Партизанки

Тина рассказала о том, что, начиная с этой зимы, ей приходилось несколько раз ездить в Осиповичи за солью, выменивая ее у гитлеровских офицеров, служивших на железнодорожной станции, в жандармерии и в комендатуре. Но гораздо более важным было другое. По ее словам, с некоторыми из офицеров-коммерсантов у Тины даже установились настолько прочные «деловые» отношения, что они давали ей повод с относительной, конечно, безопасностью в любое время появляться в городе. А частые поездки в Осиповичи и «влиятельные знакомства», о которых в Парщахе знали, делали Тину и в гарнизоне человеком, который пользовался у гитлеровцев доверием.

Внимательно слушая женщину, мы прекрасно понимали, насколько удачным было ее «прикрытие» в Осиповичах и каким полезным могло оно стать для нашего отряда именно теперь, когда командование особенно остро нуждалось в разведданных из этого наиболее крупного в окрестностях вражеского гарнизона. Вот почему, еще раз все тщательно взвесив, мы с командиром дали согласие на поездку Тины в Осиповичи.

Возвращения Слезиной мы ждали с нетерпением и тревогой. «Неужели ее усилия окажутся напрасными?» — думал каждый из нас, понимая, насколько сложно достать в это время аккумулятор для радиоприемника, за одно хранение которого по приказам оккупационных властей грозил расстрел на месте. Еще труднее и опаснее было вывезти его за пределы города, преодолевая на пути многочисленные проверки и допросы.

Но Тина вернулась. Заметно осунувшаяся. Под толстым слоем сена на телеге лежал хоть и не новый, но недавно залитый свежим электролитом и подзаряженный аккумулятор.

И партизанский приемник вновь ожил. Окрестные сельчане по-прежнему стали регулярно получать очередные сводки Совинформбюро. А в нашем отряде имени Ворошилова появилась еще одна разведчица — Тина Слезина. Она привезла не только аккумулятор. Тина передала командованию немало интересующих партизан сведений о передвижении воинских эшелонов через Осиповичский железнодорожный узел, а также о силах и вооружении городского гарнизона. Информация оказалась довольно важной, вполне подробной и достоверной. Вскоре сведения, добытые Слезиной, были переданы армейской разведке.

За первой поездкой в город последовала вторая, затем третья. Инициатором новых и всегда очень смелых планов и идей выступала сама Тина. Все действия, связанные с разведкой в осиповичском гарнизоне, когда она предлагала их план штабу отряда, были тщательно, до мелочей продуманы и взвешены. Но, увы, стать менее опасными от этого они, конечно, не могли.

Используя свое на редкость удачное «соляное» прикрытие и широкий круг деловых знакомств в Осиповичах, и прежде всего среди офицерского состава, разведчица все чаще и чаще появлялась там. Солдатня в гарнизоне, разузнав, с кем именно ведет свои торговые операции эта молодая и бойкая деревенская женщина, беспрепятственно пропускала ее в город, лишь иногда требуя документы.

Через некоторое время и многие из жандармов уже знали нашу разведчицу по имени и еще издали, завидев ее на медленно подъезжающей телеге, заранее открывали шлагбаум. Особенно «теплые» отношения сложились у Тины с гитлеровцами на южном посту при въезде в город. Каждый раз, проезжая там, она не забывала одарить их десятком свежих яиц и кувшином кислого молока. Большего просить, а тем более требовать от нее, видимо, побаивались, особенно после того, как один из офицеров повадился время от времени провожать Тину до пропускного пункта на окраине города и вежливо козырял при расставании. Знал бы он, что под плотными охапками лежалого сена, в двойном настиле досок на дне телеги, рядом с которой он неторопливо прогуливался, были порой укрыты пачки листовок, зовущих народ на борьбу против фашизма, а чуть позже — и патроны, оружие!

Но никто, кроме очень ограниченного круга людей, об этом не имел ни малейшего представления. Целью ее ставших регулярными поездок в Осиповичи продолжала оставаться для всех в Парщахе, да и в окрестных селах, соль. С просьбами помочь достать им немного соли к нашей разведчице нередко стали обращаться и жители ближних деревень. Отказа не получал никто. Ведь это делало прикрытие Тины еще более авторитетным.

