Страница 2 из 23
Орочий отряд развернулся, командиры что-то зычно заорали, спешно перестраивая ряды… но поздно, слишком поздно. Конная лава смела первые ряды орков, врубившись в них на полном скаку. Те дрогнули, но устояли, хоть и смешались. И тогда Халет выскочила за частокол и закричала своим:
— Вперёд! Вперёд! — и первой бросилась в бой. Халадины поняли её правильно — и орков зажали с двух сторон силами выживших людей и подоспевших эльфов.
Алый всполох мелькнул где-то совсем рядом, и Халет успела заметить орка, замахнувшегося подрубить коню эльфийского вождя задние ноги. Орк рухнул с застрявшим в шее мечом — Халет дёрнула раз, другой, и всё же вытащила клинок из обмякшей туши. Эльфийский предводитель развернулся к ней, поймал взгляд — и чуть заметно кивнул. Она усмехнулась. И успела даже подумать — как ему только не мешает этот красный плащ? Потом снова стало не до праздных мыслей.
*
Всё было кончено быстро, даже слишком. Не успевшие перестроиться орки, ослеплённые вдобавок восходящим солнцем, оказались зажаты между эльфами Карантира и смертными — и не продержались даже часа. Когда встало солнце, на поле боя не осталось ни одного живого воина Моргота.
Спешившись и отпустив умницу Нарэ к воде, Карантир снял шлем, тряхнул волосами и, наскоро обтерев меч от орочьей крови, вложил его в ножны. День обещал быть не по-осеннему тёплым, и пот уже заливал глаза. Самое время было снять опостылевший доспех и напиться — но прежде стоило разобраться со смертными.
Их предводитель нашёлся быстро — и, к удивлению, оказался женщиной. Той самой, что первой бросилась в атаку, завидев подкрепление. И той самой, что не дала орку добраться до Нарэ. У него бы вряд ли получилось, конечно, но это был тот самый случай, когда проверять совсем не хотелось.
Женщина подошла ближе, и за ней осторожно потянулись выжившие воины-аданы. Из-за частокола, сооружённого явно на скорую руку и служившего людям укрытием, выглядывали женщины, дети и… должно быть, это и были старики — странного, отталкивающего вида люди со сморщенными лицами и стального цвета волосами. Но сейчас не время было думать об особенностях возраста аданов.
На предводительнице людей был тот же простой кожаный доспех с нашитыми металлическими пластинами, что и на большинстве остальных воинов. Круглый шлем с металлическим наносником она сняла, но её покрывал такой слой крови, грязи и копоти, что черты лица и цвет волос можно было лишь угадывать. Только глаза сверкали — серо-зелёные, как дикий камень. Чтобы встретиться взглядом с Карантиром, женщине приходилось высоко вскидывать голову — ростом она доставала ему до плеча. Но смотрела без страха, даже с вызовом. Интересно.
Он протянул ей руку:
— Карантир, — пожалуй, это имя произнести будет проще, чем отцовское, а на каком языке говорить с людьми — пока было неясно.
Она ответила уверенным и по-мужски сильным рукопожатием:
— Халет, — чуть хрипловатый голос, непривычно резкое, хлёсткое имя, удивительно ей подходящее. Интересно, обычное ли это дело для людей — женщина-предводитель? Финрод наверняка знал, но Карантир скорее согласился бы сыграть с Азагхалом в “Кто кого перепьёт?” и терпеть потом насмешки от него и братьев (потому что проиграл бы, конечно, — Азагхала не мог перепить ни один эльф, даже нолдо, даже сын Феанора), чем спросил совета у сыночка Арафинвэ.
— Ты говоришь на квенья?
Женщина нахмурилась, явно не понимая, а потом ответила на синдарине — правильно, но с таким чудовищным акцентом, что Карантир поморщился:
— Ты нас спас, вождь эльдар Карантир. Спасибо, — и кивнула. Не поклонилась, не отвела взгляда.
— У наших народов общий враг, — он скосил глаза на труп одного из орков.
Синдарин, значит. Как сын своего отца, Карантир не мог не выучить язык эльфов Белерианда, даже если не собирался на нём говорить. И, надо же, пригодилось.
Среди эльфов жертв не было, лишь трое были легко ранены, а вот людей полегло немало. Как вскоре стало понятно, орки напали на поселения людей недалеко от истоков Аскара, где они селились в виду Гномьего Тракта, и гнали до самого впадения в Гелион.
— У нас не было единого вождя, — с трудом подбирая слова, проговорила Халет, — но мой отец объединил, кого смог. Если бы не он — мы бы погибли все гораздо раньше. А если бы не ты — погибли бы сегодня.
Людей и так выжило, считая детей, не более пяти сотен — едва треть от прежнего числа, а воинов среди них было и того меньше. Выжившие вместе с эльфами Карантира уже уносили с поля боя тела погибших людей, а орочьи трупы скидывали в кучу в стороне, чтобы потом сжечь.
— Твой отец…
— Погиб. И брат. Я осталась.
— Сочувствую твоему горю, — ответил Карантир вполне искренне. Он знал, каково это — терять родных.
— Они умерли свободными и в бою, — ответила Халет. — Это хорошая смерть. Но это смерть, и я благодарна тебе за то, что она забрала не всех.
*
Эльфы Карантира помогли выжившим людям племени устроить временный лагерь вблизи брода, который назывался Сарн Атрад. Вождь даже распорядился доставить из эльфийских поселений припасы и кое-какой скарб, а также прислал целителей для раненых. Халет растерялась от такого — ответить на это людям было нечем, поскольку своего имущества у них почти не было, а что было — эльфам едва ли могло пригодиться. Когда Халет попыталась об этом сказать, Карантир только отмахнулся, повторив:
— У нас общий враг.
Он был странный, этот владыка, которого другие эльфы звали лорд. Лорд Морифинвэ. Халет учила язык лесных эльфов, что жили на юге, и понимала хорошо — лучше, чем говорила сама. Имя лорда звучало… странно. Но, глядя на него, нетрудно было понять, откуда оно взялось: глаза у него были серые, почти серебряные, с отблеском того же света, что у всех эльфов из-за Моря. Но в глубине зрачков будто горел тёмный, багровый огонь. Огонь факелов в ночи. Халет совсем не хотела знать, откуда этот огонь. Ей хватало того, что лорд Морифинвэ Карантир спас её людей от Того-Кто-Ходит-Во-Тьме и предложил помощь.
А помощь была нужна — хоронить павших, кормить выживших, лечить раненых… Рук не хватало, сил не хватало тоже, еды не было вовсе, и без эльфов пришлось бы туго. Хотя о чём она — без эльфов не было бы нужно уже ничего.
Стоя над телами отца и Халдара, ещё не омытыми, в порубленных доспехах и потёках крови, глядя на их остекленевшие мёртвые глаза и серые лица, Халет, наверное, впервые в своей сознательной жизни хотела упасть на землю, забиться в истерике, раздирая лицо ногтями, и не плакать даже — выть по-звериному, на одной ноте. Не раз и не два она видела смерть, не раз и не два несла её другим, но всё это были просто люди и просто орки, не её семья. Мать умерла в родах, её Халет не помнила и не могла ощутить потери…
Оставшись без отца и брата, она чувствовала себя маленькой девочкой, потерявшейся в лесу. Такое и впрямь было в её детстве, когда они с Халдаром, не послушав отца, сбежали, чтобы найти эльфийское сокровище, и заблудились. А потом потеряли и друг друга. Маленькой Халет, впервые в жизни оставшейся в полном одиночестве в незнакомом огромном лесу, было очень страшно. Она не плакала — отец учил её быть сильной, и она была, — но чувство одиночества, потерянности и ненужности буквально оглушало. Лесные шорохи и звуки казались зловещими, чудовища мерещились в тенях. Кричать она боялась, плакать — нельзя, и Халет просто шла, сама не зная куда, потому что всё, что она могла, — идти. Куда-нибудь.
Их с Халдаром тогда нашли и вывели лаиквенди — эльфы Оссирианда, непредсказуемые и опасные, как сам лес. Халет знала, что их надо бояться, так говорили все взрослые, даже отец, — но ей почему-то не было страшно. Она помнила того эльфа, который вывел её к опушке — высокий, с очень длинными снежно-белыми волосами, заплетёнными в сложные косы, в одежде цвета листвы, с луком и кинжалом. Он хмурился грозно, но глаза были совсем не злые. А ещё он ходил легко и бесшумно, и Халет подумала, что очень хотела бы научиться так же. И училась потом сама, подолгу пропадая в лесах, и Халдар был с ней, потому что они всё всегда делали вместе…