дверь.
Не ждал я вовсе,
что с утренним туманом,
тоска крадётся, вслед за ним в постель.
А небо станет пасмурным и серым,
и дождик будет до зимы в окно рыдать,
плясать по крыше, как на голом нерве,
и настроенье по ночам – дождю под стать.
Смолк телефон:
наверно простудился,
кошмар медийный страшнее, чем война,
а почтальон,
как электрон у Бора Нильса,
сошёл с орбиты, перебрав в пути вина.
Ах осень, смилуйся,
повремени немного,
дай сил отвыкнуть от летнего тепла,
все чувства в минусе:
знаменье эпилога,
мне выжгло лето видно чувства все дотла.
И осень рыжая,
сменила гнев на милость,