Кровь за кровь

Курортный рай закончился. Тем же вечером Алена отбыла на родину, напросившись в попутчицы какой-то компании с авто. Николай пропал в болгарских застенках. Как сообщили в полиции, его отвезли в Софию и посадили там в тюрьму за хулиганство и нарушение общественного порядка. Роман туда не поехал. Он дождался автобуса и, голодный и отощавший, вернулся домой.

Вот и все. Конец истории. Больше он не виделся ни с Аленой, ни с Николаем. И вот судьбе вдруг вздумалось свести их снова. Зачем?

Будучи программистом, Роман ответил на этот вопрос по-своему. Когда программа дает сбой, нужно все стирать и переписывать с нуля.

Айтишник расспрашивал что-то про анти-паттерны, но Роман его не слышал. Он все думал про Алену, про Николая, гадая, получится ли все исправить. Или лучше сделать вид, что ничего не случилось? Забыть все, как сон, и ехать по накатанной колее дальше?

Для Романа, да и для остальных, так было бы лучше всего, но, разумеется, он поступил иначе.

2 декабря. День. НИИ «ВТОРЦВЕТМЕТ»

В бытность СССР этот научно-исследовательский институт был всесоюзным, что сказалось на его масштабах и архитектурных особенностях. Нынче белое девятиэтажное здание в центре города вовсе не выглядело таким помпезным, как в прежние времена. Фасад уродовали старенькие кондиционеры и выгрызенные временем бреши в плиточной облицовке. На входе сидел вахтер, точно приглашенный на работу прямиком из ретро-сериала про то, как «эх, хорошо в стране советской жить». Он долго мурыжил Переверзина на входе, то всматриваясь в паспорт, то сверяя фамилию с записью в журнале пропусков. Его так и хотелось назвать «папашей», но не по-доброму, а сердито, после чего сгрести за шкирку и как следует приложить лбом об стол, за которым он нес вахту.

Разумеется, Переверзин не стал этого делать, а лишь отметил про себя, что подобная бдительность ничего не даст в случае налета, зато весьма осложнит доставку золота и вывоз готовых слитков. Тем не менее Бачевский полагал, что институт вторичных цветных металлов является идеальным местом для переплавки. А у Переверзина, как у новичка, не было никаких оснований не доверять шефу. Когда «вертушка» наконец открылась, он потоптался у единственного лифта, с тоской послушал скрип и скрежет где-то наверху и стал подниматься по широкой лестнице пешком. На ней, как и в вестибюле, было безлюдно. Ни единой души и в длинном коридоре, скудно освещенном лампами дневного света, работающими через одну. Линолеум под ногами был местами залатан, а местами протерт до дыр.

Найдя нужную дверь, приятно выделяющуюся на фоне общего запустения, Переверзин постучал и вошел. Его встретил начальник лаборатории редких сплавов, который явно не ностальгировал по социалистическому прошлому, а жил настоящим и процветал в нем, судя по отлично сидящему костюму и искусно подобранному галстуку. При этом Леонид Георгиевич Воронов был достаточно умен, чтобы не обвешаться золотыми цацками, которые могли бы вызывать зависть и подозрение у окружающих работников науки и техники.

Пожав руку Переверзину, он задержал ее в своей и произнес:

– Рад знакомству. Надеюсь, взаимовыгодному и долгосрочному. Кофе будешь? Чай?

– Нет, спасибо, – сказал Переверзин, слегка нахмурившись.

Воронов понимающе усмехнулся:

– Не привык на «ты» с незнакомыми людьми? Ничего, привыкай, Антон. Мы теперь будем общаться долго и плотно. Не один пуд соли вместе съедим. – Он подмигнул. – Связаны одной целью, скованы одной цепью. Слыхал такую песню?

– Нет, – ответил Переверзин, немного расслабившись. – Могу я посмотреть, что и как? А то у меня сомнения возникли.

– Какие? – округлил глаза Воронов.

– Вахтер у вас строгий. Въедливый такой старикашка. Боюсь, вздумает ящики досматривать на входе.

– С этим проблем не возникнет. Иди-ка сюда.

Подчинившись призывному жесту, Переверзин подошел к окну и увидел внизу большой двор, окруженный со всех сторон зданиями и заставленный множеством автомобилей, половина которых явно была не на ходу. Свободное пространство занимали разнокалиберные контейнеры и ящики, катушки с кабелем, железные бочки, разобранные двигатели, ржавые станки и просто кучи откровенного хлама.

– Видишь ворота? – спросил Воронов. – Вон там, между двумя корпусами. В будке дежурят мои люди. Въезд и выезд только по согласованию со мной.

– Но во двор можно попасть и другими путями, – заметил Переверзин. – Я вижу двери, да и лестницы под навесами явно ведут в подвал.

– Острый глаз! Молодец. Но в мой цех вход только один. Сразу возле ворот, видишь? Туда без специального доступа ни одна живая душа не попадет. Мы ведь в институте на особом положении. Государство в государстве.

– На каком основании?

– Ты не только наблюдательный, но и дотошный, – одобрительно кивнул Воронов. – Люблю таких. Теперь я точно знаю, что мы сработаемся. Присаживайся. Может быть, все-таки кофейку?

– Нет, спасибо, Леонид, – вежливо отказался Переверзин. – Мои люди с грузом на улице стоят, пока я осматриваюсь. Хотелось бы побыстрее закончить знакомство с… э… объектом.

– Что ж, тогда предлагаю наведаться в цех, – предложил Воронов. – Обрати внимание, я специально выбрал кабинет в этом крыле, чтобы ворота и вход в цех постоянно были у меня перед глазами. Мы ведь драгоценными металлами занимаемся. Официально, – подчеркнул он, приглашающее открывая дверь. – На государственном уровне.

– Я думал, это привилегия ювелирных мастерских, – признался Переверзин, когда они вышли в коридор.

– Ну, у нас особая сфера. В основном мы выплавляем золото, платину и другие редкие металлы из старой техники. Ты даже представить себе не можешь, сколько там всего попадается. Настоящие россыпи. Клондайк. И мы обогащаемся, и государство не в накладе.

– Остальным сотрудникам, наверное, обидно?

Они свернули за угол и начали спускаться по лестнице, пролегающей вокруг колодца с лифтом, затянутого зеленой металлической сеткой.

– Мы стараемся не афишировать свой достаток, – пояснил Воронов. – Я принимаю на работу только надежных, проверенных людей.

– Преданных своему делу.

– Лучше не скажешь! Да, преданных своему делу. Они знают, какая ответственность на них возложена, и дорожат своими рабочими местами. Ну и головами тоже. В буквальном смысле. – Воронов хохотнул. – У нас тут недавно случай был. Один нечистый на руку плавильщик взялся понемногу изделия выносить.

– Думаю, у вас тут видеонаблюдение организовано, я прав? – предположил Переверзин, когда они вступили в коридор без окон с редкими металлическими дверями.

– Естественно. Но мало кто об этом подозревает.

– Скрытые камеры?

Воронов по-дружески хлопнул Переверзина по плечу.

– Правильно мыслишь. Но слушай дальше. Тот прохиндей, видно, раскаялся или испугался, что привлекут к уголовной ответственности за хищения в особо крупных размерах. Теперь уж не выяснить.

– Погиб? – спросил Переверзин, невольно понижая голос.

– Если бы просто погиб. – Остановившись перед массивной бронированной дверью, Воронов поднес руку к кодовому замку, но клавиши не нажал, а посмотрел гостю в глаза. – Он выпил бутылку технического спирта и сунул голову в индукционную печь. А там знаешь, температура какая? Пришлось придурка в закрытом гробу хоронить. Это я к чему? Ах да! Мы об ответственности говорили. И теперь, Антон, ты тоже к нашим секретам приобщен. Видишь, я при тебе дверь открываю…

Пальцы Воронова медленно прошлись по панели. В какой-то момент Переверзин испытал острое, почти непреодолимое желание крикнуть, что он не желает ничего знать, не собирается ни во что вникать, а прямо сейчас уйдет и забудет все, что успел увидеть и услышать. Но было поздно. Во-первых, он уже знал слишком много, чтобы его оставили в покое. Во-вторых, Переверзин никогда не простил бы себе, если бы проворонил такую возможность разбогатеть и войти в круг по-настоящему деловых людей, которым всегда втайне завидовал.