Отдых и восстановление

На увядшем лице некрасивыми, неровными пятнами загорелся нервный румянец.

— Как вы со мной разговариваете? — возмутилась баронесса.

— Как?

Она беспомощно оглянулась на сына, потому что формально обвинить меня ей было не в чем, а упрекать в недостаточной почтительности?.. Так она мне никто, вообще никто. Жена сюзерена супруги моего нанимателя — явно недостаточно для того, чтобы требовать чего-то сверх простой вежливости.

— Если пожертвования от Волчьей Пущи привезёт в приют магесса, — с тяжким вздохом объяснил мне, непонятливой, сир Кристиан, — это бросит тень на всё владение.

— А при чём тут Волчья Пуща? — непонятливая я удивилась ещё больше. — Я везу мешок шерстяных чулок и платков от себя лично. Если старые и больные Дочери Аррунга не захотят брать эти вещи у злой страшной ведьмы, пусть мёрзнут. Уверена, что на дармовые чулки найдутся желающие поумнее.

— Вы приедете туда вместе с нами, — вмешалась молчавшая до сих пор сира Луиза.

— А не наоборот?

— Сира Вероника! — вознегодовала баронесса.

Конечно! Как это я смею думать, будто семья барона примазалась к моему начинанию?! Тогда как должна смиренно полагать, что это мне дозволено сопровождать младшего баронского сына с супругой, решивших по дороге в Озёрный закинуть кое-какое барахло, собранное в замке и у вассалов, в приют. Ну да, сир Кристиан с сирой Луизой вообще-то не в обитель ехали, а навестить родню в столице графства. А с ними и сир Ламберт собрался с законной супругой своей увидеться то ли третий, то ли четвёртый раз за год. Я так понимаю, Елене Ферр предстояло на праздниках принимать в своём доме и его самого, и его племянника с женой. Вот уж, наверное, она обрадуется таким гостям! У неё же именно в предпраздничные дни должна была перебывать на официальных и не очень обедах целая толпа крупных покупателей, поставщиков, чиновников средней руки, гномов, обслуживающих механизмы в её цехах, и прочих, кого сажать за один стол с братом барона вроде как не вполне и прилично. И если супруг с племянником наверняка были привычны к любому обществу, то сира Луиза точно отравит любое застолье своей физиономией, кислой от соседства простолюдинов и тем более нелюдей.

Ладно, опять же не моё дело.

— Хорошо, — сказала я, пожимая плечами. В конце концов, общаться с послушницами и девами-рекрутами у меня самой большого желания не имелось, да и упрямиться, настраивая против себя баронессу, тоже не стоило. Мне в конце концов ещё полгода здесь торчать, а это земли её супруга. — Я просто съезжу в Захолмье, куплю там подарки и проветрюсь немного. Можете даже не вносить меня ни в какие списки: я хочу помочь ветеранам не ради сомнительного благословения тамошнего жреца. Богам же, я полагаю, наши списки и вовсе безразличны.

Истар во всяком случае никакого официоза не требует. Сделано во славу Её и собственной совести — она зачтёт. А десятину под расписку в амбарной книге, как у торговцев, пусть требуют Девятеро. Всё равно при перерождении каждый получит то, что заслужил. Не больше и не меньше.

В общем, в одной из фур длинные ящики, отродья Бездны знают с чем, но с чем-то очень тяжёлым, застелили шкурами, чтобы сидеть было и теплее, и мягче, а тент сзади по просьбе сиры Луизы раскрыли, потому что слишком скучно было сидеть в парусиновом мешке. Но даже так ехать до Захолмья нам предстояло, не видя толком дороги: один хвост из снежной пыли за нашей фурой да лошади, тянувшие фуру позади нас — вот и все зимние виды, не то что в карете. Зато почти не трясёт и места гораздо больше, даже высоким и плечистым мужчинам есть куда вытянуть ноги и вообще усесться привольно. Я невольно покривилась, представив себе возвращение в почтовой душегубке. Надо будет, кстати, выклянчить у сира Ламберта какую-нибудь шкурку на обратный путь. Потом верну. Или вообще лучше купить, а не просить на время: будет сиру Ламберту немного серебра на мелкие расходы, а я в своей комнате постелю меховой коврик на пол перед кроватью

Дорога была неплохо накатана, но ехали мы, сколько я могла судить, гораздо медленнее, чем могли бы. Заняться было решительно нечем, только вести бесконечные дорожные разговоры, однако я всё больше помалкивала, пока дядя с племянником обсуждали, как удобнее и быстрее всего управиться с делами. Луиза изредка вставляла короткие вопросительные замечания — чувствовалось, что и путешествовать она непривычна, и вообще полагает, что это мужчины созданы для решения проблем, а вовсе не приличные замужние женщины. Словом, в Захолмье мои попутчики планировали нанять какую-нибудь повозку до обители, а уж в столицу графства они собирались отправиться в почтовой карете, как приличные люди. Хотя и сир Ламберт ворчал, что предпочёл бы меллеровскую фуру, и не только потому, что бесплатно; и сир Кристиан согласно хмыкал. Одна сира Луиза нервничала, что едет в — фу-фу! — грузовой повозке, пускай и на гномских пружинных рессорах: храни Девятеро, а вдруг в Озёрном об этом узнают?

