Страница 8 из 13
Об этом духовном голоде и жажде постоянно говорится в Ветхом Завете:
Вот наступают дни, говорит Господь Бог, к
огда Я пошлю на землю голод,
не голод хлеба, не жажду воды,
но жажду слышания слов Господних (Ам. 8: 11).
Ибо Я напою душу утомленную и насыщу всякую душу скорбящую (Иер. 31: 25).
Жаждет душа моя
к Богу крепкому, живому (Пс. 41: 3).
Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я;
Тебя жаждет душа моя,
по Тебе томится плоть моя
в земле пустой, иссохшей и безводной (Пс. 62: 2).
Он насытил душу жаждущую
и душу алчущую исполнил благами (Пс. 106: 9).
«Правда», или в другом переводе и в несколько смещенном значении «праведность», – идеал ветхозаветной набожности. Надо, конечно, делать различие между «правдой (праведностью) Божией» и «праведностью человеческой». Под «правдой Божией», что особенно ясно из посланий апостола Павла, имелась в виду верность Бога Своему творению, Своему Слову, Своему Завету. Бог праведен, и в этом нет и не может быть сомнений ни у кого. Если Бог сказал, то так и будет! Другой вопрос – когда и как это будет, то есть осуществится? Реализации правды, то есть верности Божией, жаждала всякая душа. Апостол Павел в Послании к Римлянам торжественно провозглашает, что «ныне» эта жажда утолена, ибо в Евангелии «открывается правда Божия» (1: 17). «Ныне <…> явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки, правда Божия через веру в Иисуса Христа» (3: 21–22). Так у апостола Павла. Но во время земной жизни Иисуса Христа так сказать еще было невозможно – до Креста, до Воскресения, до Пятидесятницы!
Что касается праведности человеческой, то она тоже должна состоять в верности Завету, в верности воле Божией, которая выражена – и в этом не было сомнений – в Законе Моисея.
Поэтому фарисеи жили убеждением, что праведность достижима через пунктуальное следование Закону. Это очень образно показано в притче о праведном фарисее и грешном мытаре. О таких праведных и самодовольных фарисеях невозможно было сказать, что они испытывают муки от голода и жажды по правде. Но вот беда: они не сознавали, что есть праведность, которая выше их понимания, и без этой высшей праведности, как сказано в том же Послании к Римлянам, «все под грехом, <…> <i>нет праведного ни одного</i>; <…> все совратились с пути» (3: 9-12). Именно об этом говорил Иисус Христос – о высшей праведности, которая будет не внешним формальным следованием букве Закона, а сердечным следованием воле Божией, стоящей выше всякого Закона: «Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5: 20). Блаженны те, кто алчет и жаждет высшей правды, а не правды низшей, законнической. Эта высшая правда открылась «независимо от Закона» (Рим. 3: 21) в Евангелии Креста и Воскресения. О нравственной позиции, соответствующей этой высшей правде, и пойдет речь в Нагорной проповеди.
На этом заканчивается первая строфа «блаженств», которая содержит четыре обетования: нищим духом достается Царство Небесное (далее будет сказано, что Царство Небесное достается также «изгнанным за правду»), скорбящие будут утешены, кроткие получат в наследство преображенную землю, алчущие правды будут насыщены. Царством Небесным вознаграждаются уже на земле «нищие духом», то есть уповающие только на Бога и ожидающие Духа (5: 3), а также те, кто готов действовать по высшей правде, несмотря на возможные гонения и преследования (5: 10). За все прочее (скорбь, кротость, жажду правды, а далее еще за милостивое поведение, за сердечную чистоту и за миротворчество) последует награда от Бога за пределами этого мира. Здесь следует обратить внимание на то, что привычные нам церковнославянский и Синодальный переводы «утешатся», «насытятся» не передают одного важного оттенка: в оригинале слова стоят в страдательном залоге (в так называемом Passivum divinum, «страдательном божественном») и, согласно иудейскому обычаю избегать упоминания Бога, означают, что действующее лицо – Бог. Это Он утешит, даст наследство, насытит, помилует, явит Себя тем, у кого чистое сердце, назовет Своими сынами и вообще подаст великую награду на небесах. Но полное осуществление этих благ произойдет, конечно же, не в этом злом и греховном мире.
Однако в связи с этим при чтении «блаженств» иногда возникают недоуменные вопросы. Ведь все из катехизического обучения знают о таком свойстве Бога, как «всемогущество». Бог – всемогущий! А если это так, то почему, имея желание и полную власть исполнить те положительные перемены, о которых говорится в «блаженствах», Он уже сегодня не утешает плачущих? Почему уже сегодня не насыщает алчущих правды? Почему все это отодвинуто куда-то в неведомое грядущее?
Ответ Священного Писания на эти вопросы необычен и так отличается от наших собственных привычных представлений, что поначалу нам трудно поверить, что ни Ветхий, ни Новый Заветы не знают привычного для нас понятия «всемогущества Божия»! Само это выражение «Бог всемогущий», по-латыни Deus omnipotens, просто невозможно встретить в Библии. Это звучит невероятно – и тем не менее это так. Интересный и захватывающий вопрос.
Экскурс 1. Всемогущество Божие
Несколько отступая от Писания в рациональную область логики, можно вспомнить, что само понятие «всемогущества Божия» внутренне противоречиво, парадоксально. Это такой случай, когда высказывание одновременно истинно и ложно. Тот парадокс, о котором мы говорим, с древнейших времен получил название «парадокс всемогущества», или – в более популярной форме – «парадокс камня». Последнее название связано с самой примитивной, но и самой известной формой иллюстрации этого парадокса: «Если Бог всемогущий, то может ли Он сделать такой тяжелый камень, который Он не сможет поднять? Если Он сможет сделать такой тяжелый камень, который Сам не поднимет, то что же это за всемогущество? А если не сможет сделать такого тяжелого камня, то Он и не был всемогущим». Смех смехом, но ведь эта логическая проблема в самых разных формах и с самых разных сторон обсуждалась многочисленными христианскими и мусульманскими богословами, атеистическими философами и учеными, среди которых такие умы, как Дионисий Ареопагит, блаженный Августин, Ансельм Кентерберийский, Фома Аквинский, арабский философ и врач Аверроэс, Рене Декарт, Клайв Льюис, Бертран Рассел, Людвиг Витгенштейн и даже физик Стивен Хокинг.
Так как же нам быть с понятием «всемогущество Божие»? Ведь ни израильтянам вообще, ни ученикам Христа в частности, когда они говорили о Боге, не было свойственно понятие «всемогущего Бога». Правда, в довольно поздней эллинистической Книге Премудрости Соломона, написанной на греческом языке, в двух местах в русском Синодальном переводе появляется прилагательное «всемогущий». Там в одном месте говорится о «всесильной руке Бога» (11: 18), а в другом – о «всесильном слове Бога» (18: 15). Но это греческое слово (παντοδύναμος), во-первых, больше вообще нигде не встречается: его даже нет в словарях, а во-вторых, никем из ветхо- или новозаветных авторов не применяется по отношению к Богу.
Конечно, в силе или могуществе Бога у израильтян не было ни малейших сомнений. Это могущество избранный народ постоянно ощущал на своем опыте: и в исходе из Египта; и во время странствия по пустыне; и много позже, когда Израиль переживал вражеские нашествия. Эту силу Божию во спасение воспевает, например, Псалом 123-й: