Страница 3 из 7
до смерти душу детскую,
дав ей судьбу дурацкую,
покинуть землю с болью,
оставшись молодым.
И поэтому в ночи осенние,
клён опавший завидя в окне,
лачет Русь по Серёже Есенину,
"золотыми звёздами в снег".
В. С. Высоцкому
Боль за сгнивший наш порядок
ты хрипел.
Быть с тобой хотел я рядом,
не успел.
Вены вздыбились на шее
и на лбу,
предвещая нам нелёгкую
судьбу.
А на кухнях наших маленьких
квартир,
с этим хрипом зарождался
новый мир.
Нашей совести поднялся
потолок,
осветив наш самый тёмный
уголок.
Пел о дружбе, о хорошем
и плохом,
жизнь улучшить Ты хотел
своим стихом.
И в Париже, и в узбекском
Чирчике,
песни пел на чисто русском
языке.
Мир изменится и канут в век
года,
в сердце нашем Ты остался
навсегда.
Кошкина молитва
У кошки бездомной орава котят:
цена легкомыслия в марте,
она не жалеет о прошлом, хотя,
ей снится подвал на Монмартре.
Подвальчик на солнечной стороне,
где даже и осенью сухо,
а рядом скулит не на русский манер,
такая же, только сука.
Лижет французским своим языком,
щенят, постигающих Фрейда,
незрячим, впитаются в кровь с молоком,
инстинкты любить без апгрейда.
Хоть в кровь им изгрызли потомки сосцы,
и тощие пуза отвисли,
обе не ждут ни Харибд и ни Сцилл,
повсюду и ныне и присно.
И молится кошка незримым Богам:
за всех обездоленных мантра,
за суку с Монмартра и кошек с Багам,
и за повторение марта.
Свобода
Бьётся рыба на крючке,
бьётся бабочка в сачке,
а на шее бьётся жилка,
тесно ей в воротничке.
Вся надулась от натуги,
аж в глазах поплыли кр‘уги,
и дрожмя дрожат поджилки,
как в горячечном недуге.
Распустил я воротник,
воздух в грудь мою проник,
я, как птица на свободе,
словно узник без вериг.
Скучно без воротничка,
скучно рыбе без крючка,
жилке ровно биться скучно:
спит, как скрипка без смычка.
Донага разделся, гол,
но в душе царит раскол,
а свобода где-то рядом,
без претензий на престол.
Строг наряд её и прост,
с ней коса на всякий рост,
и не давит шею ворот
ожерелие из звёзд.
Кофе в постель
Любишь ты кофе в зёрнах,
непременно ручной помол,
с пенкой чтоб был и чёрный,
чтоб дух ароматный шёл.
Впотьмах, обжигаясь об турку,
я тебе сочинял мадригал,
куплет напевал про Мурку,
а кофе всегда убегал.
Как мираж появлялась на кухне,
ты в сонном ещё забытье,
казалось, что мир весь рухнет,
растворится в небытие.
Пьянил в полумраке твой профиль,
озноб ниспадавших бретель,
я спешил отвечать на Голгофе,
за кофе сбежавший…, в постель.
Приметы осени
Приметы осени ещё не режут глаз,
их август скроет жаркими деньками,
упрятав в память тысяч фотокамер,
на снимках лета, в профиль и анфас.
И лишь разглядывая фото из альбома,
заметишь первые морщинки на лице,
глаз выражение, доселе незнакомое,
как баритон, сорвавшийся в фальцет.
Там лёгкий иней в бронзовом окладе,
на летнем солнце по осеннему блестит,
напоминая о грядущем листопаде,
и я, несущий молодость в горст'и.
Жизнь
Туманное утро,
блеснула росинка в траве,
и в дымке рассветной
слил‘ась с облаками.
их ветер попутный,
помчит, словно стадо овец,
чтобы пасть неприметной,
дождинкой на камень.
Заутреня
Мне в окно заутреню
воробей чирикал,
чтобы радовался дню
и делам великим.
Чтобы солнцу был я рад
и весны приходу,
майский чуял аромат,
даже в непогоду.
Воробей не соловей:
он глаш'атай буден,
с песней утро веселей
и подьём не труден.
Буду до заката дня
помнить ту молитву,
стал понятен для меня
слог её нехитрый.
Завтра
Громко спорят за окном
воробьи с синицами,
на дворе ещё темно,
но уже не спится им.
Первый утренний трамвай
зазвенит азартно,
разбудив вороний грай,
и наступит завтра.
Осенний блюз
Осень своё отплакала,
сняв наряды до лучших времён.
Их оденет она не для всякого,
а только для тех, кто влюблён.
Лишь для них будут кудри берёзок,
о встрече шептать на ветру,
осень их сохранит до морозов,
а метель им наденет фату.
Даст зиме в чёрно-белых одеждах,
брошь на память из алых рябин,
как гвоздик на ковёр белоснежный,
снегирей красногрудых рубин.
Обещай ты мне осень спасение,
грусть закутай теплей в тишину,
чтобы сны мне приснились весенние,
несмотря на мою седину.
Плачут ивы да берёзы
Плачут ивы да берёзы,
шепчут, жалуясь реке,
та вбирает бабьи слёзы,
и вплетает в свой букет.
Слёзы девичьи добавит,
смастерит из них венок,
по течению отправит,
тем, кто в жизни одинок.
Удачный день
Удачный день:
ни писем,
ни звонков,
лишь за окном,
беззвучна
и печальна,
из снега сень,
как биссерный,
покров,
а в горле ком,
колючий,
от молчанья.
Быть одному,
забыться
от сует,
перелистать
вопросы
и ответы,
чтоб самому,
в страницах
прежних лет,
себя узнать
мог по простым
приметам.
Смолоть гордыню
в самоедства
жерновах,
врагов простив,
друзей узнать
по новой,
в пустыню
бегство -
лишь одни слова,
миф
мир обнять -
задача без условий.
Дав смелости,
простить
себя уму,
ничем не скован,
совершить
готов я грех,
в тот день хотелось,
побыть
мне одному,
чтоб после снова,
любить
безумно всех.
Моему Ангелу
Ангелы живут без расписаний,
без часов, и без календарей,
они не выбирают нас заранее,
но и не ждут покорно у дверей.
Не ведут подсчёты добрых дел,
но и не терпят вольностей однако,
а ищут тех, кто по уши в беде,
надеясь лишь на знаки зодиака.
Когда душа моя окажется у края,
а позади все сожжен'ы мосты,
мой Ангел вдруг спускается из рая,
невинной не стесняясь наготы.
Меня согреет он и телом и душой,
прочь отодвинет беды и сомненья,
боль укротит любовной анашой,
что на мгновенье застывает время.
И я, проснувшись утром спозаранок,
забыв про горечь жизненных потерь,
бегу на кухню, ещё от ночи пьяный,
готовить кофе Ангелу в постель.
Стоп-кадр
Я свой фильм про ад,
прокручу назад,
отмолю свой грех,
и за тех,
кто ушёл за край,
раньше срока в рай,
жизнь прожив насп'ех,
всё успев.
Кадр остановлю,
там, где я люблю,
где к грехам мой Бог,
не был строг,
и, вздохнув шагну,
отмолив вину,
через пару строк,
за порог.
Чужая боль
Чтобы понять чужую боль,
придётся заново родиться,
чтоб в чьей-то шкуре очутиться,