Страница 97 из 113
— А чего хотите вы, сира Вероника? — спросил сир Генрих.
— В смысле? — не поняла я.
— За то, что вовремя заметили наложенное на сиру Клементину проклятие и не поленились настоять на помощи отца Вернона и господина Стреги?
Я изумлённо глянула на будущего барона: он это серьёзно? Больше похоже было на мелкую провокацию, и я озадаченно уточнила:
— За записку, которую даже не я доставила в замок?
— За помощь девушке, которую не сильно любите, — буркнула сира Катриона. Ей не нравилась моя и Меллера привычка есть не вовремя и в неположенном месте, но сир Генрих не только не сделал замечания Лоренцо, но и сам потянулся к миске с гномьими праздничными кексами, а его примеру последовали все остальные. Не могла же какая-то вязовская сеньора указывать наследнику барона, что, где и когда тому есть-пить. Так что её консорт налил чаю всем желающим, а для не желающих достал едва начатую бутылку вина. Распоряжался он словно у себя в кабинете, но когда Дромар вернётся, наверняка Меллеру придётся как-то компенсировать выпитое и съеденное.
— О, — с интересом сказал отец Вернон, взяв «гайку», покрытую толстым слоем цветной глазури, — какое у гномов чувство юмора однако… Ставить такое на стол? — Я подумала, что формы для подобной выпечки будут, видимо, валяться у Людо до следующего гномьего праздника, потому что наверняка эти странного вида кексы готовятся раз в год, как у людей «жаворонки» к Весеннему равноденствию. А отец Вернон отломил краешек, сунул его в рот и одобрительно кивнул своим ощущениям: — Превосходно. У вашего фаворита, сир Генрих, несомненный талант.
— И нездоровая страсть к упрямым стервам, — буркнул сир Генрих. Он покосился на меня и неохотно прибавил: — Прошу прощения, сира Вероника.
— За что? — я пожала плечами. — Стерва есть стерва, не поспоришь. Как любая магесса. Как любая женщина, вернее, которая и сама по себе чего-то стоит, не надеясь на мужчин.
— А скажите, сира Вероника, — перебил меня отец Вернон, — как это вас орден проглядел? У вас же такая полезная для паладинов способность — видеть любую магию.
— Дед хотел отдать меня в рекруты, — морщась, ответила я, — раз уж в целители я не годилась категорически. Но для экзорциста мне не хватало сил магических, а для девы-паладина — просто сил. — Так что, к счастью для меня, особы к воинской дисциплине совершенно не расположенной, не получилось у деда избавиться от меня пристойным образом. Пришлось откупаться от на хрен ему не нужной внучки.
— Лучше скажи, как ты с твоей болезненной чувствительностью к чужой магии училась в академии, где этих магов сотни? — с хриплым смешком заметил слегка оживший от горячего и сладкого Лоренцо.
— А вы в дубильных или красильных цехах не бывали? — самым светским тоном поинтересовалась я. — Настоящих цехах, не у сельского скорняка? Когда только входишь в цех, горло перехватывает, глаза слезятся, виски ломит, и кажется, что если ты сделаешь ещё один вдох, то умрёшь на месте. А через четверть часа уже и запаха особо не замечаешь. Вернее, тебе просто отбивает обоняние.
Он хмыкнул и покрутил головой, но Меллер задумчиво спросил его, не давая пройтись по моим магическим талантам:
— Господин Стрега, а меня вот очень беспокоит, откуда вообще хоть какие-то детали ритуала могли стать известны обывателю, неважно, мужчине или женщине. Допустим, я желаю зла конкуренту и хочу сделать ему гадость всерьёз. Допустим, единственный настоящий тёмный маг мне не по карману, а травницы есть травницы — они лечат, а не проклинают. Где я возьму какое угодно размытое описание ритуала?
— А вы зря так хорошо думаете думаете о травницах, Гилберт, — фыркнул Каттен. — Они много чего знают и умеют, и гильдейской клятвой при этом не связаны. Это я могу максимум парализовать того, кто не угрожает мне напрямую. Бабушка Рута, к примеру, ничем в своих действиях не ограничена, кроме совести.
— Вот проведёт господин Стрега этот ритуал на крови, — мрачно сказал сир Генрих, — узнаем, кто всё это затеял, тогда и полюбопытствуем, где, как и что. А пока… какой смысл гадать?