В начале июня 1942 года в результате решительной и смелой операции, проведенной партизанским отрядом имени Ворошилова вместе с отрядами Александра Шашуры и Алексея Кудашева, подверглись внезапной атаке и были разгромлены одновременно два крупных и хорошо укрепленных сельских гарнизона врага — в деревнях Межное и Максимовские Хутора. Небольшая лесная зона, лежащая между Бобруйском. Осиповичами и райцентром Старые Дороги, на долгое время целиком и полностью оказалась партизанской: разбитые гарнизоны были последним оплотом оккупантов здесь.

Радости партизан не было предела. Все прекрасно понимали, насколько важен и серьезен этот успех: на территории, временно захваченной врагом, появился еще один, пусть совсем маленький, но наш, советский район, до конца очищенный от фашистской нечисти. И в этом была немалая заслуга Тины Слезиной: за несколько дней до операции она по заданию командования нашего отряда блестяще провела разведку в гитлеровских гарнизонах. Ей было достаточно лишь однажды побывать там, чтобы во всех подробностях досконально установить расположение огневых точек врага, систему оборонительных сооружений, караулов, застав. Конечно, Тину в любой момент могли схватить гитлеровцы. Она знала об этом, но действовала всегда спокойно, хладнокровно, расчетливо.

Однажды, вернувшись, как и обычно, из города, Тина неторопливо, с таинственным видом достала из телеги весь облепленный сеном, но новенький и совершенно исправный радиоприемник.

— Подарок вам от молодежи города, — пояснила она, скромно отходя в сторону.

Мы просто поражались мужеству и выдержке этой простой женщины. Ведь почти на каждой улице оккупированного врагом города, из которого она только что вернулась, были снова, в который раз, вывешены многочисленные приказы с категорическим, ультимативным требованием немедленно сдать все имеющиеся у населения радиоприемники!

— Вообще-то я не трусиха, — призналась чуть позже Тина. — Но на этот раз нервы едва не сдали. Еду по городу… Жара, пыль, дышать нечем. И куда ни посмотришь — всюду серо от солдатских мундиров. Кажется, будто все взгляды направлены прямо на тебя. И вот впереди — патруль. Два здоровенных фашиста: «Хальт, партизан!..» Сердце у меня так и оборвалось. «Ну все, — думаю, — приехала!» А потом, когда глянула я им в глаза, до того сонными и равнодушными они мне показались, просто ужас! «Что-то здесь не так, — соображаю. — Знали бы, что я партизанка, по-другому бы смотрели!» Улыбнулась я им через силу и вежливо так отвечаю: «Найн, пан, никс партизан!» И паспорт свой подаю. Почитали они, полистали, на телегу кивают: что, мол, везешь? А один даже сено начал ворошить. Показываю им кульки с солью, а сама думаю: «Только бы под рогожу не полезли — тогда уж ничего не спасет!» Начали они кульки щупать, а я с детьми мысленно прощаюсь… Но рогожу почему-то поднимать не стали, лень, видно, было. Ни слова не говоря, пошли дальше…

После этого случая командование решило категорически запретить ей вывозить из Осиповичей что-либо, кроме разведывательных данных. И соли, конечно. Это во-первых. А во-вторых, чтобы сократить до минимума степень риска, которому каждый раз подвергалась разведчица, мы попросили ее в дальнейшем поддерживать связь лишь с какой-то одной связной в Осиповичах. Это в какой-то степени уменьшало опасность провала хотя бы временно.

Однако Тина запротестовала.

— Вы не имеете никакого права жалеть меня, — горячилась она. — В жалости я никогда не нуждалась и нуждаться не буду. А вот в силы мои верьте, обязательно верьте! Городские подпольщики-комсомольцы с риском для жизни собрали для вас оружие, патроны, гранаты. И все это нужно вывезти. И уж тут, хотите или нет, без моей помощи вам не обойтись! Чтоб вывозить оружие ночью — даже и думать нечего. Остается одно — переправлять днем. А с этим, сами понимаете, пока никто вернее меня не справится! И знаю я, на что иду.