Верёвка. Книга вторая

Смешно, кстати: лежишь с закрытыми глазами, но размышляешь только о зрении. Хотя слух твой уж точно изменился с годами. Как раздражало пиликанье скрипки в школе, помнишь? Словно тебя дёргают за внутренности. А недавно все концерты Граппелли скачал себе на мобилу.

Ну а если уж перебирать – есть ещё куча ощущений, не попавших в классические «пять чувств». Кинестезия, метеопатия или что-нибудь совсем без названия. Вроде того чувства, которое позволяет тебе безошибочно выбрать из толпы девушек именно ту, что жила без отца.

Хотя здесь скорее всего нос работает. Абонент не обоняет, но феромон действует. Как тогда в аэропорту Гонолулу, где Ольга осталась спать в зале ожидания, а ты пошёл купить воды – и на обратном пути прошёл мимо неё. Хотя какая-то часть мозга сказала, что это именно то место, вот и рюкзак твой стоит. Но спящая на скамейке женщина выглядела совершенно чужой и некрасивой, пришлось дойти до конца зала и медленно вернуться, проверяя реальность; да, вот она шевельнулась, смахнула с лица светлую прядь и стала прежней Ольгой. Ты списал этот глюк на гавайскую жару, но запомнил.

Как запомнил и встречу в душном коридоре перед судом, когда она сказала… Да ничего особенного не сказала, но ощущение было – как удар под дых. У пчёл и антилоп есть торибоны, запахи тревоги. Но тут было другое, настоящая агрессия. Как насчёт феромона, который парализует? Бывает, но не у людей? Ну-ну. Вот и у Клары то, чего не бывает.

Стоп. Снова Ольга и Клара. Не хватало ещё тёщу помянуть, и мысли опять скатятся в циклический аттрактор. Подумай лучше, что Клара могла унаследовать с твоей стороны. Например, как твой отец чихает, выходя на свет. Раньше думали, он прикалывается, но недавно выяснилось: такая странность есть у многих. И даже количество чихов наследуется. Правда, у Клары всё-таки другое.

На улице заныла автомобильная сигнализация. Ясно, заснуть уже не получится. Надо вставать, сказал себе Егор. Организм отреагировал на эту идею парадоксальным приступом сонливости. Ну да, сам же учил Клару, когда она не хотела ложиться спать: «Просто представь, как неохота вставать завтра утром».

А уж тебе-то как не хотелось в её возрасте… Особенно в такое осеннее утро – холодное, сумрачное, торопливое. Марш в ванную, и собирать портфель, и склизкая каша. А потом бредёшь с этим тяжеленным портфелем мимо соседнего подъезда, и старушки на скамейке щебечут, что твой папа здесь, телевизор ремонтирует в шестой квартире. И тут же за твоей спиной перемывают ему кости: «Представляете, Зоя Абрамовна, с меня взял сто двадцать рублей! Я ему говорю: вы же только один раз отвёрткой тыкнули! А он мне смеётся: за то, что тыкнул, я только двадцать рублей взял, а остальные сто – за то, что знал, куда тыкать!».

Но ты не слушаешь старух, ты заходишь в подъезд. Шестая на втором этаже, дверь приоткрыта. И точно, отец сидит с отвёрткой у стола. На столе – телевизор, по экрану вьются серые и белые мухи. «Егорий, бежи сюда, покажу кое-что», шёпотом говорит отец. Он протягивает руку к телевизору, и когда от пальцев до экрана остаётся ещё сантиметров двадцать, мухи на экране начинают роиться иначе – они бегут рябью слева направо, выстраиваются в тёмные и светлые полосы, и вдруг среди них чётко-чётко проступает лицо, очень знакомое лицо…

Егор резко открыл глаза. Конечно, за фокусом отца стояла простая электрофизика. На сходных принципах работают индуктивные датчики и ёмкостные бесконтактные выключатели. Но это ты теперь такой умный. А тогда, в детстве, ты знал лишь одно: отец показал тебе чудо.

И именно этого ждёт от отца любой ребёнок. А вовсе не расчётливого занудства, как советует адвокат.

