Страница 10 из 13
Пятое блаженство (5: 7)
7Блаженны милостивые,
ибо они помилованы будут.
Это «блаженство» открывает вторую строфу из четырех дальнейших «блаженств». В нем говорится о милости. К этому слову у нас в языке множество синонимов, оттеняющих те или иные стороны замечательного, божественного свойства души. Здесь и милосердие, и сердобольность, и жалость, гуманность, участие, сочувствие, сострадание… Призыв к милости (или милосердию) мы находим также в Евангелии от Луки: «Будьте милосердны, как милосерден Отец ваш» (6: 36)[15]. Да и вообще принцип милосердия проходит через весь Новый Завет. Это «блаженство» не обещает те или иные доказательства милости Божией на протяжении земной жизни, которая практически у всех полна лишений. Речь идет об эсхатологическом спасении, об оправдании «милостивого» перед конечным Судом Божиим, об оценке человека по его существу. Об этом неоднократно напоминает Новый Завет. «Обрести милость у Господа в оный день», то есть в день Суда (2 Тим. 1: 18), может искренне милостивый, человек, умеющий прощать обиды. Да и в молитве Господней «Отче наш» мы просим: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6: 12). Собственно, милость, или милосердие, для евангелиста Матфея – центр проповеди Иисуса Христа и Его апостолов. «Милость превозносится над судом» (Иак. 2: 3). Именно милосердие называется «исполнением Закона». Иисус напоминает Своим последователям пророчество Осип (6: 6): «Пойдите, научитесь, что значит: „милости хочу, а не жертвы"?» (Мф. 9:13).
Стоит заметить, что само слово «милостивый», которое мы видим в этом «блаженстве», лишь два раза встречается в Новом Завете: здесь («блаженны милостивые») и второй раз – применительно к Иисусу Христу в Послании к Евреям, где Он назван нашим «милостивым и верным первосвященником» (2: 7). И в самом деле: явление Бога в Иисусе Христе – это высшее проявление божественной милости к людям.
Вообще говоря, в иудейской традиции высоко ценилась обязанность деятельного сочувствия к бедным и немощным. Израиль даже считал, что свойство милосердия отличает его от прочих народов. В Талмуде сказано: «Кто милостив к людям, к тому будет милостиво Небо» (Трактат «Шаббат», 151b). От евангельской этики Иисуса Христа, однако, эта нравственная позиция существенно отличается. В иудаизме действовал строгий юридический принцип «причины – следствия», «действия – воздаяния». Человек юридически формально претендовал на равное воздаяние от Бога. Вся проповедь Иисуса Христа направлена против такого формального отношения человека к своим нравственным действиям и к своей жизни в целом. Иисус осуждает формально-юридически соблюдаемую «праведность», которая в то время преобладала в иудейской религиозности. «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; <…> Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!» (Мф. 23: 23–24). И еще: «Так будут последние первыми, и первые последними» (Мф. 20: 16). У Бога иные критерии! Стоит также заметить, что в той же раввинистической традиции существовали и не столь уж либеральные тенденции. Известны наставления, которые прямо запрещали оказывать милость некоторым людям, а именно «невежественным am ha-arez» («людям земли», невежественным в Законе)[16].
Милость, доброта, согласно Нагорной проповеди, – не внешне обязывающий акт, как это было в сознании законников, а свойство глубоко внутреннее, когда человек полон со-чувствия, когда он не снисходит к другому, одаривая его актом милости, а способен отождествить себя (хотя бы отчасти) с другим. Это очень важно, так как помимо формальной бывает еще и ложная, неуместная доброта. Пример такой неуместной – при всей своей искренности – доброты приводит евангелист Лука в эпизоде посещения Иисусом Христом дома Марфы и Марии (10: 38–44). Все помнят эту историю. Усталый Иисус пришел в дом Марфы и Марии. Разумеется, он был озабочен, обеспокоен, так как до Распятия оставалось совсем немного времени. В это страшно напряженное время Ему хотелось только одного – покоя, отдыха. Марфа любила Иисуса и потому хотела угодить Ему, приготовив для Него самую лучшую пищу. С этой благой целью она много суетилась, бегала туда-сюда, гремела посудой. Представьте себе, каково было все это видеть и слышать Иисусу? Не всякие нервы выдержат. А у Него они были напряжены, на пределе. В конце концов Он сделал Марфе мягкое замечание: она хотела быть доброй, а поступала на самом деле жестоко. Мы сами часто проявляем вроде бы нашу доброту, как нам кажется лучше. А уж человек, объект нашей доброты, вынужден благодарить и как бы быть довольным, нравится ему это или нет.
