Страница 15 из 20
– Ты же подумал, будто я помог ему, – робко напомнил послушник. И Саймей опять подумал, что из-за своего быстрого ума, юноша не так послушен, как должен был быть, но Посланника это только радовало.
– Либо ты, либо брат Анатолий, как я уже и говорил – рассудил Посланник. – Однако же это мог быть и кто-то иной… После встречи той настоятель вернулся сюда. Зачем?
– Мысль моя о том, что до этого места ему было ближе, чем до личных покоев, – подумав, высказал юноша.
– Очень хорошо, – похвалил его рассуждения Саймей. – Но я считаю иначе. Ты говорил, Арам, что стило лежало на краю стола, а перед ним – бумаги. Ныне же чисто здесь.
– Брат Анатолий со дня смерти настоятеля ревностно следит за порядком здесь. Вы же заметили новые свечи и свежую воду. И тогда он навел порядок, чтобы занять себя и отвлечься от кручины, – Арам отвечал бойко, рассуждения Посланника захватили его.
– Давай-ка мы взглянем на вещи отца Иокима, – Саймей поднялся с табурета и шагнул к столу. – Где хранит он записи свои?
– На той полке, что у окна, – послушник тоже поднялся на ноги и проворно шагнул к стене, где лежали свитки. – Вот тот из них, что дописывал он в последние дни.
– Ты говорил, он слаб глазами, – вспомнил Саймей. – Много ли он мог написать?
– Он работал совсем мало, – рассказал Арам. – Не более получаса в день. Тут половина, если не больше, написано моей рукой. Он вносил лишь самое важное.
– Бери его с собой, мы прочтем его позже, – распорядился Саймей. – А что в нем?
– Здесь описаны дни жизни общины нашей, – чуть сверившись с записями на свитке, сказал послушник.
– А где те записи, что делал ты в тот вечер? – чуть подумав, спросил Посланник.
– Я не знаю, – растерялся Арам. – То был не свиток, а листы, скрепленные в углу. На таких вели мы записи, что не могли вызвать интерес позже.
– А где стило? – Саймей осматривал стол.
– У наставника моего есть специальная полка, где хранит он все необходимое для письма, – и юноша указал на небольшую полку, чуть скрытую пологом окна.
Саймей прошел мимо стола к указанному месту, приоткрыв полог, начал он рассматривать вещи, что лежали там. Тут была и дощечка для удобства письма, когда необходимо было делать записи не за столом. Был нож. С изящной рукоятью. С помощью которого следовало точить стило. Было и само стило. Саймей удивился, насколько оно погнуто и как изуродован тот край, которым и делали записи.
– Полагаю, им и писал отец Иоким перед самой смертью, – передавая инструмент ученику, заметил он.
– Перед смертью? – юноша был изумлен. – Ты думаешь, учитель, будто наставник мой сюда возвратился за тем, что бы…он что-то писал?
– Об этом говорит мне это стило, – решительно сказал Посланник. –Видишь, как оно изломано? Руки уже плохо слушались его. Яд действовал все сильнее. И запись та должна быть коротка.
– Брат Веспас говорил, что пробыл настоятель здесь недолго, – юноша задумчиво кивнул. – Если кто напал на наставника моего и нанес ему ту страшную рану, то возвратясь сюда с таким трудом, отец Иоким мог написать лишь имя злодея.
– Или что-то о тайных делах своих, с надеждой, что кто-то это дело продолжит, – произнося эти слова, Посланник смотрел неотрывно на скрепленные листы, которые держал в руках. – Арам, пойди сюда.
Юноша проворно подскочил к нему и тоже посмотрел на бумаги.
– Это и есть те записи, что писал я в тот вечер, – подтвердил он догадку Саймея. – Но почему лист здесь оборван? И так неровно…
– Я и хотел знать, не ты ли отрывал его, – Саймей положил листы на место.
– Они нам не нужны? – послушник был удивлен. Но ждал он и чего-то нового, что открылось Посланнику.
– Лист порван или самим настоятелем или братом Анатолием, – объяснил ему Саймей. – Но брат Анатолий аккуратен. Значит, начертав что-то именно здесь, внизу листа, настоятель, теряя силы, оторвал его. …. И весть, оставленная им, страшна. О ней и шептал брат Анатолий, когда ты нашел их здесь в то печальное утро. Этого не может быть…Так он говорил тогда?
– Но о чем это? – юноша был обеспокоен, послание таковое казалось ему зловещим.
– Это мы узнаем у брата Анатолия, – Саймей решительно направился к дверям. – Веди меня, ученик.
Как пояснил Арам по дороге, когда спешили они к брату Анатолию, старейшины общины жили в небольшом здании вечного серо-белого цвета, сразу за трапезной, на достойном расстоянии, чтобы запахи еды не проникали в покои и не соблазняли умы старейшин. Таким образом, монастырь оказался выстроен в классической форме, разнообразием которой не отличалась ни одна община страны фарсов. Все они были скорее похожи на крепости, чем на мирные селения братьев. И лишь, взращенный силами и потом братьев, сад так менял пространство общинного жилья. Здание, где расположились покои старейшин, было, наверное, самым богатым в пределах монастыря, если не считать Храма. Богатыми оказались и сами покои, куда вступили Посланник и ученик его. Утварь блестела позолотой, яркими пятнами поражали взор ковры и покрывала. И тут все было подчинено идеальному порядку, какой был свойственен секретарю усопшего настоятеля. В этот поздний час, брат Анатолий коротал время до ночной службы в обществе брата Беньямина. Оба они были удивлены столь решительным вторжением сюда Посланника.
– Что-то случилось, брат Саймей? – слегка встревожено спросил брат Беньямин.
– О да! – в голосе Посланника звучали ноты явного недовольства и властности, какие проявляются у высоких сановников. – Случилось. И это мне неприятно.
Взгляд же его тяжелый и суровый был направлен на брата Анатолия. Тот съежился, опасливо втянул голову в плечи, однако взор его выражал больше испуг, чем чувство вины.
– И что же вызвало недовольство твое? – осторожно спросил казначей.
– Как же могу я быть доволен, коли братья мои, жаждущие помощи моей, сами же и скрывают от меня вещи, так необходимые для разгадки тайны погибели настоятеля Иокима? – надменно ответствовал Саймей, при этом он подошел к брату Анатолию и теперь, стоя перед ним, взирал на него сверху вниз.
– Как я вижу, гнев твой обращен на брата Анатолия, – заметил брат Беньямин. – Но не считаешь же ты…
– О нет, – перебил его Посланник. – Не считаю я брата Анатолия повинным в смерти отца Иокима. Но известно мне, что в то печальное утро он застал настоятеля еще живым…
Секретарь почившего настоятеля резко вскинул взгляд на Посланника, с уст его сорвался судорожный вздох. И увидел Саймей такой испуг во взоре брата Анатолия, что даже был поражен его силой.
– Известно мне и то, – между тем безжалостно продолжал он. – Что утаил ты, брат, некую весть, что оставил на прощание отец Иоким, облегчая нам поиск убийц его. Где то послание?
– Нет…Вы не можете…. – брат Анатолий спрятав лицо в ладонях, бормотал несвязно, как бывает при крайнем испуге или же в скорби. – Я не смею показать тебе его, Саймей-Тень.
– Брат! – изумленно воскликнул казначей, так же поднимаясь на ноги. – Как же ты мог! Я всегда был склонен ценить благоразумие твое! Разум твой помрачен от горя, но не гоже так упорствовать. Что же было в послании том?
– Я не могу! Не могу! – твердил брат Анатолий сквозь рыдания. – Не заставляй меня. Ради меня самого, ради себя. Это погубит всех нас!
– Брат, – продолжал мягко отец Беньямин. – Нет ничего, что могло бы угрожать нам, разрушить веру нашу, навлечь на нас гнев Пастуха, Истинного бога нашего.
– Нет! Не могу… – брат Анатолий был неумолим.
Посланник был поражен силой страха, какой внушило святому отцу тайное послание, что Саймей так жаждал получить. Не менее потрясен был и казначей, кому никогда прежде не выпадало случая застать брата его по вере в таком состоянии. И оба они не могли представить, как воззвать к разуму отца Анатолия так, чтобы он услышал их и прислушался к разумным речам.
– Брат Анатолий, – к удивлению и радости Посланника, Арам проворно подскочил к секретарю с кубком в руке. – На же, утоли печаль свою. Успокой душу.