Страница 10 из 10
– Я не могу больше играть, Владыка. Я потерял кифару…
Знаю. Знаю, что твою кифару бросили в ручей вакханки, которые тебя растерзали – Гермес говорил, за то, что ты сторонился женщин? Гипнос излагал более пошлый вариант: за то что ты научил мужчин Фракии любви к юношам.
У Белой Скалы мы были в одиночестве: ни тени, ни тем более еще кто-либо не осмеливался отвлекать Владыку от его дел. Мир лежал смирно – сжатый моими пальцами в виде двузубца, мир жил, как ему приказано, почти единый со своим Владыкой…
– Ты хотел просить о чем-то?
Нечасто тени слышат такие вопросы от Аида Безжалостного.
Впрочем, нечасто Владыка встречает новоявленного покойника самолично у ворот, произносит: «Иди за мной» – и ведет к Белой Скале.
– Нет, Владыка. Я уже злоупотребил возможностью просить у тебя. Поступай со мной как знаешь.
– Тебя ждет Элизиум.
Глаза тени остались пустыми. «Элизиум, – мелькнуло в них, – Поля Мук… какая разница-то?»
– Ты не станешь благодарить?
– Воля Владыки – закон для меня. За закон не благодарят. Его выполняют. Я выполню все, что ты скажешь мне, что бы ты ни сказал.
– И не воскликнешь при этом: «А если бы у тебя отняли…»?
Тень потерла ладонью губы, стирая с них дерзость давних слов.
– Тогда я был юн и глуп. Сейчас повзрослел.
Не только повзрослел – поистрепался. Надо лбом – ранние залысины, изгиб губ болезненный, брезгливый, в движениях вместо порывистости – томность…
–Я понял урок и никогда больше не решусь равнять богов и людей. Приказывай – я отправлюсь, куда скажешь, и сделаю, что скажешь.
Я смотрел ему в глаза – мертвое поле, выжженное добела, пепел, прах без конца и края, отгорело все, и нет углей, в которые можно было бы подбросить соломы. Певец Орфей был мертв задолго до того, как его коснулось острие Убийцы: наверное, умер незаметно, когда рвался обратно, за переправу, к исчезающей тени, которая только что была так близко; когда срывал горло возле входа, пытаясь разжалобить то ли небеса, то ли кого-то из богов моего мира…
Может, он тогда просто пел напоследок – по-настоящему.
– Мужеложец, – процедил я негромко. – Аргонавт, павший от рук женщин… герой. Что, если я прикажу тебе выбирать?
С тихим плеском бились волны беспамятства о грудь Белой Скалы – столпа забвения, и легкий звук шагов другой тени был неслышен из-за них, но Орфей вдруг вздрогнул, недоуменно завертел головой, будто просыпаясь…
Словно вдруг решил ожить в царстве мертвых.
Когда тень веснушчатой нимфы вышла из-за скалы и остановилась перед ним, он замер еще на несколько мгновений – и я успел договорить:
– Выбирай – Элизиум без нее или…
Дальше кифаред Орфей, юноша и герой, не побоявшийся смерти, уже не слушал: его швырнуло на колени перед льноволосой тенью; задыхаясь, хотя тени не задыхаются, он обхватил ее ноги, потом, простонав что-то невнятное, нашел бесплотными губами такие же бесплотные руки…
Из груди у героя звуком расстроенной кифары рвалось одно:
– Ты… помнишь? Ты… меня… помнишь?!
– Орфей, – ответил шепот второй тени. – Разве может это быть… так скоро?!
– Века… о, века! Если бы я раньше понял… знал этот путь…
– Мне снились звуки твоей кифары… там, в тумане асфоделей. Снился ты… мне снился ты, живой, и что ты пришел за мной…
– Это ты… это правда ты… а я тогда шел, шел… я… знал, что нельзя оборачиваться… не мог… тебя не увидеть… но я пришел, я…
Что-то призрачное, прозрачнее слезы Леты упало на землю. Вздор – тени не плачут, плачут живые. Вообще все здесь вздор: мертвец обнимает мертвеца, признаваясь ему в вечной любви на берегу вечного беспамятства… разве могут тени – рыдать, целовать, любить… выбирать?
Быть такими вызывающе счастливыми – после жизни, в этом мире?!
– Ты споешь мне? Я соскучилась по твоему голосу. В дурмане асфоделя, за забвением… мне снились твои песни, но только снились, и я соскучилась. Помнишь ту – о белом дереве на берегу черного озера? Печальную?
– Нет. Забыл. Я другую тебе спою. Не эту. Не печальную. Придумаю новую. Веселую. Я глупец, знаешь, я написал мало веселого. Ничего. Исправлю… Только вот кифары нет.
– Я буду петь вместе с тобой. Вместо нее…
Говорили они это все? Или так – просто несли немую чушь взглядами, взявшись за руки и глупо смеясь (смеющиеся тени… Белая Скала – и та чуть от удивления в Лете не потопла). Я не торопил и не прерывал. Я мог бы даже вообще уйти – все равно его уже не нужно было спрашивать об ответе, и без того ясно было, что он выберет между разумным и безумием.
Но я стоял и ждал, пока они вспомнят, что у их разговора – свидетель.
Вспомнили, прервали счастливый лепет. Нимфа охнула, попыталась спрятаться за призрачным плечом своего героя. Герой-тень умоляюще протянул руку.
– Владыка…
– Ты выбрал?
– Я выбрал, Владыка. Я выбрал её.
– Пусть будет так. До скончания века ты не получишь забвения. Не увидишь Элизиума. Поля асфодели и память – твоя участь.
Орфей успокоено улыбнулся: «Поля асфоделя – и она!» Взглянул с ожиданием – я кивнул, разрешая идти. Пальцы двух теней переплелись, вспорхнул влюблённый шепоток – и единственный герой, не получивший бессмертия или блаженства Элизиума, бесстрашно двинулся на асфоделевые поля. Под руку с ненаглядной Эвридикой.