# # #

Движение к чуду он начал со стены. Сама по себе стена была ни при чём, она просто стала ближайшим символом того продуманного и терпеливого подхода, который не работает. Он подошёл к стене и стал отрывать прикнопленные к ней бумажки. На пол падали медицинские анализы и снимки МРТ, график видений Клары по времени суток и дням недели, цветовая раскладка спектра в радио- и микроволновом диапазоне – и ещё множество записей, картинок и распечаток, связанных друг с другом либо общими кнопками, либо нитками, идущими от одной кнопки к другой.

Вскоре вся эта паутина рационального, но так и не оконченного исследования валялась на полу. Самой последней Егор оторвал от стены страницу из журнала Nature, с изображением ската и началом статьи об электрорецепции.

Ему понравилось двигаться. Теперь главное – не терять импульса. Он открыл ноутбук. На клавиатуре лежала верёвка.

Это будет посложней. Верёвка уже не раз останавливала его в таких порывах. Он делал какую-нибудь фигуру, успокаивался и понимал, что ноутбук трогать не надо. Но сегодня как будто больше решительности. Или тоже пройдёт?

Что это вообще такое, решительность? В юности ты считаешь себя трусоватым и пытаешься это исправить, специально совершая идиотские поступки, вроде драк с гопотой или прогулок по бордюру крыши. Потом на биофаке тебе говорят, что у людей есть врождённые модели поведения, разный гормональный ответ на стресс. У одного выплеск адреналина, и человек активно отвечает на вызов, бежит или дерётся – а у другого в такой же ситуации включается кортизол, и он замирает. Значит, нет смысла бороться со своей физиологией, нужно принять свою модель “B” и использовать её плюсы…

Кажется, логично? Но потом ты встречаешь такое, чего не было в универе. Людей с биполяркой или c Туреттом, у которых вся схема гормонального ответа меняется несколько раз в день. И ты опять понимаешь, что ни черта не понимаешь в решительности – кроме того, что надо слушать собственные ощущения. Как тем летом на Крите, когда выходили из моря и всех накрыла большая волна, незаметно подкатившая сзади. Вынырнул, встал на ноги, увидел, что Клары нет – и замер. Просто стоял, смотрел в пространство и слушал. Через несколько секунд краем глаза, краем слуха уловил, где бултыхнулось. Вот тогда уже нырнул в нужную сторону и вытащил её. А если бы сразу куда-то побежал, то возможно, и пропустил бы этот легкий всплеск.

Егор посмотрел на руки. Пока он размышлял, пальцы сами свили фигуру из трёх верёвочных звёзд. «Навигатор Хуму и сыновья».

Забавно. Семь лет назад, в шизовой питерской поездке, случился яркий сон, и у него там было двое сыновей. А на следующий день, когда он вернулся в Москву, Ольга сказала, что беременна. Из-за такого совпадения он был уверен, что родится мальчик. Но реальность разошлась со сном.

Однако сейчас верёвка опять показывает тот призрачный мир, который как-то связан с настоящим. Пожалуй, знаков уже достаточно. Только начинать нужно иначе, если гавайская фигура не врёт. Он положил верёвку обратно на клавиатуру, сходил на кухню и вернулся в комнату с метлой и совком.

Через час квартира стала похожа на безликий номер в отеле. В входной двери стояли два пакета с мусором. Рядом с ними – чёрный рюкзак и синяя спортивная сумка со всеми вещами Егора. Неубранными остались только ноутбук и большая оранжевая кружка.

Он сел к столу, отхлебнул какао и стукнул по пробелу. Ноутбук проснулся и спросил пароль. В окне «Сафари» открылся сайт клиники.

2. Братья и сёстры

– Не шевелись, я тебя рисую, – шепчет Клара.

От её слов Желток на миг прячется в будильник, но тут же вылезает обратно. И продолжает колыхаться над столом, словно пламя костра.

– Ну и пожалуйста. Тогда нарисую Зелёнку!

Клара поворачивается спиной к Желтку и смотрит в дальний верхний угол палаты, где висит камера. Зелёнка вокруг камеры мерцает очень мерзко.

Нет уж, лучше Желток. На него хотя бы можно смотреть. Поэтому ей и разрешили взять будильник с собой. Она сказала доктору, что Желток – единственный призрак, который её не раздражает. Доктор посоветовал нарисовать его. А папа сказал, что ей надо попробовать с каким-нибудь призраком договориться.