Отдых и восстановление

— Надо с крыши дома или башни перекинуть мосток на скальную ступеньку и построить там, наверху, беседку, — предложила я шутливо. — Чтобы летом читать на свежем воздухе и любоваться окрестностями.

Отто рассмеялся, но подхватил:

— Ясени вырубить, разбить цветник. Склон как раз южный, солнца много…

Балгуб опять переспросил, о чём речь, на этот раз переводить взялся Меллер, Отто влез с комментариями и уточнениями, подключились и Беркут с Каракалом, и они впятером заспорили о том, что следует строить — именно башню (маг как-никак) или всё-таки добротный, удобный, тёплый дом со всеми полагающимися службами. А смотровую площадку можно в самом деле устроить на террасе. Только не на первой, а наверху, вон там. Лестницу для одного человека, поднимающегося-спускающегося налегке, построить несложно, как и что-то вроде беседки. Я не успевала переводить всех пятерых сиру Генриху, и он махнул рукой:

— Да Девятеро с ними, всё равно Отто с этим гномом ещё сто раз встретятся и дюжину-другую черновиков пересмотрят. С вами-то что мне делать, сира Вероника? Отто вам ненадёжен, у Брана магия не та, Людо соломенный вдовец… Не угодишь на вас.

Я рассерженно дёрнула плечом. Надо же ему было завести этот разговор в такой день, когда мне и так хочется убить кого-нибудь!

— Не надо мне угождать, сир Генрих, — сказала я как могла спокойно. — Мне вы не сюзерен, никаких обязательств в отношении ведьмы-наёмницы у вас нет и быть не может. Просто дайте мне спокойно дослужить этот год по контракту, и в начале будущего лета мы с вами расстанемся добрыми знакомыми.

— Да как же я могу оставить вас в покое, — возразил он, — когда даже гном грозится похитить вас и запереть, чтобы вы не бродяжничали, а настоящим полезным делом занялись?

Я только фыркнула негодующе и отвернулась к спорщикам. Мадлена, кстати, слушала их с недетским интересом, разве что стесняясь посторонних, обхватила дядюшку за талию и привалилась к нему головой и плечом, а он притянул её к себе, согревая и защищая. Ох, завидовать дурно, конечно, но как же я девчонке завидовала. Со мной только дед так возился (с материнской стороны, ясное дело), но он дома бывал редко и почти никогда — подолгу, а умер он, когда мне и семи не было. Я и помню-то его смутно: огромный, жаркий, заросший бородищей до самых глаз, словно гном, пахнущий травами и дымком коптильни… Надеюсь, Мадлене повезёт больше, и Меллер проживёт жизнь долгую и благополучную.

— А в мужья вам нужен именно маг? — настаивал сир Генрих.

— Нет, — неохотно отозвалась я. — Вернее, если маг, то стихийник или малефик. Либо это должен быть мужчина вообще без малейшего магического дара.

— Так ведь таких большинство, — удивился он.

— Да ничего подобного, — возразила я. — Слабенький дар есть у девятерых из десятка. Почти в каждом его можно пробудить и развить регулярными занятиями. Это, разумеется, утомительно, скучно, отнимает очень много времени, а в результате таких занятий человек оказывается способен разве что погасшие угли разжечь или засветить небольшой Ведьмин огонёк. Результат явно не стоит затраченных усилий. Ну, то есть, умение отрешиться от текущих дел и помедитировать никому вреда не принесёт, так же, как умение рисовать или играть на лютне. Но обычно людям и без того есть чем заняться. — Сир Генрих, невесело усмехаясь, кивнул. — А вот те десятые из десяти — это уж кому как повезёт. У кого-то магия рвётся наружу сама, без всяких побудок. У кого-то её нет вообще, как нет у некоторых музыкального слуха, хоть ты замучай беднягу уроками вокала и игры на чём угодно.

— Бран сказал Людо про зачарованную вами застёжку что-то вроде «передай ей мои завистливые восторги». Что-то там про безукоризненное изящество плетений. Он тоже умеет такое видеть?