Шестое блаженство (5: 8)
8Блаженны чистые сердцем,
ибо они Бога узрят.
Когда мы говорим «сердце» (в переносном смысле), мы думаем о чувствах человека. Однако в таком смысле Священное Писание хотя и употребляет это слово, но редко. В нашем языке явно прослеживается связь между понятиями «сердце» и «середина», отсюда и «сердцевина» – не только и не столько место чувств, сколько самое сокрытое, сокровенное в человеке – тот центр, из которого формируется вся человеческая жизнь, часто неосознанно. В свое «сердце», то есть в центр своего бытия, человек может помещать самого себя со своими эгоистическими желаниями, или какого-нибудь любимого человека, или какой-нибудь предмет – скажем, автомобиль, или фамильную ценность, или деньги, или любого другого идола. Но когда центр бытия, который есть Бог, смещается, тогда все вокруг искажается, становится дисгармоничным, эксцентричным. Гармоничной жизнь становится только тогда, когда центром своих помышлений человек делает истинный центр всего творения – Бога. Тогда все становится на свои места.
Чистота сердца, о которой здесь говорится, – это не нравственная чистота (то есть отсутствие греха) – ни в самом общем смысле, ни в частном смысле целомудрия. Чистота сердца – это честность, простота, искренность и бескорыстие в отношениях с Богом. Об этом мы читаем во множестве мест Ветхого Завета:
Сердце чистое сотвори во мне, Боже,
и дух правый обнови внутри меня.
Не отвергни меня от лица Твоего (Нс. 50:12–13).
Как благ Бог к Израилю,
к чистым сердцем! (Пс. 72: 1).
Иначе говоря, чистота сердца в данном контексте – это полная, безоговорочная и безраздельная преданность Богу. Собственно, это то, что можно назвать «верой» в самом принципиальном смысле. То, что люди, так относящиеся к Богу, увидят Бога, имеет очень глубокий смысл. Ведь одна из ключевых мыслей всех религий состоит в том, что только чистый, очищенный, смеет приблизиться к божеству. В примитивных религиях и даже в развитых мистериальных культах эллинизма «чистота» всегда носила ритуальный, культовый характер. Но и религия Ветхого Завета и позднего иудейства сохранила это понятие культовой чистоты, фактически не отделяя ее от чистоты сердца. Это утверждает Закон Моисея.
Огромное различие между Иисусом и иудейством Его времени, особенно раввинами, состоит в том, что раввины, учители Закона, заявляли равно необходимыми внешнюю чистоту и чистоту сердца, в то время как Иисус отрицал спасительное значение внешнего очищения. В конце замечательного разговора об омовении рук Он недвусмысленно сказал: «Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления – это оскверняет человека; а есть неумытыми руками – не оскверняет человека» (Мф. 15: 19–20). Впрочем, уже великие пророки и псалмы Ветхого Завета учили о бессмысленности ритуального очищения при отсутствии нравственной чистоты. Вот очень показательное место из 23-го Псалма:
15
Перевод С. С. Аверинцева.
16
Так у рабби Елеазара (около 270 года от Р. X.): «Запрещено оказывать милость человеку, у которого нет знания (Закона)» (Талмуд, трактат «Санхедрин», 92а).