Страница 8 из 13
Во время войны Генриетта пошла служить медсестрой и в военном госпитале познакомилась с врачом, который стал ее мужем. Тем временем мой отец участвовал в Сопротивлении в Лилле. Он рыл подземные ходы, чтобы помогать евреям бежать в Бельгию. Он также торговал на черном рынке, чтобы заработать денег для оплаты продуктов, вида на жительство и услуг контрабандистов, помогавших беглецам.
Лицо отца светлеет, а голос смягчается, когда он рассказывает мне о своей молодости. Я заворожена не только его историями, но и выражением, которое внезапно преображает его обычно каменные черты. В те времена он был героем. Если бы только я родилась пораньше, я могла бы познакомиться с тем страстным, дерзким мужчиной, каким он когда-то был! С крылатым кентавром, пересекающим Европу по неверной стрелке компаса. С Робином Гудом, рискующим своей жизнью, чтобы вырвать угнетенных из лап нацистов. С великим высокопоставленным масоном, который «делал что хотел», появляясь, к примеру, перед королевой Англии в красных ботинках. С «милосердным рыцарем святого града», тайно трудившимся ради блага человечества.
Я до сих пор помню свое изумление при виде этого рыцаря при всех регалиях, с мечом и большим крестом на груди, – таким отец в иные вечера являлся в мою спальню. Но все это было раньше. До того как он решил покинуть гадкий мир и стать затворником в этом доме вместе с нами.
Когда в последний раз отец приказал мне отправиться вместе с ним в мастерскую за плавательным бассейном, он велел мне развернуть какой-то сверток: внутри оказались много метров странной бледно-желтой материи. Эту специальную ткань использовали для изготовления воздушных шаров. Она осталась с послевоенных дней, когда отец усердно трудился, чтобы с аэродрома Бондю вновь стали взлетать воздушные шары на горячем воздухе. Они с Генриеттой первыми стали летать снова, используя воздушные суда, собранные собственными руками. Иногда я прокрадываюсь в мастерскую, чтобы коснуться этой волшебной ткани, и представляю, как сама изготавливаю воздушный шар, чтобы улететь прочь отсюда с Линдой и Питу.
Лицо отца светлеет, а голос смягчается, когда он рассказывает мне о своей молодости. Если бы только я родилась пораньше, я могла бы познакомиться с тем страстным, дерзким мужчиной, каким он когда-то был!
Бассейн
С тех пор как я перестала брать уроки фортепиано у мадам Декомб, мы почти не выходим за пределы усадьбы. Все организовано так, чтобы свести вылазки во внешний мир к минимуму. Нет необходимости ходить в булочную: у нас есть кадушка для теста и профессиональная печь, в которой мы с матерью дважды в месяц печем хлеб. В бакалейный магазин тоже ходить не нужно: четыре раза в год мы делаем по телефону большой заказ, и продукты доставляют грузовиком.
Однако время от времени мы все же выезжаем, всегда вместе и всегда на «Пежо», который в остальное время стоит в гараже, примыкающем к дому. Аккумулятор в нем часто садится. Его приходится заряжать, и этого обычно достаточно, чтобы отложить запланированный выезд, а то и вовсе отменить его.
Если по какой-то счастливой случайности мотор все же заводится, все должно делаться очень быстро: я забираюсь на переднее сиденье, а отец начинает выводить машину, как только мать откроет ворота. Затем она быстро захлопывает их и запрыгивает на заднее сиденье. Большой «Пежо» резво разгоняется, словно нам предстоит исполнить некую жизненно важную миссию. В действительности же мы, к примеру, едем в Азбрук покупать цыплят для птичьего двора.
Во время поездки я стараюсь как можно сильнее съежиться на переднем сиденье. В тех редких случаях, когда мы все же выезжаем, отец всегда велит мне сидеть спереди. В зеркале заднего вида я вижу, как мать пышет негодованием в мой адрес. Знает ли она, что я с готовностью поменялась бы с ней местами?
– Ты знаешь, что это сиденье смертников, – шипит она, когда мы с ней одни и отец нас не слышит. – Если ему придется резко затормозить, ты вылетишь прямо через лобовое стекло. Если случится авария, он погибнет и заберет тебя с собой. Вот почему отец сажает тебя сюда. Но меня он оберегает.
