Страница 8 из 21
Когда мы только открыли штаб-квартиру нашего Оперативного подразделения в Баладе, то практически на каждую стену повесили карты. Карты для солдата священны. В военной штаб-квартире карты вешают и обращаются с ними почти с религиозным почитанием. Хорошо промаркированная карта может моментально дать понять, где находятся друзья и враги, а также помочь разработать планы будущих операций. Приказы можно отдавать, лишь используя карту и пару коротких слов. Это как те истории о ремонтах в офисах Пентагона, при которых сносят стену только для того, чтобы найти за ней другую стену с картами с предыдущего конфликта. На протяжении почти всей истории войны велись ради территории, ее удержания, ради географических целей, а карта была самым необходимым инструментом для того, чтобы увидеть проблему и разработать ее решение.
Однако карты в Баладе не могли указать на поле боя, откуда враг мог загрузить видео, чтобы его потом посмотрели миллионы человек в любом из домов в любом из кварталов либо в любой машине на улице, в которой можно было перевозить бомбу. Вместо карт в нашей штаб-квартире начали появляться доски для письма. Вскоре они появились повсюду. Стоя вокруг них с маркерами в руках, мы громко обсуждали то, что нам было известно, наши подозрения и то, что нам не было известно. Мы покрывали ярко-белые поверхности разно-цветными словами, стирали, а затем писали снова. Мы не рисовали статические географические изображения, мы рисовали изменчивые отношения: связи между вещами, но не сами вещи.
Так же, как когда мы с моими братьями в долгих поездках играли в игру, где было необходимо искать знакомые объекты, спрятанные на большой картинке, в Оперативном подразделении мы пытались определить местоположение знакомых структур и очертаний в хаотичной мозаике, которой являлся Ирак. И хоть мы их и не видели, но были убеждены в том, что они должны там быть. Когда мы собирали данные разведки, то могли составить схему отношений между членами организации. Однако вместо прямых линий и острых углов военного командования нам приходилось рисовать запутанные сети, не похожие ни на одну из организационных структур, которые когда-либо нам приходилось видеть. Незнакомые схемы, словно цветки, распускавшиеся на наших досках, казались нам хаотичными и слишком противоречивыми: воспринять их было так же сложно, как прочитать и понять технический текст на иностранном языке.
То, для чего было создано наше подразделение
То, с чем мы столкнулись
Действия, которые мы увидели на поле боя, более точно относились к этим нестабильным связям, нежели к более знакомой нам иерархической структуре, которую мы были приучены выслеживать. Мы начали рассматривать возможность того, что тех самых знакомых схем, которые мы искали, может здесь не быть вовсе, поскольку АКИ была чем-то, что очень сильно отличается от всего того, что мы видели ранее.
Эффективные способы использования информационных технологий, применяемых АКИ, увеличили эффективность тактик, которые брали на вооружение группы партизан и террористов в течение целых десятилетий. Это было абсолютно очевидно, однако было запущено еще одно, более существенное изменение. Экспоненциальный рост глобальных взаимосвязей означал, что мы смотрели не на одни и те же дороги с более интенсивным движением, а на абсолютно новую, постоянно изменяющуюся местность. В отличие от обычной структуры боевого подразделения, при которой существуют подчиненные организации и твердые личности, АКИ имела возможность изменения формы. Эта организация не была самой большой или самой сильной, однако, как и Протей, АКИ, будучи врагом, вселяла ужас, поскольку могла менять форму абсолютно произвольно.
В абсолютно традиционном, племенном городе Фаллуджа члены организации надевали на себя платья шейхов и АКИ спонсировала фестивали традиционной исламской поэзии. Агенты АКИ оказывали влияние на моджахедский законосовещательный орган Фаллуджи, который состоял из влиятельных религиозных деятелей, через местных подконтрольных им чиновников путем подкупа или угроз. Однако, когда агент АКИ ехал 45 миль на восток в Багдад, он смешивался с городским пейзажем, нося гражданскую одежду и передвигаясь в городском потоке на машине, начиненной взрывчаткой. У АКИ не было не только стандартного почерка, но и стандартной иерархии. Каждый раз, когда мы думали, что нанесли сокрушающий удар по всей организации, убив важного лидера, потеря которого ослабила бы ее, она тут же оправлялась. Как сказал теоретик в области сетей и военный аналитик Джон Арквилла, «мы убили около 20 “номеров три” в Аль-Каиде за последние 20 лет, однако каждый в этой сети – номер три». Мы всегда думали, что организация, не имеющая предсказуемой методологии действий либо четкой иерархии командования, в принципе не может являться организацией: выгодным для нас было то, что АКИ, как мы считали, должна была погрузиться во внутреннюю анархию. Но этого не произошло. Она продолжила функционировать еще более настойчиво и неуемно, чем раньше, демонстрируя поразительную взаимосвязь цели и стратегии.
Мы не увидели никаких доказательств того, что эта непонятная нам структура была создана осознанно: напротив, казалось, что она развивалась благодаря постоянной адаптации. Как мы вскоре смогли понять, она представляла собой что-то необходимое для существования нового мира, в котором мы действовали.
Окружающая среда и ее участники
Несколько лет спустя, в 2010 г., я устроился преподавателем в Йельский университет, где у меня появилась возможность поразмышлять над этим опытом в окружении чертовски умных людей. Один из разговоров был особенно запоминающимся. Доктор Кристина Талберт-Слэгл, замечательный иммунолог, которая занималась исследованием СПИДа, пришла ко мне с вопросом относительно того, соотносились ли сходства, которые она видела между инфекциями в человеческом теле и беспорядками в государстве, с моими наблюдениями. Да, они соотносились, поскольку ни ВИЧ, ни СПИД сами по себе никого не убивают, просто человеческий организм ослабевает и теряет защиту перед обычно ничем не угрожающими инфекциями. Факторы окружающей среды, ослабляющие носителя, косвенно усиливают тех, кто атакует.
В 2004 г. я не владел иммунологической терминологией, но начал постигать, что организацию (как и организм) нельзя привести в форму в вакууме, поскольку это является продуктом соответствия окружающей среде. Понимание этой среды могло бы стать ключом к осознанию того, почему мы проигрывали АКИ. У нас могло быть самое современное оборудование и лучшие оперативные подразделения в мире, но мы как организация не лучшим образом подходили под то время и место.
АКИ была успешной, потому что ей таковой позволяла быть среда. Большую часть этого успеха составляли провалы иракского государства, но еще большей частью было что-то, что распространялось за пределы государственных границ: что-то, что было временным, не географическим.
И эта часть повествовала нам о том, что мир стал «проще» и быстрее. Люди стали более связаны, более мобильны, они имеют возможность передвигаться быстрее, чем раньше. Со снижением того, что экономисты именуют «входными барьерами» (чрезмерно высокие расходы, связанные с выходом на рынок), эти изменения привели к целой вселенной новых возможностей для игроков, работающих вне традиционных систем: Марк Цукерберг, не обладающий семейными связями, стартовым капиталом и не имеющий диплома бакалавра, изменил мир, не достигнув возраста 25 лет. Джастин Бибер записал свое первое видео в 2007 г. и с тех пор продал 15 млн альбомов, приблизив свое состояние к 200 млн долларов. А Абу Мусаб аз-Заркави, воодушевленный онлайн-инструкциями по сбору бомб, а также имеющий возможность нанимать людей для распространения пропаганды по всему миру, развязал войну. Взаимосвязанность и способность мгновенно передавать информацию могут обеспечить небольшим группам беспрецедентное влияние: гаражная группа, стартап из комнаты в общежитии, вирусный блогер, террористическая ячейка.