Страница 3 из 5
В конце повествования Шухаева задалась вопросом: «Написала я эти воспоминания, и взяло меня сомнение: может, не надо публиковать их? Ведь мои воспоминания связаны с очень интимной стороной жизни К[онстантина] А[ндреевича], и, может быть, делая их достоянием всех, знающих Сомова-художника, мы совершаем святотатство по отношению к Сомову-человеку? А с другой стороны, все эти ходульные, замалчивающие главное статьи и воспоминания дают какое-то выхолощенное представление о человеке; того главного, что есть в каждом, что трогает нас и заставляет любить и понимать его творчество, – этого почти никогда нет»[35].
Весьма показательно, что заметка предназначалась Шухаевой для публикации, но так и не была напечатана. Вопрос о гомосексуальности Сомова, по существу, не затрагивался в научной литературе до 2017 года[36].
Для этой книги не важна интимная биография Сомова как таковая – имеют значение лишь документально подтвержденные факты личной жизни, нашедшие отражение в искусстве Сомова. Однако для надлежащего осмысления этих фактов необходимо иметь представление о социально-историческом фоне, которым они отчасти были обусловлены.
Часть I.
Эротика в искусстве Сомова
1. «Мир искусства» в поисках идеала телесной красоты
Начиная с 1860-х годов осмысление гомосексуальности в европейских странах развивалось в двух направлениях. Врачи, философы и юристы ставили вопросы о медико-биологическом статусе однополого влечения и его нравственной стороне, о причинах возникновения и специфике гомосексуальности, о способах избавления от нее, о необходимости уголовного преследования и т. д.
Книги Рихарда Крафт-Эбинга, Хэвлока Эллиса и Отто Вейнингера при всем несходстве выводов способствовали декриминализации гомосексуальности, росту самосознания гомосексуалов как отдельной социальной группы и, в частности, оказали влияние на художественную практику самых разных мастеров (Обри Бердсли, Густава Моро, Фредерика Лейтона), писателей (Оскара Уайльда, Марселя Пруста)[37]. Художники, прозаики и поэты обращались к однополому эросу в художественных образах. В свою очередь, резонансные события с участием известных гомосексуалов, как это было в случае с судебным процессом над Уайльдом, непрерывно развивали медико-биологическую и юридическую дискуссии.
В России рубежа XIX–XX столетий к довольно благоприятным общественным условиям для существования гомосексуальной субкультуры[38] и вышеописанному западному влиянию добавились искания литераторов: Алексея Ремизова, Василия Розанова, Зинаиды Гиппиус, Дмитрия Мережковского, Дмитрия Философова[39]. Все они, за исключением Ремизова, были в числе авторов журнала «Мир искусства». Мережковский публиковался в нем начиная с первого номера, а Философов, принадлежавший к числу основателей журнала, был одним из ключевых сотрудников редакции[40].
Тому обстоятельству, что эрос, в том числе однополый, оказался в центре философских, общественных и художественных исканий, способствовал поэт и философ Вячеслав Иванов. В его петербургской квартире на Таврической улице (стала известной как «Башня») было организовано общество, названное в честь Гафиза, персидского лирического поэта XIV века.
«Друзьями Гафиза» были философ Николай Бердяев, художник Лев Бакст, поэты Сергей Городецкий и Сергей Ауслендер. Последнего привлек другой «гафизит» – Михаил Кузмин, которому Ауслендер приходился племянником. Кузмин был автором широко обсуждавшегося во времена основания «Друзей Гафиза» романа «Крылья» (1906).
В «Крыльях» Кузмин осмыслил мужскую гомосексуальность в русском культурном ландшафте и бескомпромиссно выразил позитивную ценность любви между мужчинами. Другой важный для «Гафиза» текст – дневник Кузмина, где он запечатлел, кроме прочего, свой короткий роман с Сомовым. Тот тоже был «гафизитом» вкупе со своим гимназическим товарищем, еще одним гомосексуалом, Вальтером Нувелем[41]. Отрывки из дневника Кузмин читал вслух на собраниях «Друзей Гафиза».
К этому обществу принадлежали также сам хозяин «Башни» и его жена, прозаик Лидия Зиновьева-Аннибал[42]. Она, как и Кузмин, писала об однополом эросе, но не о мужском, а о женском: повесть «Тридцать три урода» вышла в 1907 году, когда собрания общества уже прекратились[43].
Зиновьева-Аннибал изложила цели и задачи «Гафиза» так: «Поставил Вячеслав (Иванов. – П.Г.) вопрос, к какой красоте мы идем: к красоте ли трагизма больших чувств и катастроф или к холодной мудрости и изящному эпикуреизму. Это то, что все это время занимает меня как проблема душевная и художественная. Много виноваты в столь острой постановке ее во мне – Сомов, Нувель и их друг, поразительный александриец, поэт и романист Кузмин – явление совсем необыкновенное, с тихим ядом изысканных недосказанностей, приготовляющий новое будущее жизни, искусству и всей эротической психике человечества. Есть у нас заговор, о котором никому не говори: устроить персидский, Гафисский кабачок, очень интимный, очень смелый, в костюмах, на коврах, философский, художественный и эротический»[44].
На собраниях «Друзей Гафиза» играли на флейтах, флиртовали, целовались, читали стихи. Но если Иванов и Бердяев к мистической, дионисийской стороне этих встреч относились серьезно, то, например, Кузмин и Нувель прежде всего получали удовольствие от атмосферы собраний, их причудливой легкости[45].
Все участники переодевались в костюмы в античном или восточном стиле: их замечательно придумывал Сомов[46]. Посредством этих нарядов достигалась одна из задач гафизитов: «„преображать“ костюмы и нравы, устроив ядро истинной красоты при помощи наших художников»[47].
Иными словами, суть художественной и жизнетворческой практики «Гафиза» заключалась во взаимном преображении эстетического и эротического для воздвижения новой эстетики, основа которой – красота, прекрасное.
Сосредоточенность гафизитов на непосредственной связи «костюмов и нравов» весьма показательна: мода эротически выразительна сама по себе, вне зависимости от того, расставляет она сексуальные акценты или нет. Гафизиты же – и Сомов как автор их костюмов – программно сексуализировали телесное, при этом подчеркивая красоту как главную характеристику этой сексуализации[48]. Прекрасное, таким образом, уравнено с сексуальным, синонимично ему.
Прежде чем продолжить рассуждения о месте красоты в художественных исканиях Сомова, следует обратить внимание на то, что из десяти членов «Друзей Гафиза» трое были участниками объединения «Мир искусства»: Нувель, Бакст и Сомов.
Что же касается самого «Мира искусства», при взгляде на состав его основателей[49] можно заметить, что среди деятельного ядра объединения преобладали гомосексуалы: кроме уже названных Сомова и Нувеля, это Дмитрий Философов и Сергей Дягилев[50]; пристрастия к мужчинам не разделяли лишь Бакст и Бенуа.
При этом вдохновителем журнала «Мир искусства», предшествовавшего созданию одноименного объединения, был другой гомосексуал – Альфред Нурок, писавший затем для журнала статьи о музыке. Согласно воспоминаниям Бенуа, Нурок чрезвычайно интересовался художественной жизнью Англии и, в частности, познакомил будущих мирискусников, в том числе Сомова[51], с рисунками Бердсли[52], о которых впоследствии написал статью для одного из первых номеров «Мира искусства»[53].
35
Там же. Л. 5.
36
См.: Голубев П.С. Константин Сомов. Жизнь в дневниках // Сомов К.А. Дневник. 1917–1923 гг. М., 2017. С. 21–94. Затем последовала более подробная статья: Голубев П.С. К.А. Сомов как фигура умолчания в отечественном искусствознании // Новейшая история России. 2018. № 1. С. 167–179.
37
Cooper E. The Sexual Perspective. Homosexuality and Art in the Last 100 years in the West. London, New York, 1986. P. 62–85; Reed C. Art and Homosexuality. A History of Ideas. Oxford, 2011. P. 77–104; Saslow J. Pictures and passions. A History of Homosexuality in the Visual Arts. New York, [1999]. P. 185–206. Эта тема рассматривается также в специальной монографии: Dellamora R. Masculine Desire. The Sexual Politics of Victorian Aestheticism. Chapel Hill, 1990.
38
Как показывает исследование историка Д. Хили из Оксфордского университета, обобщившего значительный массив статистической информации из различных российских архивов, на рубеже XIX и ХХ веков в Российской империи действовало строгое антигомосексуальное законодательство, однако фактически оно не исполнялось. Представители привилегированных классов общества подвергались уголовному преследованию исключительно редко. См.: Хили Д. Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства. М., 2008. С. 115–122. Концентрация в крупных городах большого числа мужчин – выходцев из деревни и свойственное маскулинной традиции русского крестьянства снисходительное отношение к однополому сексу также оказались существенными факторами для развития мужской проституции, широкого распространения однополых связей. В подтверждение Хили обильно цитирует целый ряд исторических источников, в том числе епархиальные и полицейские отчеты, статистические материалы и т. д. (Там же. С. 35–52).
39
Геллер Л.М. В поисках «нового мира любви». Русская утопия и сексуальность // Дискурсы телесности и эротизма в литературе и культуре. Эпоха модернизма. Сб. статей. М., 2008. С. 27–33.
40
Согласно утверждению Александра Бенуа, первый номер «Мира искусства» в смысле содержания следует считать «делом рук Философова»: Бенуа А.Н. Возникновение «Мира искусства». Л., 1928. С. 40. См. также: Он же. Мои воспоминания: В 2 т. Т. 2. М., 1993. С. 228.
41
Нувель в то время был чиновником министерства Императорского двора, в эмиграции же он служил администратором в Русских сезонах Сергея Дягилева, а также в других балетных предприятиях.
42
Богомолов Н.А. Петербургские гафизиты // Богомолов Н.А. Михаил Кузмин. Статьи и материалы. М.: Новое литературное обозрение, 1995. С. 71. Вечера Гафиза запечатлены и в дневнике М.А. Кузмина, см., напр.: Кузмин М.А. Дневник. 1905–1907. СПб., 2000. С. 153, 159–160, 237.
43
Хили Д. Гомосексуальное влечение в революционной России. С. 126–133.
44
Зиновьева-Аннибал Л.Д. Письма к М.М. Замятиной. ОР РГБ. Ф. 109. Карт. 23. Ед. хр. 18. Л. 14–15. Цит. по: Богомолов Н.А. Петербургские гафизиты. С. 70.
45
Бернштейн Е. Русский миф об Оскаре Уайльде // Эротизм без берегов. Сб. статей и материалов. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 46.
46
Богомолов Н.А. Петербургские гафизиты. С. 68, 70. О Сомове-гафизите см. также: Завьялова А.Е. Александр Бенуа и Константин Сомов. С. 116–123; Шишкин А.Б. Символисты на «Башне» // Философия. Литература. Искусство. Андрей Белый – Вячеслав Иванов – Александр Скрябин. М.: РОССПЭН, 2012. С. 315–324.
47
Зиновьева-Аннибал Л.Д. Письма к М.М. Замятиной. ОР РГБ. Ф. 109. Карт. 23. Ед. хр. 17. Л. 24–26 об. Цит. по: Богомолов Н.А. Петербургские гафизиты. С. 68.
48
Приведем наблюдение, сделанное относительно другого гафизита, Л.С. Бакста, от которого, по свидетельству Татьяны Вельяшевой (Бартеневой), «…пошли короткие женские юбки, оголенные ноги. Он (Бакст. – П.Г.) обращал внимание на красоту женских ног» (РГАЛИ. Ф. 46. Оп. 8. Ед. хр. 60. Л. 88 об.).
49
Его приводит А.Н. Бенуа: Бенуа А.Н. Возникновение «Мира искусства»… С. 8.
50
Этот факт отражен, в частности, в мемуарах Бенуа: Бенуа А.Н. Мои воспоминания. Т. 2. С. 477.
51
В дневнике Кузмина есть такая зарисовка с Нуроком и Сомовым: «Нурок принес Сомову лиловатый галстух и страничку старой английской музыки и показывал каталоги продавца искусственных членов, эротических фотографий и книг, восточных парфюмерий, любовных пилюль, возбуждающих напитков и карточки entremetteuse [сводни, франц.] с красным сердцем наверху. Все описания звучат по-немецки великолепно-подло и торжественно-неприлично. Но что за типы существуют! Разве это – не прелесть? не XVIII siècle [век, франц.]?» (Кузмин М.А. Дневник 1905–1907. С. 171. 13 июня 1906 г.).
52
Бенуа А.Н. Возникновение «Мира искусства»… С. 11–12; Сидоров А.А. Предисловие // Обри Бердслей. Избранные рисунки. М., 1917. С. IX.
53
См.: [Нурок А.П.] А.Н. Обри Бердслей // Мир искусства. 1899. № 3–4. С. 16–17.