Кузнечик

Он не вернулся. Хлопнула входная дверь, а потом в спальню тихо прошмыгнул Сережка. Кузнечик с трудом приподнялся, понимая, что поступает трусливо, делая из брата сообщника, но также понимая и то, что одному ему этого не пережить. Сережка охнул, совершенно по-детски прикрыв рот ладонью, и тут же собрался, сказал деловито:

— Ничего, отстираем.

И они вдвоем тщательно замыли пятно, сделав его почти незаметным. Только в складках швов остались бурые тени, и от этого вышитые маки казались более объемными.

— А папа за контурными картами пошел, — сообщил Сережка, пока Кузнечик умывался.

========== 3 ==========

Пророчество географички с мрачным удовольствием сбывалось. Кузнечика сторонились всё больше, потому что у большинства уже было новое-яркое-одноразовое, а он донашивал старое-качественное-перелицованное. Новая чужая эпоха окружала со всех сторон: турецкие свитера, китайские спортивные костюмы с безграмотными надписями, лаковые туфли, красивые, но не пишущие ручки, наборы пластилина ярких цветов, среди которых был и белоснежный, турецкие сладости — либо приторные, либо безвкусные.

Мама своих детей защищала доступными ей способами.

— Это всё безвкусица, — говорила она. — Синтетика, мишура. Вы не забывайте, что вы у меня потомки дворян.

Кузнечик не хотел быть голодным дворянином, он хотел затеряться в толпе. И если он страдал молча, становясь изгоем и в общем-то копируя мамины мысли, уверяя себя, что друзья ему не нужны, то Сережка о своих потребностях заявлял громко. Он хотел бананов. И жевательной резинки с красивыми вкладышами-«турбами», которые использовались во множестве игр. И турецкого шоколада. Ну и что, что от него болит живот. Ну и что, что он невкусный. А вдруг?

— А бананы хранят в морге, чтобы они не портились, — говорила мама. — Съешь лучше морковку.

А отец притащил как-то связку бананов, и Сережка с Кузнечиком разрывались от сомнений: вдруг и правда из морга? Но съели, конечно. И правильно сделали. Трупный яд, обещанный мамой, так их и не убил, а бананов потом еще долго не было, одна морковка. Мама по случаю купила целый мешок у соседки.

Но случайные праздники вроде тех бананов не делали из Кузнечика нормального человека, и одноклассники смотрели на него с брезгливой жалостью. Переплюнуть его по непрестижности смогла только Ткачиха, то есть Оля Ткаченко. Но с ней вообще трудно было состязаться, она до пятого класса носила каждый день коричневую советскую форму с черным передником, а потом переоделась в шерстяное платье и хлопчатобумажные красные колготки. Она была не по возрасту маленькая, бледная, с дурацкими двумя хвостиками и огромными голубыми глазами. Жила с бабушкой и семью малолетними братьями и сестрами. И еще она была стукачкой. Когда ее обижали, она рассказывала учительнице. За это Ткачихе объявили бойкот, и Кузнечику было вдвойне неловко, что она так явно хотела с ним дружить. Но спасти репутацию ему все равно не удалось бы, а с Олей можно было хотя бы поговорить. Еще она настойчиво делилась с Кузнечиком крошечными вонючими пирожками, которые ее бабушка готовила из каких-то непонятных мясных отходов и дрожжевого теста. Кузнечик вежливо отказывался, понимая, что Оле самой нужно есть, и врал, что сыт.

Жизнь тянулась своим чередом.

Однажды Сережка заигрался в «турбы», те самые вкладыши. Суть игры была в том, чтобы сложить стопкой вкладыши игроков и по очереди бить по ним ладонью. Выигрышем считались те, что от удара перевернулись. Сам Сережка эту жевательную резинку никогда не пробовал, но один вкладыш получил на день рождения от влюбленной в него Синявки, тут же поставил его, перебил все вкладыши и оказался сказочно богат и популярен. Кузнечик ему даже завидовал немного, но сам играть не хотел, хоть Сережка и обещал поделиться.

Какое-то время Сережке везло, он выигрывал. Но потом удача отвернулась, а азарт остался. Сережка стал играть в долг.

Потом в долг ему давать перестали.

Сережка маялся, тоскуя по своему былому положению. Пытался придумать, где раздобыть вкладышей. Его мотивировали еще и кредиторы, угрожавшие расправой. Димка, один из братьев Ткачихи, щедро подарил Сережке три самых дешевеньких вкладыша, но Сережка их тут же проиграл.