— Да в сущности все маги умеют, — сказала я, скользнув взглядом по компании спорщиков: Беркута и Отто я могла бы опознать как своих собратьев хоть с завязанными глазами, а у Меллера и Каракала вполне могли родиться дети хоть с такими же спящими, едва тлеющими угольками дара, хоть настоящие маги; только гном был напрочь магии лишён. — Кто в большей степени, кто в меньшей. Из Зелёного Дола потому ведь и ушли все, у кого были хоть крохи пробудившейся магии: экзорцисты таких чуют на раз, не спрячешься. Ну… кто успел уйти, как Феликс, — мрачно прибавила я. В своё время дикость «Овечьего графства» меня просто потрясла. Ладно, жить под боком Империи и добровольно лишить себя существенной поддержки, если северному соседу захочется захапать ещё кусок земли — это ещё куда ни шло. Империя, сколько я знала, не спешила насаждать свои порядки на завоёванных территориях, а давала своим новым подданным привыкнуть к смене законов и веры в течение нескольких поколений, да и местных владетелей отнюдь не казнила, а оставляла этакими почётными пленниками-заложниками. Графиня с жреческой верхушкой могла решить, что поражение в возможной войне не будет таким уж сокрушительным. Но по собственному почину остаться без целителей — это как? Мало было им холеры и чёрной лихорадки, чумы теперь ждут?

Сир Генрих меж тем рассеянно кивнул на мои слова, а сам взялся разглядывать меня с откровенным мужским интересом. Так и хотелось ему напомнить, что фаворит у него уже имеется. Но он сказал:

— Михель из Старицы, кузен сира Эммета, говорил, что женился бы на вас без всякого владения.

— Он просто не знает, сколько именно я должна, — буркнула я, припомнив сопровождавшего меня по Старице барашка вроде вязовского маршала, пялившегося на меня с опасливым восторгом. — Сир Генрих, вы всех местных девиц лично замуж пристраиваете?

— За последние десять лет, благодарение Девяти, без отца, деда, братьев и дядей с обеих сторон осталась одна сира Катриона, — возразил он. — Но она сразу попросила у нас с отцом маршала и отправила его святости письмо с просьбой разрешить ей заключить брак до истечения срока траура. Так что нет, сира Вероника, выдавать замуж девиц, оставшихся без опеки родственников мужского пола, мне приходится редко. Но если придётся — найду и мужа, и кое-какое приданое.

Я испустила тяжкий, безнадёжный вздох и подчёркнуто спокойно и терпеливо произнесла, делая паузы между словами для пущей выразительности:

— Сир Генрих, мне. Нужно. Выплатить. Такой долг. Что любой ваш вассал сбежит в ужасе, едва узнает сумму. Если я выйду замуж и останусь здесь, мне с этим долгом не расплатиться вообще никогда, понимаете? Здесь мне платят подушками и серёжками — милой и приятной ерундой. То есть, очень полезными вещами, но мне-то нужны деньги, и немалые. В Волчьей Пуще мне их не заработать.

Он выразительно заломил бровь и демонстративно перевёл взгляд на Меллера. Тот вопросительно посмотрел в ответ, но я помотала головой: ещё не хватало впутать в наш спор эту сирену бесхвостую!

Отто тем временем посмотрел на солнце, уже перевалившее через свою высшую точку (а по осеннему времени дуга была довольно пологой), и сказал:

— Наверное, пора возвращаться. Я ещё обещал хуторским проморозить погреб хорошенько.

И посмотрел на меня. Ну да, обещал он, а выполнять его обещание сир Генрих попросит меня, к гадалке не ходи: я же куда лучше умею это делать, вон хоть баронского управителя спросите.

И у меня опять на языке засвербело: «Ладно, я передумала. Отто, я хочу за тебя замуж».

Пусть подёргается, пока я не смилуюсь и не скажу, что пошутила.

========== Глава тринадцатая, в которой героиня разбирается со своими сердечными делами ==========

Хенги ловко подхватил мой плащ и помог снять куртку, чтобы всё это развесить, а я начала подниматься на второй этаж. Я честно прождала неделю, давая Людо подлечиться, но пора было всерьёз поговорить с ним: Росс совершенно точно приложил свою мягкую белую лапку к тому, чтобы моя очень неофициальная помолвка оказалась расстроенной. И пусть я не собиралась замуж за Отто, но и позволять любовнику вмешиваться в мою жизнь я не собиралась тоже.

Гоблин сказал, что Людо наверху — обедают они. Я, поднимаясь по лестнице, слышала его голос из гостиной вроде бы, не из столовой. И голос этот звучал весьма раздражённо: