Страница 9 из 314
— Пока — придётся поверить на слово, — ответил я. — Но в одиннадцать лет я окажусь в банке. В волшебном банке. Тогда я смогу выплатить вам часть денег.
— Вашими монетами? — хмыкнул Дурсль. Ого, а откуда он знает, какие у волшебников деньги? Интересно-интересно…
— Нет, — ответил я. — Полноценными фунтами. Там есть услуга обмена денег.
Вернон помолчал. В нём, похоже, боролись сразу несколько разных чувств — застарелая нелюбовь к племяннику, неверие в волшебство, желание не упустить свою выгоду и алчность… Последние победили, и разговор наш закончился почти нормально.
— Хорошо, — изрёк Вернон. — Я согласен на твои условия. Но не вздумай колдовать в моём доме — иначе вылетишь отсюда прежде, чем успеешь сказать слово «магия»!
— Даже не собирался, мистер Дурсль, — благовоспитанно улыбнулся я и вышел.
Ух, кажется, выгорело… Теперь надо с мелким свином разобраться.
*Абсолютно вымышленный автором персонаж.
Комментарий к Глава четвёртая. В которой герой продолжает плодотворное общение Следующая глава в четверг.
И автору — на кофе, Музу — на печеньки, чтобы не приставал со всякой жутью, скотина этакая:
https://money.yandex.ru/to/410014057127193
====== Глава пятая. В которой герой начинает заниматься диверсионной деятельностью ======
Мелкому свину ожидаемо не понравилось, что я занял маленькую комнату, которая нужна была ему только как свалка барахла. Ещё больше ему не понравилось, что мне купили новую одежду. И то, что меня больше не заставляли работать по дому, вызвало у него ожидаемую истерику, которая усугубилась разговором с Петуньей и Верноном и категорическим запретом обижать «ненормального», то есть меня.
Дадли рыдал. Дадли вопил. Дадли пытался лупить кулаками по стене, но она оказалась не такой мягкой, как в той комнате, которой он заслуживал, по моему мнению, и скоро эти попытки прекратились. Но визг и крики достигли уже почти той отметки, за которой начинается ультразвук.
Петунья и Вернон пытались утешить сыночка, но он так просто не утешался, и Вернону пришлось пообещать ему трёхскоростной велосипед. С моей точки зрения для перевозки Дадлиной тушки больше подошла бы грузовая «Газель», но моего мнения никто не спрашивал. Нет, реально в любви Дурслей к сыночку есть что-то болезненное. И хуже всего то, что после этой истерики наше хрупкое перемирие может в любой момент рухнуть. Нет, Дадли надо срочно нейтрализовать, но как? Крысиный яд — это слишком радикально, да и Дурсли не оценят. Значит, пока остаётся прежний путь — как можно меньше пересекаться с Дадли и делать пакости так, чтобы на меня и подумать не могли.
Раздумывая так, я сидел в своей комнате и слушал, как стихает Дадличкина истерика. И заодно проверял Гарькино школьное имущество. Кстати, несмотря на то, что учебники были подержанными, тетради — самыми дешёвыми, с серой колючей бумагой, а письменные принадлежности такие, что без слёз не взглянешь, в стареньком рюкзачке был порядок. Тетради — в папке, учебники — в обложках, карандаши и ручки — в пенале. И почерк в тетрадках был хоть и неровным — явно мелкая моторика не развита — но все задания выполнялись аккуратно. Странно, почему тогда канон пишет про вечный беспорядок в Гарькином школьном сундуке? Или это Томми на него так влиял, приучая к аккуратности, а когда эта дружба закончилась, Гарька стал законченным свинтусом? А может, это такой своеобразный подростковый протест против тирании Петунии и её маниакальной аккуратности? Как бы то ни было, бардак разводить я не собираюсь, это противоречит и моему мировоззрению.
Я сложил все школьные прибамбасы назад, в рюкзачок, развесил в шкафу купленную Петуньей одежду и подумал, что мне вообще-то необходимы деньги, хоть и в небольшом количестве. Для всяких детских и недетских целей.
У Дурслей просить — не вариант, во всяком случае сразу, пусть привыкнут к мысли, что племянника необходимо полностью обеспечивать хотя бы по минимуму. Но во мне проснулся ребёнок, которому жутко хотелось красивых тетрадок, нового пенала и прочих школьных штучек. В памяти Гарьки возник набор фломастеров, который подарили Дадли не так давно — там было не меньше сорока цветов и оттенков, рисуй не хочу. А Дадли всё разломал и раскурочил за пару дней, и фломики, которые Гарька берёг бы как зеницу ока, очень скоро обнаружились в мусорном ведре.
А ведь Гарька любил рисовать — в папке помимо тетрадей обнаружился ещё и альбом с рисунками, на порядок превосходящими «шедевры» обычного восьмилетки. Неумелой, но талантливой рукой обычным простым карандашом Гарька рисовал цветы на клумбе, хитровато прищурившегося кота мисс Фигг, дерево, которое росло в палисаднике Дурслей, птиц, бабочек над цветком… Всё похоже, всё узнаваемо… Подучить чуток — и был бы неплохой художник. Эх, Дурсли, Дурсли…
Рисунки с натуры сменились фантастическими, и тут уж фантазия Гарьки развернулась вовсю. Старинный замок на холме, мальчик, скачущий верхом на единороге, корабль с поднятыми парусами, летящий среди облаков, парящий дракон… Эх, малыш, ты чуть-чуть не дожил до того, чтобы увидеть хоть что-то из своих фантазий наяву. В носу защипало, захотелось расплакаться…
Последний рисунок в альбоме добил меня окончательно… Это был единственный цветной рисунок в альбоме и самый тщательно выполненный.
По дорожке парка шли трое. Рыжеволосая женщина, лохматый мужчина в очках и маленький мальчик между ними. А за ними бежала огромная чёрная лохматая собака. Бли-ин… Так он всё-таки помнил? Или это что-то подсознательное?
И я, не выдержав, зарыдал. Неслышно, сказывалась многолетняя Гарькина привычка не привлекать к себе внимания, но слёзы катились и катились по щекам и я никак не мог успокоиться. Гарька-Гарька… Ох, надеюсь, что там, где ты сейчас есть, тебе хорошо. А мне… мне нужно наказать твоего убийцу. И я это сделаю. Пусть почувствует себя так же, как ты, Гарри. Одиноким ребёнком, которого шпыняют все, кто ни попадя.
Я всхлипнул, успокаиваясь.
И надо же, именно этот момент выбрал Дадли, чтобы начать ломиться в мою комнату. Фигушки, не зря я запор ставил. Дверь трещала, но вес малолетнего свина выдержала.
— Открой! — верещал Дадли за дверью. — Я хочу в свою комнату!
Я подошёл к двери. Уйди, Дадли. Уйди по-хорошему, а то и до стихийного выброса недолго. А я не хочу ничего портить. Не сейчас. Не время.
— Это больше не твоя комната, Дурсль, — через дверь ответил я. — Твоя спальня направо по коридору, не забыл?
— Урод ненормальный! — рявкнул Дадли. — Ну, ничего, завтра в школе мы с Пирсом и Ником тебе покажем!
И он ещё раз пнул ногой мою дверь и, не дождавшись отклика, ушёл. А я задумался. Пирс — это Пирс Полкисс, один из канонных дружков Дадли. А вот Ник… Это кто такой? Вроде бы второго приятеля свина звали не так… И тут неучтённый фактор?
Всхлипнув в последний раз, я успокоился. Как там в старом дворовом стишке: «Мораль сей басни такова: коль кодла есть — не бойся льва». Дадли опасен именно тем, что у него есть парочка тупых отморозков в друзьях, а если развалить и поссорить эту дружную компашку? Да ещё выставить виноватым Дадли? Вряд ли он найдёт себе новых друзей — уж больно личность непривлекательная. И тогда — что? Правильно, ему будет не до ненормального кузена — своих проблем огребёт выше крыши. А значит — будем низводить и курощать.
А пока нужно дождаться, когда заснут Дурсли, чтобы кое-что позаимствовать для грядущих злодейских планов. Совсем не обязательно колдовать, чтобы качественно испортить кому-то жизнь, особенно, если этот кто-то — подросток.
Дурсли явно не намеревались спать, часа три у меня ещё есть… И я достал старые выстиранные джинсы Дадли, которые не стал выкидывать и намеревался использовать не по назначению. Ещё днём я обнёс петуньину шкатулку для рукоделия, позаимствовав иголки, нитки и ножницы… и ещё кое-что. Посмотрим, сработает ли моя идея насчёт зарабатывания денег. Вроде бы «хэнд-мэйд» в Англии в цене…
Дело в том, что в эпоху тотальной нехватки денег, мой сын Костик всегда выглядел не то, чтобы не хуже других — лучше многих. И не за счёт дорогих шмоток, а за счёт моей выдумки. Первое, что я ему сделала своими руками — симпатичная джинсовая торбочка. С материалом проблем не было — у «модельера Раскладушкина», так мы с подругами называли стихийные секонд-хэнды, можно было найти очень многое буквально за копейки… и сотворить из ужасного хлама совсем даже неплохие вещи. Шить и вязать меня мама научила ещё в детстве — учителя никогда шикарно не жили, так что это умение пригодилось мне по полной. А уж сколько я таких торбочек нашила — и в подарок, и на заказ… Так что ещё одну смогу скроить и сшить с закрытыми глазами. Жаль, что шить придётся вручную, так дольше… Но не те у нас ещё с Петуньей отношения, чтобы она мне швейную машинку доверяла. Но тут понятно — всё-таки вещь дорогая.