Дорогая эрцеллет, успокойся!

– То есть отец либо мёртв, потому что ошибся с траекторией, и его унесло мимо обитаемой планеты, либо отравился химикатами перевёртышей или Даймонда, либо будет спать пару-тройку миллионов лет в мёрзлом песке под чужими звёздами?

– Ну, может, в болоте под чужими звёздами. Хотя целее будет, если, конечно, в мёрзлом песке…

– Ты пытаешься шутить, я знаю, но это не уместно сейчас, Алекс. Я зла. Как он мог так распорядиться своей жизнью?!

– Кхфп! – профырчал-проплевался Алекс, не зная, как ещё выразить насмешку, раздражение и бессмысленность ответа на глупый вопрос.

– Но это же идиотизм! – возмущалась Бриана. Так хороша в этом сумраке под звёздами глубокой холодной ночи. И, тем не менее, Алекс решил напомнить о реальности, в которой совершенства нет:

– Попробуй сказать, что и ты никогда не совершала идиотских выходок.

– Сейчас ударю.

– Понял, понял, я должен верить, что то, что ты делаешь, всегда исполнено глубокого смысла, и если я его не вижу, то обязан молчать, пока не отыщу его. Так? Хорошо, тогда, чтобы я не попадал в неудобные ситуации, занимайтесь иногда самокритикой, дорогая эрцеллет.

Бриана подумала, улыбнулась и протянула ему руку с порядком замёрзшими пальчиками:

– Если это весь ваш рецепт, господин лекарь, то я благодарна.

– В мой рецепт входит процедура, о которой я ещё не говорил.

Став серьёзнее и нежнее, эрц-принцесса поднялась с места и вернулась в спальню. Через стеклянную дверь Алекс наблюдал за её движениями и ощутил настойчивое желание молитвой поблагодарить Единого за невероятное тепло внутри, которое из-за Брианы с её "ужасными" характером и воспитанием, ему никогда и никак не потерять. Пока она любит его, он ни за что не сможет оставить её.

Алекс старательно развлекал себя, придумывая для семьи матери Брианы (которую звали то ли Белла, то ли Беатрис), сначала наиболее точные прозвища, а затем испытания, с которыми бы эти разумные справились бы или наоборот – не справились. Но от этого занятия его настойчиво отвлекали две мысли. Первая состояла в том, что в этом царстве властных женщин что-то не так, а вторая мысль концентрировала внимание Алекса на то, что Бриане в таком месте как-то… спокойно. Да, среди этих родственников она потускнела, да, пламенной любви её все эти крылатые не вызывают, но должна быть причина, по которой она выглядит в этом доме отдыхающей, расслабленно-сонной.

Ради этого "отдыхающего" вида жены, Алекс позволил себе задержаться в таком месте на несколько дней. Он так и не понял, можно ли было найти что-то хорошее здесь, кроме тренировки духа и подкрепления семейной связи. Но едва Бриана и Алекс решили вернуться в Три-Алле, как случилось это – он получил все ответы самым откровенным образом:

– Матушка, разрешите мне чаще навещать вас, – обращалась Бриана к матери перед самым отъездом. Ну а Санктуарий только что заметил, что у матери и дочери одинаково строгие причёски – фактически вариации пучков. И одинаковая страсть вставлять белые отвороты воротников даже к самым легкомысленным платьям. Правда, Бриана больше любит тёмные и насыщенные цвета.

– Конечно, дорогая. Пусть ты напоминаешь мне твоего отца, но ты всё равно останешься моей горячо любимой старшей дочкой, – с немалой нежностью отвечала Беатрис. Или Белла. Или как-там-её. Может… Белинда?

Нет, показалось. Бриана вовсе не копирует мать.

– Простите, матушка.

– Ничего милая, ты же не виновата, что эгоисты-мужчины так двуличны и жестоки, – говорила матушка успокаивающим тоном. – Просто продолжай сохранять свою твёрдость и береги себя, чтобы противостоять им и сохранить мир в своей душе. Ты всё делаешь правильно.

Внезапно Алексу захотелось ударить тёщу по носу, чтобы она ощутила всю "правильность" поведения дочери на себе.

– Рада, что ты заговорила об этом, – вдруг блеснула глазами Бриана. – И ты всё правильно рассказывала – большинство могущественных мужчин не слишком считаются с теми, кто слабее в чём-либо.

– Таковы все мужчины, – кивнула хозяйка дома. И продолжала говорить с полным сознанием правоты: – Им плевать на чувства, они не желают ничего слышать, даже если это крайне важно. Они не сворачивают с выбранного пути и не признают ошибок. Они хитры, ветрены, не надёжны, и если тебе кажется, что тебя ценят и уважают, то это просто очередная их уловка.

"Невероятно!" – поражался про себя Алекс. – "Невероятно, что я слышу всё это!"

Но возмущение мгновенно пропало, потому что Алекс увидел в глазах обеих женщин, матери и дочери, страдание и веру в то, что они сумеют "защититься". Мать, скорее всего, действительно узнала мужчин не с самой лучшей стороны, познала предательство и бессилие, и брак с таким типом, как Кардиф, не просто не исцелил её душевных ран, а усугубил их. Только считая мужчин опасными, она окружает себя теми из них, чьи мысли и побуждения для опытной женщины легко читаемы – молодыми, едва вошедшими во взрослую жизнь крылатыми.

Что касается Брианы, то с детства она видела слёзы матери, слышала немало упрёков в адрес отца, и так сформировала своё представление о мужчинах. Слишком откровенная в своих рассказах мать-мученица, слишком ветреный и обаятельный отец, которого, к сожалению, не возможно не любить – всего этого в прошлом должно быть достаточно, чтобы и в настоящем плохо чувствовать себя даже рядом с любимым мужем. И понятно, почему она убежала именно тогда, с того вечера Белого Блока и забралась так далеко. Она спряталась под крылышко понимающей матери в самом натуральном страхе – ведь почти все собравшиеся принцы производили впечатление более могущественных и бездушных версий Роджера Кардифа. Но, как тогда объяснить продолжающуюся любовь к нему, Алексу? Разве он не такой же, как и все они?

Санктуарий привёз супругу домой, стараясь оставить самые глубокие размышления на потом, и сделать вид, что вообще ничего из разговора Брианы с матерью не слышал. Но зато теперь ему захотелось вбить Кардифа в землю по подбородок, вместо пары планируемых ударов по носу (это отец научил Бриану пускать в ход кулаки). Но чтобы получить своё жестокое удовольствие, Алексу предстояло сначала найти эту сволочь. И снова "но": если найти и вытащить это чудовище из норы, в которой он прячется, и не убить его, то, пожалуй, где-то снова начнут появляться маленькие Брианы и страдающие леди. Так что, может быть… пусть спит до поры? Это самое гуманное решение, как ни крути.

По возвращении Алекс стал гораздо внимательнее смотреть на жену. У него никогда не было привычки наблюдать за Брианой не отрывая глаз – обычно это она внимательно следила за ним. Иногда Санктуарий думал, что это потому, что жена влюблена, иногда полагал, что супруга ждёт повода, чтобы ударить, но сейчас понял – он для неё всегда был опасен, несмотря ни на какие чувства, и это она ждала удара. Каково это, интересно? Каково любить нечто опасное? Наверняка же не раз её ранил, но она не сбегала. Это такая храбрость, или всё это расчёт, за исключением влечения и привязанности?

Как бы там ни было, но Санктуарий, следя за тем, не вздрагивает ли её рука, протянутая ему, не холодеют ли пальцы, не отливает ли кровь от лица, чаще стал встречаться взглядом с Брианой. С детства усвоенный ею урок гласил, что наслаждение вниманием мужчины всего лишь первая ступень к тому, чтобы стать жертвой, заложницей обстоятельств, которые он создаст вокруг. Так что некоторое время она достаточно плохо реагировала, но поскольку ничего ужасного вслед за взаимным разглядыванием не случалось, она начала расслабляться и обвиваться вокруг Алекса подобно змее, чтобы лаской выпытать хоть что-нибудь о причине перемен. И, независимо от его и её целей и желаний, оба вдруг стали куда ближе. Это было странно, и следовало признать, что даже в первое время союза такого уровня интимного доверия не существовало. Теперь же вдруг оказалось, что каждую свечу вдвоём они могут превратить в потрясающее приключение и без игры в скандал.