Страница 2 из 3
− Не знаю, мне в голову приходят только стихи…
− Вот это да! – восхитился малыш. – Наверно, писать стихи очень трудно?
− Да нет, совсем легко. Ты попробуй…
Собеседником Моцарта был юный Гёте.
− Вам не надоело меня слушать?
− Да что ты, разве могут надоесть редкие и забавные истории о Моцарте и Гёте? Здорово! Может, расскажешь что-нибудь ещё?
− Тогда слушайте дальше:
− Композиторы Вольфганг Моцарт и Жорж Бизе чем-то похожи друг на друга. С детства у них были триумфальные концертные выступления. Жаль, что покинули этот бренный мир рано: один ушёл в тридцать пять лет, другой – в тридцать шесть.
−А какая незабываемая увертюра Бизе к опере “Кармен”, пальчики оближешь!− вслух подумала вторая Скрипка.– Извини, Сестрёнка, что прервала твою мысль.
− Ничего, пустяк. Продолжаю:
− Однажды некий высокопоставленный зальцбургский сановник решил побеседовать с юным Моцартом, который к тому времени уже приобрёл мировую славу. Но как обратиться к мальчику? Сказать Моцарту “ты” – неудобно: слишком велика его слава, а сказать “вы” – слишком много чести для мальчика…
После долгих размышлений этот господин, наконец, нашёл удобную, как ему показалось, форму обращения к юной знаменитости.
− Мы были во Франции и Англии? Мы имели большой успех? – спросил сановник.
− Я-то там бывал, сударь. Но вот вас я, признаться, нигде, кроме Зальцбурга, не встречал! – ответил ему простодушный Вольфганг.
− Я слыхала, что Моцарт написал пьесу, где при игре был задействован и нос, − заговорила Труба.
− Это он подшутил над Сальери. Сказал ему, что написал такую вещицу для клавира, которую не сможет исполнить ни один человек в мире, кроме… него! – сообщил он приятелю.
Посмотрев ноты, Сальери воскликнул:
− Увы, Моцарт, ты тоже не сумеешь сыграть это. Ведь тут обе руки должны исполнять труднейшие пассажи, причём на противоположных концах клавиатуры! И именно в этот момент необходимо взять несколько нот посереди клавиатуры! Даже если играть ещё ногой, всё равно исполнить написанное не удаётся: слишком быстрый темп…
Моцарт, весьма довольный, рассмеялся, сел за клавир и…исполнил пьесу в точности так, как она была написана. А сложный аккорд посередине клавиатуры он взял… носом!
− Вот это да! – удивились инструменты, − такого, чтобы автор играл носом, наблюдать не приходилось. Можно, конечно, видеть, когда играют в четыре, можно допустить и в шесть, пусть даже в восемь рук, а тут при игре задействован нос!..
− Если быстрый темп пьесы, то с какой же скоростью маэстро сыграл это своим носом, как же его нос выдержал, не сломался? − засомневалась Виолончель,
− Видимо, сумел, − рассмеялась Валторна.
− Зарабатывая вполне приличные гонорары, Моцарт, тем не менее, вечно вынужден был занимать деньги, − открыл секрет Клавесин. Получив за выступление на концерте тысячу гульденов (сумму баснословную!), он уже через две недели сидел без денег. Аристократический приятель Вольфганга, у которого тот попытался занять, с удивлением заметил:
− У тебя нет ни замка, ни конюшни, ни дорогостоящей любовницы, ни кучи детей, куда же ты деваешь деньги, мой дорогой?
− Но у меня есть жена Констанция! – весело напомнил Моцарт. – Она мой замок, мой табун породистых лошадей, моя любовница и моя куча детей…
− Получив деньги, сразу тратить их, не оставляя на потом, на чёрный день,− это же безрассудно! − сказала Флейта.
− А был ещё такой случай, − заговорило Фортепиано:
− Один из завистников Гайдна как-то в разговоре с Моцартом с пренебрежением сказал о музыке Гайдна:
− Я бы так никогда не написал.
− Я тоже, − живо отозвался Моцарт, − и знаете почему? Потому, что ни вам, ни мне никогда не пришли бы в голову эти прелестные мелодии.