— Не переживайте, — чуть усмехнувшись, утешил её сир Ламберт, — хуже, чем настоящие горожане уже думают о приграничных дикарях вроде нас, думать они не будут. Так и тянет иной раз в гостях у какой-нибудь троюродной сестрицы высморкаться в занавеску… а, нет!.. в пор-тье-ру, вот. Какой с меня, дикаря, спрос?

Сир Кристиан хохотнул, видимо, вполне солидарный с дядюшкой, а сира Луиза поджала губы. То ли не оценила шуточки, то ли ей пришлось признать, что брат её свёкра прав, и от этого было ещё обиднее.

Ехали мы очень уж неторопливо. Наверное, двигаясь побыстрее, обоз мог бы добраться до Захолмья и поздним вечером этого же дня. Но обозники берегли лошадей (или не хотели вернуться в Озёрный слишком быстро, чтобы их перед самыми праздниками не послали куда-нибудь ещё), и мы довольно рано — ещё и темнеть толком не начало — остановились на ночёвку. Трактир стоял на развилке, южная ветка которой уходила к Рыжей Гриве, и был, как и большинство заведений в таких краях, больше кабаком для местных, чем гостиницей. Но регулярно проходящие через него меллеровские обозы, видно, подкормили и хозяина «Перепутья»: даже в наступающих сумерках ясно виделась разница между старым зданием и относительно недавно построенным флигелем. Это пока мне, чуть живой от боли в спине, мечталось лишь об окончании поездки, я не обращала внимания на подобные детали. Теперь-то я могла рассмотреть во всех подробностях последствия до сих пор кое-кем осуждаемого брака сиры Катрионы. Да уж, что бы там ни болтали ревнители традиций и просто завистники, а брак явно пошёл на пользу не только ей и даже не только Волчьей Пуще, но и соседям.

Впрочем, обычные трактирные… подробности были более чем обычными. Для элитного разведения, может, и непригодными, но вполне себе крупными и резвыми, поэтому в снятой на четверых комнате с двумя кроватями я первым делом содрала с постелей бельё и прошлась по тюфякам волной раскалённого воздуха. Увы, сочетание «воздух и огонь» требуют от ледяного мага удвоенной концентрации и утроенной осторожности, поэтому я весьма непочтительно рявкнула на своих породистых спутников, чтобы не лезли под руку и вообще помалкивали. Сира Луиза потрясённо глянула на меня, но потом перевела взгляд на дрожавшее между моими ладонями жаркое марево и благоразумно придержала язычок. А мужчины, наверняка неплохо знавшие боевых магов (одна покойная Ледышка чего стоила!), тем более не стали ничего говорить. Они проворно перевернули уже прокалённые с одной стороны тюфяки и подушки кверху ещё не обработанной стороной и даже немного отодвинули кровати от стен, чтобы я и образовавшиеся проёмы хорошенько прожарила.

Дожидаться замотанной прислуги вряд ли стоило, — целый обоз как-никак надо было принять и разместить — поэтому брат и сын барона не чинясь всё так же сами сдвинули койки обратно, а неизбалованная сира Луиза своими ручками натянула наволочки на подушки и постелила простыни. По белью я, кстати, тоже прошлась волной раскалённого воздуха, потому что трактир точно был не из тех, где постели меняют после каждого третьего постояльца, а ещё меня нервировали просторные щели между половыми досками, между полом и стенами, да и между брусьями стен тоже. Я надеялась хотя бы припугнуть притаившихся там тараканов, но, уставшая с дороги, потеряла-таки концентрацию. Хорошо, что сил у меня немного: старый сосновый брус всего лишь потемнел ещё сильнее, зато ощутимо потянуло гарью — и я торопливо мазнула по стене ледяной коркой. После чего рухнула на стул, выцедила из себя последние капли магии на сосульку и прижала её ко лбу, потому что над правой бровью запульсировал огненный шар угрожающе заворочавшейся мигрени.