А на следующий день выкупил у Артура, самого крутого игрока, пару десятков вкладышей и раздал долги.

Слухи об этом долетели до Кузнечика через Олю. Оттащив брата в сторону на следующей же перемене, он потребовал объяснений.

— Да никто не заметит, — обиженно бормотал Сережка. — Я же только мелочь взял…

— Где ты ее взял? — не отставал Кузнечик.

— У папы из кармана… Но она на пол просыпалась, — поспешно добавил Сережка. — Когда брюки на стуле висят, из них вечно деньги падают.

Кузнечик только бессильно прикрыл глаза. У отца каждая копейка на счету, разумеется, он заметит пропажу.

— Он тебя убьет.

Сережка, кажется, и сам это понял и теперь смотрел на брата испуганно и умоляюще.

— Что-нибудь осталось? — спросил Кузнечик.

Сережка молча вынул из кармана два вкладыша.

— Верни Артуру.

— А вдруг не возьмет?

— Возьмет. Деньги отдашь мне.

Артур без вопросов выкупил назад свои вкладыши, и Сережка отдал деньги Кузнечику.

— Ты после уроков проводи Синявку домой, ладно? — попросил Кузнечик. — Посидите у нее, телевизор посмотрите. Я маме скажу.

Синявка родителям нравилась: скромная девочка с мягкими карими глазами и тугими косичками, дочь библиотекарши. К ней Сережка мог хоть с ночевкой уйти.

Кузнечик тоже хотел бы пойти домой к кому-нибудь другому, хоть к той же Оле. Она давно его звала. Но — нельзя. Надо поставить точку в истории с «турбами».

Вышло легче, чем думалось Кузнечику. Всё само стремилось к развязке. Мамы дома не было, отец пришел рано и сразу же спросил, пристально глядя Кузнечику в глаза:

— Ты у меня ничего не брал?

Кузнечик сглотнул и ответил, вынимая из кармана мелочь:

— Брал…

========== 4 ==========

Мама уволилась, так и не дождавшись зарплаты, и пошла работать к тете Наташе. Детям было велено никому об этом не говорить, потому что тетя Наташа торговала джинсами. Мама тяжело переживала это падение, но отец не мог вытянуть семью в одиночку, и ей пришлось наступить на горло собственной гордости.

Теперь дома была еда, но не было мамы. Она постоянно моталась за товаром с огромными клетчатыми сумками, лишь изредка появляясь дома. Кузнечик с Сережкой сами готовили ужин себе и отцу, сами стирали, сами прибирали.

Однажды поздно вечером мама рыдала на кухне, рассказывая, как всю дорогу тряслась над деньгами, потому что ехала в одном вагоне с откинувшимися зэками. Детям в это время полагалось спать, но мамины горькие жалобы прорывались сквозь закрытую дверь, и Кузнечик, слишком взвинченный, чтобы уснуть, не мог не подслушать.

Большая часть денег уходила на раздачу долгов, в которые, оказывается, родителям пришлось влезть в самое голодное время, поэтому никаких излишеств все равно не было. Но теперь хотя бы Сережке не приходилось донашивать за Кузнечиком протертую до дыр и трижды перелатанную одежду. А еще мама принесла им обоим по две пары джинсов, и Кузнечик не мог на них нарадоваться. Конечно, в школе почти сразу же объявили войну «уличной» одежде и стали требовать вместо джинсов и спортивных штанов брюки. Пришлось маме добывать еще и черные джинсы, которые издалека вполне походили на обычные брюки.

Наличие новой одежды сделало пребывание в школе более терпимым, но вот дома обстановка совсем испортилась. С тех пор, как Кузнечик взял на себя вину за пропавшие деньги, отец стал придираться к нему еще больше, и отсутствие мамы ситуацию не упрощало. Теперь ремнем прилетало и за тройки, и за плохо вымытую посуду, и за показавшийся слишком дерзким взгляд. Сережку отец почти не трогал, и хотя бы этому Кузнечик был рад.

Когда в школу пришли представители спортивных секций, Кузнечик запретил себе и думать об этом. Но секции были бесплатные, и он не удержался. Долго-долго терзался, придумывая, как подступиться к отцу, надеялся, что мама успеет вернуться, но набор был уже в четверг, а мама должна была приехать не раньше пятницы. И в среду вечером Кузнечик решился. Рассказал про занятия по плаванию, про тренеров, про новый бассейн у соседней школы.