Удерживающий Апокалипсис

Егорова резко отстранилась, застёгивая пуговку. За жрицу любви её ни разу не принимали. Увидав смятение в глазах девушки, Семён помягчел.

– Я, наверное, вас с кем-то перепутал, – извинился он, глядя честными глазами. – В Москве народу много.

– Так вы не москвич? – ухватилась Егорова за соломинку.

– Когда как, – уклонился от прямого ответа Семён. – Сегодня москвич. А вы? Да вы садитесь, здесь прохладнее.

Он похлопал по переднему сиденью. Почему-то ощущая себя той, за которую её приняли с самого начала, Надя обошла капот. Журналистское чутьё подсказывало, что наклёвывается скандальный материал. Упускать его не хотелось, да и парень на маньяка не походил.

В салоне царил рай. По радио захлёбывался ведущий, играла нежная музыка. От кондиционера было даже холодновато.

– Я родилась в Москве и провела здесь всю жизнь, – сообщила Егорова. – А зовут меня Надя. Хорошее имя?

– Хорошее. А главное, редкое, – ответил Семён, вспомнив последние кадры фильма «Ирония судьбы».

– А вас как зовут?

– Семён.

– Тоже хорошее имя, – улыбнулась Егорова.

Как глупо чувствуют себя мужчины, заводя знакомства с девушками!

– А я в Москве недавно, – продолжил Семён. – Заезжали как-то с барином.

– С барином? – переспросила Надя и навострила ушки.

– У него тут брат жил.

– Умер?

– Давно.

– Наверное, был сильно старше вашего шефа, – потянула за ниточку журналистка, опасаясь, как бы она не оборвалось.

– Какого шефа? А, Вольдемара Евпсихиевича? Нет, – засмеялся Семён, барабаня пальцами по рулю. – До его сиятельства у меня был другой барин. Охоту любил. С борзыми. Преставился, Царство ему Небесное.

Семён перекрестился.

– Ваш хозяин, теперешний, не будет ругаться, что мы с вами разговорились? Вы же на работе.

– Что вы! – махнул рукой Семён. – Его сиятельство приветствует знакомство с местным контингентом. Надо, говорит, знать общество, в котором трудишься. Умнейший человек. А ты кем работаешь?

– Журналистка, – выпалила Егорова.

Вообще-то надо было соврать, что работает продавцом или секретарём, но был велик соблазн поразить воображение приезжего. Они отродясь не видывали журналистов, только по телевизору.

– Ух ты! – обрадовался Семён. – Как раз то, что нужно. Вольдемар Евпсихиевич заинтересуется, он помешан на прессе. Целыми вечерами изучает газеты и не пропускает новостей по телевизору.

– Ты меня с ним познакомишь? – с напряжённым ожиданием вытянула шею Егорова.

– Да, но сначала сходим в ресторан, если ты не против.

Надя не была в ресторане уже две недели. Последний раз это была презентация иностранной фирмы, намеревавшейся продавать в России какие-то колготки. Наприглашали эстрадных див, которые и так каждый день скакали на экране телевизора и слабыми голосами блеяли плохо рифмованные тексты.

Вечером, когда Москва вздохнула от жары, Семён на такси повёз Надю на Краснопресненскую набережную.

– Извини, что не на своей машине повезу, – объяснил Семён. – Глупо побывать в ресторане и не выпить.

На набережной возле «Экспоцентра» стоял, как «Аврора» на вечной стоянке, теплоход, служивший плавучим рестораном. Егорова здесь ещё ни разу не была: презентации тут не проводили, а из знакомых её сюда никто не приглашал.

Юркий, фальшиво улыбающийся официант сунул в руки меню и карту вин.

– Выбирай сама, – сказал Семён и выглянул на водный простор.

По Москве-реке плыл теплоход, с него звучала музыка. Увенчанный звездой шпиль гостиницы «Украина» пронзал золотящееся закатное небо.

Для начала журналистка выбрала отварную севрюгу с соусом из шампиньонов и салат из овощей и отварного языка. С вином не стала мудрить и заказала белое «Арбатское».

– Расскажи о себе, – попросила Егорова после тоста за знакомство.

На ней был топик на узких бретельках, верхний край которого спускался много ниже ложбинки между грудями. В ней пристроилась цепочка с золотым кулоном.

– Что рассказывать? – пожал плечами Семён, расправляясь с салатом. – Сперва ходил за лошадьми. У барина красавцы были – ты таких не видала! Крепкие, ноги как струны. Конюшня у хозяина большая была.

– Кто ж такой твой хозяин?

– Ты его не знаешь, – отмахнулся Семён.

– Поместье, наверное, немаленькое? – продолжала наступать Егорова.

– Бывают и побольше, а у барина по-теперешнему сто пятьдесят гектаров. Тут тебе и лес, и выгоны, и поля.

– Так это не коттеджный посёлок? – замерла с вилкой Надя. – Я думала, Жуковка или Нахабино.

– Барин любил уединение и охоту, – пустился в воспоминания Семён. – Сокрушался, что по-аглицки не выучился в своё время. Всё оправдывался, что способностей нет. Чудный был барин. А я теперь у его сиятельства. Механизмами заведую, самобеглый экипаж доверили.

Егорова жевала закуску, а мысли её разбегались: такого она ещё не слышала.

– Ну а ты? – спросил Семён, поднимая на Надю открытый взгляд.

– «Я не сею, не пашу, я пишу, пишу, пишу», – ответила Егорова журналистской прибауткой. – Всегда тянулась к интересным людям. Жизнь без впечатлений скучна. А что может быть интереснее людей? Командировки, захватывающие репортажи, сенсационные статьи.

Надя вспомнила недописанный и несданный материал о дворниках. Завтра Брыков её убьёт.

– А родители? – участливо поинтересовался Семён. – Матушка с батюшкой живы?

– Ой, да ну тебя! – Егорова оторвалась от еды. – Конечно, живы! Только я живу от них отдельно. У них двухкомнатная, а я снимаю. Самостоятельность – великое дело.

«Московский курьер» – не та газета, снова кольнула Надю мысль, где зарабатывают деньги на жильё. Вот телевидение…

– А ты где обосновался?

– Родился в Тверской губернии, а как стал служить его сиятельству, так переезжаю из страны в страну, по России командировки. Устаёшь за баранкой, но интересно.

– Почему ты Вольдемара Евпсихиевича называешь «ваше сиятельство»? Он что, правда граф?

– Князь, самый настоящий.

– Из бывших, что ли? – оторопела Егорова.

– Почему из бывших? – удивился Семён. – Из настоящих. Вот только недавно из Америки приехал.

Егорова почему-то вспотела. Случайный разговор про американского папашу становился реальностью. По крайней мере со стороны Дерюгина. А вот Надя на дочь эмигранта не тянула. Надо же, князь!

Официант принёс зразы под пикантным соусом и жареную осетрину. Семён заказал водочки.

– И что он в Москве делает? – выуживала сведения Надя. Удача плыла ей в руки.

– По делам приехал. У них целая контора, филиалы по всему миру. Большие дела творят.

– Американский олигарх?

– Что? – спросил Семён.

Его лёгкость в отношении к хозяину Надю начинала раздражать.

– Олигарх, спрашиваю?

– Может, и олигарх, – пожал плечами Семён. – Я не знаю как сейчас таких господ величают. Да что ты всё про его сиятельство расспрашиваешь? Хочешь, устрою встречу с ним, сама всё узнаешь.

– Как! – обомлела Егорова.

– Он тобой интересовался, – добавил Семён.

– Ты ему рассказал обо мне?

– Конечно, он ведь помешан на прессе. А тут такая удача: не успел приехать, – и на тебе, я с настоящей журналисткой познакомился. Давай выпьем, – предложил Семён. – Только я, извини, водочки.

Журналистка подставила бокал под «Арбатское», Семён наполнил стопку.

– Эх, хорошо-то как! – возрадовался он.

– Ну, за что пьём? – спросила Надя.

– За перспективы.

О каких перспективах говорил Семён, Егорова поняла и была не против. Но в отношении Дерюгина в Надиной голове что-то не сходилось.

Американский олигарх, наверняка миллионер, путешествующий по миру. Нет, не путешествующий, разъезжающий по важным и непонятным делам. Один слуга – провинциал из русской глубинки. Второй – китаец. Третий вообще непонятно кто. Тоже наверняка тот ещё фрукт.

Егорова была убеждена, что журналиста ведёт по следу нимфа, покровительница журналистики. У всех пишущих с ней свои отношения, но мало кто осознаёт, что покровительница вьётся над их головой и натаскивает на потрясающий материал.