Страница 306 из 314
— Да, — кивнул я. — Но факт остаётся фактом — комплектом Наследника я не располагаю. Так что придётся решать эту проблему по-другому. Но я бы хотел спросить…
— Что с мальчиком, гостем дома Блэк? — понятливо поинтересовался целитель. — Я осматривал его. Должен сказать, что обряд снятия ограничителей проведён на удивление грамотно и минимально травматично, несмотря на спешку.
Да? Что-то я смутно помню. Хотя, вроде да, удачно получилось. Римус помог, иначе бы я не справился. Стоп. Римус. И я припомнил, как проводил ритуал на крови родителей мальчика, как мне удалось вызвать покровителя Рода Лестрейндж, и как медленно, сантиметр за сантиметром таяли ограничители на продолжающем спать мальчике. А под конец Покровитель Рода нарёк его Мицар Рудольфус Лестрейндж. Блэковское имя. Мицар… Вроде бы это звезда в созвездии Большой Медведицы…*
Но вот под конец ритуала мне пришлось кисло, и если бы не поддержка Римуса, я сейчас чувствовал бы себя далеко не так радужно.
— А что с Римусом, целитель Сметвик? — спросил я.
— Всё в порядке, — успокоил меня целитель. — Отсыпается. Вы на удивление легко отделались. А вот мальчику пришлось хуже. Судя по диагностике, он рос в плохих условиях, его часто били, он недоедал. Причём всё это началось лет с пяти-шести. До этого возраста ребёнок получал всё необходимое и за его здоровьем следили. А вот с шестилетнего возраста его жизнь поменялась, и не в лучшую сторону. Его плохо кормили и явно… явно издевались. И наказывали за любые проявления магических способностей. Но, к счастью, всё поправимо. Он сильный от природы, выправится. Ему сейчас нужна забота и хорошее отношение, Гарри. Это главное.
— Хорошо, целитель, я понял, — кивнул я.
— Ну, тогда позволю себе откланяться, — улыбнулся Сметвик. — Не забудь, завтра у нас занятия.
Я сердечно распрощался с ним и отправился приводить себя в порядок и одеваться. То, что меня ещё не пришёл проведать никто из семьи, наводило на тревожные мысли — может, состояние спасённого хуже, чем Сметвик мне рассказал.
Но когда я вышел из душа, в комнате уже сидел Сири.
— Прости, закрутился, — извинился он.
— Ты хоть отдыхал, Сири? — забеспокоился я.
— Да, немного, — рассеянно ответил он. — Наш новый член семьи… он малость беспокойный.
— В смысле? — удивился я.
— Он нам не верит. Ждёт подвоха. Но если бы ты знал, из какой дыры мы его вытащили…
— Сири, не тяни Лео за… хвост, — не выдержал я. — Просвети.
— Короче, — вздохнул Сири, — я так понял, что изначально мальчика подкинули в муниципальную больницу города Киля. Это в…
— Германии, — сказал я. — Знаю. Кстати, а почему он вчера говорил по-английски, если с самого детства рос в Германии?
— Артефакт-переводчик, — хмыкнул Сири, и продемонстрировал мне коричневую горошину. — Крепится за ухом, снять может только тот, кто прикрепил. Когда мы вчера отправлялись, взял парочку на всякий случай. Пригодились. Ещё есть вопросы?
— Прости, что перебил, — повинился я. — Так что там с Мицаром?
Сири поднял бровь в стиле Северуса, но получилось это не страшно, а скорее забавно, и он сменил гнев на милость:
— Несколько месяцев он провёл в больнице, существуют соответствующие документы на этот счёт. Полиция искала предполагаемую нерадивую мамашу, но с этим всё было глухо, сам понимаешь. Из больницы Мицар… то есть, его тогда звали по-другому, был отправлен в детский центр, где прожил до шести лет. За эти шесть лет его пару-тройку раз брали под опеку маггловские семьи, но всякий раз возвращали назад. Причём каждый раз опекуны не могли внятно объяснить, в чём причина того, что они возвращают ребёнка. Просто отказывались. Сотрудники центра тоже не могли понять, в чём дело. С мальчиком работал целитель… этот… как его…
— Психолог, — подсказал я.
— Ну да, точно, психолог, — кивнул Сири. — Всё из головы выскакивает. Так вот, этот самый психолог тоже не мог понять, в чём причина отказов. Мальчик адекватный, здоровье хорошее, симпатичный, агрессии не проявляет, развит тоже хорошо… Казалось бы, мечта для усыновителей и опекунов. Ан нет… После третьего отказа мальчика решили пока оставить в покое, потом перевели в другой детский центр… а в шесть лет его усыновила семья Вайсмюллер. Кстати, изначально он числился, как Рудольф Шварц, а после усыновления стал Петером Вайсмюллером.
— А почему Рудольф Шварц? — удивился я. — Шварц, это ведь как Блэк по-немецки? А Рудольф — Рудольфус? Толстый такой намёк получается…
— А я не сказал? — поинтересовался Сири, и когда я покачал головой, продолжил:
— При нём было письмо. Точнее, записка. Всего четыре слова: «Его зовут Рудольф Шварц».
— Что-то мне это напоминает… — проворчал я.
— Мне тоже, — отозвался Сириус. — Но пока не будем об этом. Так вот, жизнь юного Рудольфа до шести лет нам известна достаточно подробно…
— Откуда? — удивился я. — Вряд ли сам Рудольф… Петер… Мицар… смог вам это рассказать.
— Это не он, — кивнул Сири. — Это ребята Фенрира сумели накопать. В процессе зачистки, знаешь ли. Озверели они от того, что узнали… но их вряд ли можно в этом винить, и дело не только в Мици. Так вот, мальчик должен был пойти в школу, но так и не пошёл. Вместо этого социальным службам был предоставлен не вызывающий подозрений документ о том, что у него диагностирована лейкемия в стадии ремиссии и мальчику показано домашнее обучение.
— Нет у него ничего такого, что за бред? — удивился я. — Я же всё-таки уже кое-что умею, такое бы точно не проглядел.
— Нет, — кивнул Сириус. — Иппи тоже это подтвердил. Что самое интересное, у Вайсмюллеров было четверо приёмных детей — один старше нашего мальчика на два года и две девочки, младше на год.
Что-то мне стало… нехорошо, и я мрачно сказал:
— Дай, угадаю. И остальные тоже имели какой-нибудь нехороший диагноз, так?
— Так, — кивнул Сириус. — И, что характерно, учителя к ним не приезжали. Господин Фридрих Вайсмюллер, глава семьи, имел соответствующее образование и лицензию частного преподавателя, и обучал детей на дому. И, что самое неприятное, в анамнезе у семьи Вайсмюллер имелись ещё двое приёмных детей, но на момент усыновления мальчика они уже успели скончаться. У одного была неизлечимая болезнь почек, у второй девочки — костный туберкулёз.
— Зачем им нужно было брать здоровых детей и делать их больными? Пусть и на бумаге?
— А ты сам подумай… — жёстко сказал Сириус.
— Деньги? — предположил я. — Наверное, пособия на больного ребёнка выплачивают больше, чем на здорового?
— И это тоже, — ответил Сириус. — Но это так, мелкий приятный бонус. Вайсмюллеры содержали… содержали… Даже не знаю, как сказать…
— Сириус, — вздохнул я, — я понял. Речь идёт о борделе?
— Не та тема, о которой следует говорить с десятилетним мальчиком, — проворчал Сириус.
— Просто прими, что я в курсе этой стороны жизни, и успокойся, — вздохнул я. Сири нахмурился, но кивнул:
— Да, именно так. Детский бордель. С неплохим выбором, знаешь ли. Мицар — брюнет, второй мальчик — яркий блондин, вроде Драко и Конни…
Я сжал кулаки и почувствовал, как к горлу подступает тошнота. А Сириус продолжал спокойным тоном, но ходящие на скулах желваки говорили о том, какой ценой ему давалось это спокойствие:
— …и девочки — рыженькая и мулатка. Но это только официально их было четверо. В подвале мы обнаружили… обнаружили детские захоронения. Видимо, эти дети попадали в руки Вайсмюллеров неофициально… возможно, это дети маргиналов… не знаю. Десять захоронений, Гарри! Десять!
— И эти уроды ещё живы? — тихо спросил я.
— Вайсмюллеров забрала местная стая, — ответил Сириус. — Они в своём праве. Из остальных трёх детей двое оказались латентными оборотнями, девушки из германской стаи выходили замуж за магглов и рвали связи с близкими, заявляя, что хотят жить другой жизнью. Поскольку они уже прошли через обряд Братания со своим зверем, то и для них, и для магглов это было безопасно. А стая — не тюрьма, в ней никого не держат силой.