Фраппе с мятой

Во время рассказа глаза Грейнджер становились все шире и шире.

— Он не сказал, что с ним случилось. Но было очевидно, что его избили, наложили обездвиживающее заклинание и оставили на полу туалета. Видимо, чтобы он захлебнулся водой, которая натекла из разбитых раковин. Я не могу представить, какой страх он испытывал, когда понимал, что его никто не ищет. Что он никому не нужен. Что в то крыло никто не ходит. Он лежал и понимал, что с каждым поднимающимся сантиметром воды он всё ближе и ближе к смерти.

Полумна сглотнула. Всякий раз вспоминая тот день она думала: что было бы, если бы она опоздала?

— После того дня я стала везде за ним ходить. Он очень сопротивлялся этому. Я не отходила от него ни на шаг. Он ненавидел меня. Орал, ругался, клялся послать в меня проклятьем, но мне было все равно. Ему нужен был тот, кто пусть даже своим присутствием сгладил бы все углы в его уме, — она улыбнулась и Гермиона заметила, что щеки подруги стали мокрыми от слез. — Я спасла его два раза. И спасла бы еще раз. Всем нужен второй шанс, Гермиона…

Грейнджер судорожно оглядывала небольшую уютную гостиную в горчичных тонах. Здесь было тепло и чувствовалась любовь. В каждой вещи. В каждой фотографии на полках.

— Зачем он обманул меня? — она осмелилась задать вопрос, который терзал ее.

— А как бы ты поступила? Если бы он подошел к тебе в Министерстве? До того, как ты узнала, что он изменился и пригласил бы на ужин?

Наверное, она рассмеялась бы ему в лицо, посчитав это шуткой. Полумна права. Она бы отреагировала совсем не так. Но если бы это случилось сейчас, после того, как она узнала всю правду?

— Я сказала ему о «Saint Espresso». Я думала, что Драко появится там в одно время с тобой. Будто это случайная встреча. А он решил подложить записку… Да, по-детски. Но он боялся отказа. Он все-таки Малфой.

Грейнджер вдруг невольно улыбнулась.

— Гермиона, я знаю. Он поступил неправильно, обманув тебя. Но прошу, дай ему шанс. Обдумай все, и возьми вот это…

Полумна поднялась с места, из широкого кармана джинсового комбинезона достала письмо и протянула его Гермионе. Грейнджер несколько секунд смотрела на пожелтевший свернутый пергамент. Он был без конверта. Без печати. Будто написанный наспех.

— Он приходил к нам недавно. И написал его, узнав, что ты сегодня придешь. Я не читала. И Блейз тоже.

Сердце гриффиндорки билось как у трусливой мышки, а не как у отважного льва в тот момент, когда ее трясущиеся пальцы потянулись к свёрнутому вдвое листу. Вот сейчас в ее руках будет еще одна частичка Драко Малфоя. Того, кто будоражил ее мысли все последнее время.

— Тебя с Блейзом свел Драко? — еще один вопрос, на который Гермиона хотела знать ответ.

— Ты права, оказалось, Блейз давно испытывал ко мне чувства. И когда заметил, что я увязалась за Малфоем — взбесился. Они долгое время не общались, но потом Драко догадался о чувствах Блейза и помог нам сойтись.

Еще один ответ был у Гермионы. Вот почему она редко видела Забини с Драко.

— Почему я не замечала, что ты часто проводишь время с Драко?

— А ты часто смотрела на него?

Верно. Гермиона думала о нем только тогда, когда он находился рядом с ней. Патруль, уроки, но она никогда не обращала на него внимания вне этих ситуаций.

— Полумна, я окажусь права, если предположу, что эльфов мы не дождемся?

— Ты самая умная ведьма столетия, Гермиона. И ты как всегда права. Я освободила эльфов еще три дня назад. Они обещали вернуться после того, как навестят своих родных и будут служить нам, как свободные домовики. Если бы я отправила запрос об изменении статуса эльфов, то этого чудесного разговора между нами не было, верно?

— Верно….

***

И вот она вновь на своем месте. На прохудившемся кожаном диване. В ее маленькой гостиной. В ногах спит рыжий кот, а в ее руках очередные ответы. Строчки на сухом пергаменте дрожали из-за непослушных трясущихся рук.

«Прости меня.

Гермиона.

Я знаю, ты думаешь: моему поступку нет оправдания. Все, что я говорил тебе — правда. Я не искал корысти. Я не хотел играть твоими чувствами. Но так получилось…

Так получилось, Грейнджер, что твои поступки толкнули меня на это. И я виню тебя. Виню за то, что смотрела так, как не смотрел никто. Твои чертовы карие глаза говорили о многом и, черт возьми, молчали о намного большем. Я ненавидел тебя тогда. В школе. Я терялся. Терялся в догадках и теориях. Терялся в вопросах, которые не решался задать тебе. И не задал бы. Но не сейчас.

Я видел в твоих глазах жалость. Жалость, которую я ненавидел даже больше, чем тебя. И я видел в тебе интерес ко мне. Я знал, что в твоей голове строилось множество теорий о причине моего поведения в школе. Почему я стал таким?

По телефону я тебе ответил честно. Я потерял. Потерял все. Семью, друзей, статус и самое главное — себя. Мерлин! Грейнджер, я потерял свою жизнь!

Можно ли начать все с чистого листа, когда мои руки в крови? Когда моя фамилия ассоциируется с болью, смертью и предательством? Когда рука изуродована меткой, которая будет напоминать мне всю оставшуюся жизнь о том, что я сделал? Можно ли надеяться на будущее?

Я не надеялся.

Я умирал. Умирал в душе. Гнил. Падал в бездну. И однажды я решился покончить с этим. Как последний трус. Ведь я не видел будущего. Для моей жизни не было чистого листа. Но, по иронии судьбы, мое желание умереть исполнили другие люди.

Наверное, ты уже знаешь, как помогла мне Полумна. Она спасла меня. И я ей бесконечно благодарен.

А потом появилась ты, Грейнджер. Со своими взглядами и громкими мыслями. Ты вдохнула в меня надежду, и ты терзала меня. Терзаешь до сих пор. Я бы отдал все, чтобы вернуться в прошлое и поменять свою жизнь. Но я не могу. Ни один маховик времени не поможет мне обелить свое имя.

Жалею ли я о своем поступке с записками и притворством другим человеком? Нет. Черт возьми, нет!

Я никогда не был так счастлив, Грейнджер. Слышать твой голос. Твой смех. И черпать из тебя ту жизнь, которую я потерял. Ты делилась со мной всем, пусть даже не зная этого. Ты помогла мне почувствовать то, что я не ожидал. Я влюбился в тебя, Грейнджер.

Мерлин! Я влюбился…

В тебя.

Ты невероятно веселая, чистая, искренняя, умная и, Мерлин, какая ты красивая!

Невероятная.

Я бесконечно жалею, что не узнал тебя такую до войны. Я жалею о взглядах, которые мне прививали с детства. Нет разницы — чистая кровь или грязная. Она одинаково красная. Она пахнет ржавчиной. У всех.

Я хочу попросить у тебя прощения. За все. За прошлого себя, за свою семью, за шрам на твоей руке, за слова, произнесенные мной. За ложь. Но за что я извиняться не буду, так это за мои чувства к тебе, Грейнджер.

Я влюблен в тебя, Гермиона. По уши.

Мне трудно поступить так, как надо.

Я не буду больше напоминать о себе, пока ты сама не захочешь этого. Но прошу, дай мне шанс — и я буду самым счастливым человеком на земле.

Д.М.»

========== 9 ==========

Как так быстро приблизился день бала — Гермиона не поняла. Всю неделю она провела за работой, проверяя оставшиеся дома. За всю жизнь она не думала так много, как за эти семь дней. Всё, что касалось учебы, работы, друзей — девушка анализировала быстро. Но когда дело касалось самой себя — для Гермионы это становилось сложной задачей.

Письмо, которое сейчас лежало перед ней на кровати, было прочитано десятки раз. Слова, что были написаны на желтой бумаге, въедались в мозг с новой силой, с каждым новым разом, когда взгляд мазал по ним. Утром, во время работы, перед сном и во время еды она держала письмо в своих руках. Все предложения были изучены наизусть. Были прочитаны его голосом.

«… дай мне шанс…»

В тот день, когда она вернулась домой после посещения дома Забини и разговора с Полумной, Гермиона была зла. Зла на него за глупые и пустые строчки, что он написал для нее. Она не верила ни слову. Ее взгляд раз за разом цеплялся за «Так получилось, Грейнджер, что твои поступки толкнули меня на это. И я виню тебя. Виню за то, что так смотрела, как не смотрел никто.»