— Смысл в том, — возразил Меллер, — что целью проклятия могла быть вовсе не сира Клементина.
— А кто? — удивился сир Кристиан. — Я? Или мой ребёнок? Признанный бастард?
Меллер только головой покачал.
— Простите, — с некоторым усилием сказал он. — Паранойя, не иначе. Привык к грызне в нашей гильдии, вот и тащу сюда гильдейские привычки и подозрения. Отец Вернон, вам ведь вот-вот должны прислать помощника? А матушке Саманте через год-другой, от силы через три, придётся уходить на покой?
Сыновья барона и сира Катриона озадаченно посмотрели на обоих, но отец Вернон непроницаемо улыбнулся и сделал неопределённый жест. Если я правильно поняла намёк своего нанимателя, тот предлагал жрецу подумать над тем, кто занял бы место старшей жрицы, если бы Елена Ферр не построила часовню и его не прислали сюда. Где он и стал главным кандидатом в преемники матери Саманте, ясное дело — опытный и сильный экзорцист и просто мужчина. Единственный покамест в местном гадючнике, потому что здешние младшие сыновья и племянники легко находили себе дело без всякого Храма, а в послушницы шли почти исключительно дочери и племянницы.
Я перевела взгляд на Клементину, сгорбившуюся над кружкой. Сир Кристиан настойчиво совал ей куски кекса, отламывая их понемногу. Она не отказывалась, но ела с откровенной неохотой, с отвращением почти. Мужчины, да и сира Катриона тоже, поглядывали на неё с жалостью, только у Меллера к жалости этой заметно примешивалось раздражение. Кажется, не любил он девиц в беде. Кажется, упрямые стервы нравились ему больше. Помнится, Аларика говорила, что раньше его фавориткой была довольно известная поэтесса, а теперь его колечко с мельничными крыльями носит молодой, но многообещающий актёр. То есть, интересны моему нанимателю состоявшиеся люди, привыкшие добиваться своего. Понятно, что напоказ страдающая девица симпатии у него не вызывала. У меня — тоже, но я ещё и не испытывала к ней обычной мужской снисходительности, заставляющей упускать кое-что важное из виду.
— Сир Генрих, — сказала я, — вы не хотите потребовать с сиры Клементины клятвы молчать о том, что уже было и ещё будет сделано для того, чтобы снять с неё проклятие? Когда люди начинают судить о вещах, в которых не разбираются, они обычно несут такую дичь, что слушать тошно. Вам нужны слухи о том, что то ли отец Вернон был изгнан из ордена за излишний интерес к тёмной магии, то ли Лоренцо заколдовал и вас, и даже его? И вообще, он упырь, которому нужна свежая кровь, особенно кровь членов старой благородной семьи?
— Вы меня обвиняете в том, что я стану распускать подобные слухи?! — немедленно вспыхнула Клементина.
— Нет, сира. Я говорю о том, что вы поделитесь пережитым с сирой Аларикой, ваш разговор вольно или невольно услышит кто-то из служанок и передаст его товаркам в меру своего разумения, а дальше покатится как снежный ком с горы. — Разумеется, я не ждала от неё благодарности. Я не ждала даже понимания того, что только моя болезненная чувствительность к чужой магии спасла дурёху от настоящих проблем. Так что нет, разочарована я не была. Разочаровать меня мог только сир Генрих, отмахнувшийся от моего предупреждения.
Однако он меня не разочаровал.
— Сира Вероника права, — сказал он. — Клянитесь молчать, сира Клементина. Возможно, Гилберт настроен слишком подозрительно, но если он прав, нам только подобных слухов не хватает для полного счастья. — Она попыталась что-то возразить, но он оборвал её: — Это никакая не просьба, сира. Это мой приказ младшему брату и вам, его официальной фаворитке. Вам напомнить, что’ вы обещали, принимая кольцо с нашим гербом? Или вы от него отказываетесь?
Клементина метнула на меня злобный взгляд (понятно, из-за проклятой ведьмы теперь даже на пышной груди Аларики не поплачешься!), но выбор между клятвой молчать и отказом от статуса фаворитки баронского сына был для неё, понятно, чистой фикцией. Какой уж тут выбор — на шестом месяце внебрачной беременности?