Партизанки

И вдруг она замерла, прислушиваясь к возникшему на улице шуму. Он быстро нарастал, приближаясь со стороны околицы. И вот уже можно разобрать, что это рокот автомобильных двигателей. Немцы! Антон Викентьевич, забыв о болях, резко поднялся и подошел к окну. В деревушку входили вездеходы с черными крестами на бортах. А со стороны леса приближались, держа оружие наготове, плотные цепи фашистов. Это были каратели.

Приникнув к окнам, жители деревни затихли. Настороженно следя за солдатами, селяне не догадывались о той страшной участи, которая была уготована им, хотя каждый понимал, что ничего хорошего от оккупантов ждать не придется.

Восемь фашистов направились к хате Семенчуков.

— Прячься, — кивнув на крышку подпола, тревожно прошептала Татьяна Васильевна, и Антон Викентьевич исчез в хорошо укрытом подземелье, имевшем выход на огороде.

Распахнув ударами ног дверь, в горницу ввалились несколько карателей. Первым им попался пятилетний Леня. Схватив мальчика за рубашонку, один из фашистов приподнял его с пола и передал другому. Тот, неторопливо выйдя на крыльцо, коротко размахнулся и хладнокровно швырнул ребенка в снег.

Тоня в ужасе закричала.

Вслед за Леней во двор были выброшены Костик и Женя. Прикладами автоматов и пинками каратели вытолкнули из хаты Антонину, а за ней и Татьяну Васильевну. Всех их, раздетых, по морозу повели на колхозный двор. Сюда же сгонялись и все остальные селяне.

— Шнель! Шнель! — злобно рявкали на людей гитлеровцы.

Толпа на колхозном дворе с каждой минутой росла. Дрожащие от холода и страха дети, женщины и старики с ужасом смотрели на стоявших поодаль солдат, невозмутимых, с автоматами на изготовку.

Антона Викентьевича каратели не нашли. Из своего убежища, выходившего на огород, он хорошо видел, что происходило на колхозном дворе, — это было рядом — и не сомневался в том, что готовящаяся расправа над односельчанами предпринята из-за него, из-за Николая и Евгения, сыновей-партизан. Оставив убежище, Антон Викентьевич поспешил на колхозный двор. Когда он появился там, седовласый, спокойный, гитлеровцы, будто по команде, с недоумением уставились на него.

— Что смотрите? — подойдя поближе, спросил Семенчук. — Живого партизана не видели? Так вот он я, перед вами. Сам пришел. А других не трогайте. У нас в деревне больше некому было воевать. Посмотрите, кого вы согнали: одни женщины, дети да больные старики.

Антон Викентьевич хотел еще что-то сказать, но стоявший рядом огромного роста фашист что было силы ударил его кулаком в лицо: Семенчук упал. Его тут же подняли, и подскочивший переводчик выкрикнул:

— Где партизаны? Говори, быстро!

— А разве ты не слышишь перестрелку? Там и партизаны. Поди-ка сунься к ним!

От нового удара старик потерял сознание.

Его еще долго и озлобленно били, а затем бросили в притихшую толпу.

Тем временем большую группу селян по команде одного из офицеров отделили от остальных и повели к дощатому строению, стоявшему чуть поодаль. Распахнув настежь ворота телятника, каратели начали загонять в него стариков, женщин и детей. Туда же швырнули они и Семенчука, до сих пор не пришедшего в сознание. Вскоре деревянная постройка была заполнена до предела. Задвинув на тяжелый засов ворота, несколько гитлеровцев неторопливо направились к машинам и вернулись с канистрами в руках.

Но сперва в дело вступили пулеметы. Длинные, размеренные очереди ударили по стенам сарая, прошивая их насквозь. Послышались стоны раненых. А потом, облитый бензином, телятник сразу занялся огнем, едва к нему фашисты поднесли факел. Яркое пламя, взметнувшись, моментально охватило все строение. На маленькой деревушкой поднялся и заклубился к небу черный дым.

Тем утром в огне погибли многие: пятилетняя Надя Слезина, Анастасия Пархимчик со своими сыновьями Сашей и Вовой, Анастасия Шпаренок с тремя детьми от пяти до двенадцати лет, Евдокия Гаврисюк с двумя мальчиками, девочкой и престарелой матерью, Фруза Харчук с тремя, Елена Бута с двумя, Роза Млынарчик и Павлина Кашен, каждая с четырьмя детьми, Текля Гасюк с восьмилетним сыном. И многие другие. Заживо было сожжено семьдесят два человека, из них сорок шесть детей.

Тоне Семенчук и другим девушкам гитлеровцы приказали собраться в дорогу. А они тем временем грузили на автомашины собранные по хатам продукты, вещи, все, что представляло хоть какую-то ценность. Действовали фашисты деловито, с привычной сноровкой мародеров. Когда со всей деревни был согнан скот, в воздух с громким шипением взвилась красная ракета. Это был сигнал. Тут же по улицам двинулись факельщики, поджигая все, что только могло гореть. Парщаха запылала. Вскоре на месте домов остались лишь черные, закопченные остовы печей.

А по дороге, ведущей в сторону Осиповичей, брели тем временем под охраной гитлеровцев девушки, а перед ними стадо ревущей скотины. Коровы двигались медленно, то и дело разбредаясь по кустам. Оккупанты, подгоняя животных, нервничали: в любой момент можно ожидать налета партизан. А до города путь неблизкий. По обрывкам фраз конвоиров догадались девушки об ожидающей их участи: в Германию! Решение бежать созрело у всех само собой. Вот наконец и подходящее место. Рядом деревушка Осы-Колесы. По обеим сторонам от дороги густой сосновый лес. Пора!

— Ну-ка, девчата, врассыпную! — что было сил крикнула Тоня Семенчук.

В тот же миг все бросились в кусты. Затрещали автоматы: спохватившись, каратели открыли огонь. Одна за другой, скошенные пулями, падали девчонки. Лишь немногим из них удалось укрыться в лесу.

Увязая в глубоком снегу, вместе с уцелевшими подругами бежала и Тоня. Падала, поднималась и снова бежала. Наконец, совершенно обессилевшая, она рухнула в сугроб и долго, очень долго не могла подняться.

«Надо идти, обязательно идти! Иначе схватят», — повторяла девушка про себя, пытаясь встать на ноги.

И она в который уже раз вставала и шаг за шагом брела дальше, в спасительную лесную чащу. Мороз, отнимая последние частицы тепла, забирался под ветхую одежду, нестерпимо обжигал тело, сковывал движения.

Больше недели блуждала Антонина по лесам в поисках партизанских стоянок. И, уже отчаявшись, потеряв всякую надежду на спасение, заметила на исходе дня вдали цепочку вооруженных людей в гражданском. Это были бойцы бригады Андрея Шашуры, возвращавшиеся после очередной операции. Через несколько дней, придя в себя от пережитого, Тоня была переправлена в наш отряд, где сражались ее братья Николай и Евгений. Горестной была их встреча — весть о страшной гибели Татьяны Васильевны и Антона Викентьевича сюда еще не дошла.

Отряд имени Ворошилова стал с той поры родным и для Тони. Здесь прошла она курс специальной подготовки, стала медицинской сестрой. Добрая, отзывчивая, заботливая, она быстро и по праву завоевала любовь и уважение партизан. Множество ласкательных имен от полного имени Антонина существует и в русском и в белорусском языках. Но ее, нашу славную, милую Тоню, все называли только сестричкой.

Не меньшей любовью среди бойцов бригады пользовалась Александра Сергейчик, в прошлом подпольщица из деревни Заволочицы Глусского района. Застенчивая и тихая в редкие минуты отдыха, она буквально на глазах преображалась в боях, становилась человеком, которому, казалось, неизвестны страх и колебания. Под вражеским огнем она спасала раненых, оказывала им первую помощь, выносила с поля боя.

Особенно отличилась Саша во время «рельсовой войны», когда по приказу с Большой земли все партизанские соединения одновременно приступили к подрыву железнодорожных путей в глубоком вражеском тылу.

Подготовка к этой операции, которую назвали «Концертом», началась в нашей бригаде в начале сентября сорок третьего года. Получив задание от командования соединения, штаб бригады подробно разработал все детали предстоящих действий, поставил конкретные задачи перед всеми службами, в том числе и перед медиками. В свою очередь партизанские врачи провели инструктаж с медицинскими сестрами, фельдшерами, распределив их по отрядам.