− Хорошо сказал о музыке сам Йозеф Гайдн, − добавил Фагот:
“ Найдите хорошую мелодию – и ваша композиция, какова бы она ни была, будет прекрасной и непременно понравится,− посоветовал композитор, − это душа музыки, это жизнь, смысл, сущность композиции. Можно найти самые редкостные и искусные аккорды, но без мелодии они ничто”.
− Скажи, Флейта, почему у Гайдна Симфонию № 102 си-бемоль мажор называют “чудом”? − спросила Виолончель.
− А ты разве не знаешь? Об этом долго говорили, случай-то такой неординарный, необычный, запоминается.
− Нет, недовелось слышать,
− На премьере этой симфонии, − стала рассказывать Флейта, − как только умолкли ее последние звуки, все зрители устремились в переднюю часть зала, чтобы высказать своё восхищение композитору. В этот момент с потолка сорвалась огромная люстра и упала как раз на то место, где совсем недавно сидела публика. То, что никто не пострадал, было чудом. Представляете, как испугался Гайдн. Он был на гране срыва. Это был единственный случай, который привёл его в шоковое состояние.
− Вообще Гайдн любил шутить, − сказали Скрипки, − при каждом удобном случае давал повод посмеяться. Вот что рассказала одна из них о шутке Гайдна:
− Уставшие от долгой разлуки со своими семьями, музыканты оркестра обратились к Гайдну с просьбой донести до князя их желание повидаться с родными, и маэстро придумал хитрый способ поведать об их тревоге – на этот раз при помощи музыкальной шутки. В Симфонии № 45 завершающая часть заканчивается в тональности до-диез мажор вместо ожидаемого фа-диез мажор (это создаёт неустойчивость и напряжение, требующее разрешения). В этом месте Гайдн вставляет Adagio, чтобы передать своему патрону настроение музыкантов. Оркестровка оригинальна: инструменты замолкают один за другим, и каждый музыкант, закончив партию, гасит свечу у своего пюпитра, собирает ноты и тихо уходит. В конце концов, в тишине зала остаются играть только две скрипки. К счастью, нисколько не разозлившись, князь понял намёк: музыканты хотят уехать в отпуск. На следующий день он приказал всем готовиться к немедленному отъезду в Вену, где остались семьи большинства его слуг. А Симфония № 45 с тех пор так и называется – “Прощальная”.
После рассказа Скрипки на минуту воцарилось молчание.
− Интересно получается, − нарушив тишину, заговорила нота МИ, − когда автор подготовит партитуру к исполнению, всем инструментам ясно, как и что играть, где вступать, а вот как приходится нам, нотам, себя чувствовать при записи партитуры, это какой-то кошмар. Композитор тусует нас как карты: напишет, не понравится − вычёркивает, бросает листы с нами в корзину, напишет и снова в корзину, пока его мысль не созреет, не примет нужную форму.
− Да, подружка, никто о нас не заботится, не жалеет нас, − пожаловалась нота РЕ.
− А что вы плачете, горюете? Без вас и музыки не будет, выходит, имеете большую силу, даже, пожалуй, главную, − успокоила их Флейта.
− Вы, инструменты, думаете, что мы, ноты, как пушинки или бабочки? Когда захотели – взлетели, куда захотели – сели. Например, решили сами закрепиться на линейках или между ними, не тут-то было. Сам композитор решает, куда нас направить. Попробуй его ослушаться, сразу тебя выбросит в корзину вместе с линейками.
− Да, вы ноты безликие, одно только название, никто вас не погладит, не приголубит, не пожалеет. Только вами распоряжаются, не спрашивают вашего мнения. Это плохо, когда нет своего хозяина. Единственная ваша защита и величие – каждая нотка; она имеет свою длительность, которая при исполнении играет решающую роль.
– Действительно, мы в этом убедились, − вмешалась нота РЕ-диез мажор. − Однажды композитор начал писать Фокстрот, а когда стал менять тональность, увлёкся, вошёл в азарт и, не замечая, перешёл в другую сферу − в Танго.
− Он, видимо, искал хорошую мелодию, пытался копаться в своих фантазиях, но что получилось, сами видите.
− Такие осколочные мелодии, фрагменты, автор держит у себя в голове − на всякий случай, и в нужный момент пускает их в дело. Поэтому и рождаются шедевры.
− Бывает, композитор пишет увлечённо, с огоньком. Проходит время, и этот шедевр пропадает, тускнеет, теряет свежесть, вот и летят листы с нами, нотами, в корзину, время потеряно.