Я не знаю, почему она злится на меня, и ничего не отвечаю. В любом случае, мое сознание слишком занято убийственным напряжением, которое сопровождает все наши вылазки во внешний мир. Родители наблюдают за мной еще старательнее, чем обычно. Боковым зрением я замечаю такое множество вещей, на которые я с удовольствием взглянула бы поближе! Но отец устанавливает время возвращения, которое следует соблюдать до минуты. Он ждет в машине, пока мы с матерью с бешеной скоростью совершаем закупки, одним глазом поглядывая на часы.
Наш последний выезд – в Азбрук за новой партией кур – состоялся три месяца назад. На обратном пути отец остановился на главной площади, и мы с матерью заглянули в книжный магазин. Я спросила, можно ли мне посмотреть книги.
Если случится авария, он погибнет и заберет тебя с собой. Вот почему отец сажает тебя сюда. Но меня он оберегает.
– Детские книги вон там, – ласково сказал продавец.
– Поторопись, отец ждет!
Я схватила первую попавшуюся книжку из серии «Розовая библиотека» и еще одну, из «Зеленой библиотеки». Мать торопливо заплатила за них и спрятала в свою сумку. Ей даже не надо было говорить мне, чтобы я о них помалкивала. Отец хочет, чтобы я читала «важные» книги. Он бы наверняка запретил мне читать такого рода книги и распял бы мою мать за то, что позволила мне их купить. Всю обратную дорогу я не находила себе места от беспокойства. Что, если она откажется отдать их мне, когда мы вернемся домой?
Но в тот день не иначе как случилось чудо. Как только мы оказались наедине, мать, ни слова не говоря, протянула мне сверток из магазина. Я побежала и спрятала книги между матрацем и пружинами кровати. Вечером дождалась, пока из других комнат перестал доноситься шум, а потом принялась изучать свои новые сокровища – картонные переплеты, цветные картинки на глянцевой обложке. Это был первый раз, когда я читала детские книги. Я выбрала их, думая, что это истории о двух разных библиотеках. А на самом деле одна книга была из цикла о «Великолепной Пятерке»[2], а другая – таинственный детектив с Нэнси Дрю.
Каждый вечер после целого дня уроков, музыки и «черного» ручного труда мне разрешают полчаса почитать в постели. Когда я уверена, что отец уже спит, я стараюсь максимально воспользоваться материнской снисходительностью и в экстазе погружаюсь в приключения моих детских героев. В благоговении перечитываю эти книги снова и снова. Нэнси Дрю и Великолепная Пятерка – моя единственная отдушина. Они открывают окошко в головокружительный мир жизни, которую отец не позволяет мне исследовать.
Однажды мать слышит, как я напеваю под нос мелодию, которую разучиваю на фортепиано, и этого хватает, чтобы она впала в ярость. Она вспоминает эти две книги и велит принести их.
– Твое поведение в последнее время становится все хуже и хуже. Должно быть, из-за этих книжонок, которые я имела глупость купить тебе. Они конфискованы.
Я напускаю на себя несчастный вид, как делаю всякий раз, когда она бранит меня. Но на самом деле это уже не имеет особого значения. Я знаю истории своих героев так хорошо, что могу погружаться в них в собственном воображении.
Время от времени мать смотрит сквозь пальцы на нарушения мною дисциплины. Однако в основном она еще строже, чем отец. Когда он рядом, я вижу, что она нервничает до крайности. Больше всего на свете она боится показаться плохой, слабой или некомпетентной учительницей. Всякий раз как мы с ней занимаемся в нашем классе на втором этаже, она заставляет меня выдавать отличные результаты в учебе – «лучше, чем превосходные».
Первое, чему ей пришлось учить меня, – чтение и письмо. Помню, как ее раздражал мой медленный прогресс. Я делала ошибки, когда отец просил меня прочесть страницу вслух. Я следила за матерью краем глаза, ее лицо темнело от стыда и гнева. С письмом дело обстояло еще хуже. Почему я должна была учиться писать пером и чернилами? Она неотрывно следила за каждыми палочками и крючочками моих букв и впадала в ярость при малейшей кляксе. Рвала страницу и выдавала мне новую. Я была еще слишком мала – не умела сдерживать слезы. Чернила на странице вскоре расплывались, из-за чего мать впадала в еще бо́льшую истерику. К концу уроков письма мои руки были сплошь черными.
2
Очень популярная серия детских детективных книг английской писательницы Энид Блайтон.