Страница 28 из 49
Она ахнула.
— Так что, — да, я собирался это сделать, — учитывая, что ты в основном носишь бикини и изредка шортики...
— Ты помнишь мое белье?
Я не смел на нее взглянуть.
— Как можно забыть? Один комплект так и говорит: «Шлепни меня по заднице».
Она улыбнулась, а я попытался удержаться от ответной улыбки, но не смог, не с ней, не когда я касаюсь ее, и мы так близко.
— А дальше? — Мне показалось, или она немного задержала дыхание?
— Дальше, — я прокашлялся, не убирая ладонь с ее живота, — делаю надрез там, где его скроет одежда. — Я заметил, как участилось ее дыхание. — Центральная точка разреза должна быть на семь-девять сантиметров выше верхней точки... вульвы.
Она запнулась на вдохе, когда моя ладонь опустилась по животу ниже к ее паху.
— Это очень... — Она снова окинула меня взглядом. — Технически.
— В хирургии всегда так, — ответил я. Моя рука не двигалась, но мне хотелось, хотелось пойти дальше, почувствовать ее жар, поцеловать чувствительное местечко и забыть все дерьмо, которое нас разделяет. Просто любить ее.
— Я должна идти. — Она не двигалась.
— Может, и должна, но...
Мы оба молчали, она поймала мой взгляд.
— Но?
— Но не обязана.
— Думаю, я знаю, что случается, когда остаюсь у тебя, и вряд ли смогу вынести фразочки, что ты просто хотел спать со мной, когда мы встречались. Так что, — она опустила ноги на пол, — думаю, мне пора.
Сердце ухнуло вниз.
— Смотри на все оптимистично, тебе не придется завтра ехать с моим папой, потому что ты ранен. — Она указала на мой нос, и я поднялся, чтобы проводить ее до двери, каждый шаг давался нелегко от грусти.
Это моя вина.
И ничего нельзя поделать.
— Честно, я совершенно забыл про велосипеды, — признался я. Слишком увлекся делами Остин и встречей с отцом в больнице.
Она потянулась и поцеловала меня в щеку, но когда отстранялась, я успел прижаться губами к ее лбу.
— Ублюдок, — проворчала она.
— Что? — Я смущенно наблюдал, как она сначала поморщилась, а затем ее лицо исказилось презрением.
— Ты! — Остин ткнула мне палец в грудь. Сильно. — Тебе больше не дозволяется так поступать! Для меня поцелуи в лоб кое-что значат, ясно? Поэтому не делай так! Не только потому, что это важно для меня, и ты важен, но и потому что я начинаю забывать, что ты растоптал мне сердце и по какой-то больной причине решил супервеселым проделывать этот процесс каждый день. А еще мне очень нужно сдать курс и прожить несколько недель без того, чтобы просыпаться каждую ночь от глупой ноющей боли в груди, которая появляется каждый раз, как я думаю о случившемся между нами, что пошло не так, и почему я не могу все исправить.
Я ошеломленно потянулся, чтобы закрыть дверь в квартиру, схватил Остин за руку и повел ее прочь от единственного выхода.
— Тэтч, что ты делаешь?
Я не ответил.
Я был слишком зол, чтобы отвечать. На себя, на ситуацию, своих родителей и, смешно, на нее.
Зайдя в мою комнату, я снова закрыл дверь и пристально посмотрел на девушку.
— Если бы я сказал, что хочу заняться с тобой любовью и завтра забыть об этом, что бы ты ответила?
— Я бы ответила, что ты – мудак.
Я улыбнулся.
— Но?
— С тобой всегда какие-нибудь «но», — проворчала она. — Маленькая часть моего сердца, которую ты отказываешься мне вернуть, вероятно, подпрыгнула бы от радости и превратила бы мою жизнь в ад, если бы я хотя бы не подумала об этом.
— Маленькая часть?
— Ты решил заострить внимание на этой части фразы вместо той, что про секс?
— Сердце важнее секса.
— Сказал парень, который только что предложил просто переспать со мной.
— И солгал, — признался я. — Ты меня знаешь лучше, чем я.
— Слова ранят вне зависимости от того, говоришь ли ты их искренне, Тэтч.
— Останься. — Я потянулся к ней.
Она отпрянула.
— А завтра?
— Завтра можешь снова попытаться научить меня ездить на велосипеде.
— Я чувствую очередное «но».
— Не спрашивай, почему мы расстались. Я тебе не скажу. А ты просто разозлишься.
Поверь, я защищаю тебя так, как могу.
— А измена? — Она не могла не спросить. — Зачем ты поцеловал Брук?
Я пожал плечами.
— Люблю целоваться.
— Ты невероятно ужасный человек.
— Но ты все еще думаешь об этом... — Я ухмыльнулся и двинулся к ней. — О том, как хорошо все было между нами и как хорошо может быть ночью, если ты скажешь «да».
Остин прищурилась.
— У меня чешутся руки, чтобы тебя ударить.
— Может, тебе полегчает. — Я пожал плечами.
Мне не стоит давать ей возможность. Ее ладонь разрезала воздух и шлепнула меня по щеке с таким громким звуком, что я отшатнулся в сторону.
А потом она замолотила кулачками по моему телу, толкая к ближайшей стене.
Я ей позволил.
А когда она начала успокаиваться, я практически совершил самоубийство, поцеловав ее.
Глава 22
ОСТИН
Тэтч целовал девушку так, словно знал ее тело лучше нее. Как будто его губы могли определять идеальный нажим в любом виде поцелуя. Стоны, вздохи, мольбы о большем были не просто возможным ответом на его ласки, они были необходимы.
Это было выживание.
Я стала жертвой его поцелуев.
Так же, как и жертвой каждой частички его сексуального мастерства, и я знала, если не прерву поцелуй, то опять же буду жертвой.
Но тело молило еще немного задержаться. Говорило подождать, пока не почувствую его язык своим языком, пока Тэтч не прикусит нижнюю губу, нежно посасывая ее и доводя до всхлипа, пока я не открою пошире рот в бешенном поцелуе, в котором наше дыхание станет единым.
Я вся дрожала от его жарких прикосновений, он знал, где именно касаться меня, где я жаждала его больше всего, и он пользовался этим, отметая все мои готовые сорваться с губ «нет», превращая их в «да», «да», «да», «да, черт побери!»
Наконец, его тягучие, глубокие и страстные поцелуи прекратились, заменившись медленными, горячими касаниями губ. Я отстранилась, его взгляд переходил от глаз к моему рту.
— Тэтч...
Он прижал палец к моим губам.
— Ты нужна мне.
Что угодно, но не это.
Любые слова, кроме этих. Мой наркотик.
Потому что до Тэтча я никогда не чувствовала себя по-настоящему нужной или даже желанной. Родители едва признавали мое существование.
У меня была только Эвери.
Ее родители оказались мне ближе, чем мои собственные.
А потом появился Тэтч. Не такой как все: веселый, уверенный в себе – и внезапно я осознала, что потерялась во всем, что он из себя представлял. Но что действительно меня зацепило, так то, что все это оказалось лишь внешней оболочкой.
Меня зацепила его неидеальность.
Мимолетные взгляды, когда он думал, что я не замечаю, короткие вспышки гнева, бессонные ночи, моменты, когда я видела, как он прерывал телефонный разговор и так сильно сжимал телефон, что я боялась, тот сломается.
Он никогда не говорил о своем прошлом.
Из-за этого я сделала вывод, что он хотел сконцентрироваться на будущем — нашем будущем.
Величайшей ошибкой в наших отношениях была не моя любовь к Тэтчу, а мысль, что он нуждается во мне так же, как и я в нем.
Потому что когда я касалась его, мой мир наполнялся смыслом. Но как же он не мог чувствовать то же самое?
Как для него все не казалось таким же, как для меня?
— Ты нужна мне, — повторил он с диким взглядом.
И я, как идиотка, снова поцеловала его, вверяя его губам свою судьбу, зная, что послужным списком он уже доказал, что бабник, и что не принадлежит мне, тогда как я вся была в его власти.
Я была глупой девушкой. Именно такой, каких осуждала. И полностью это осознавала.
Потому что когда ты попадаешь сам в подобную ситуацию, то представляешь, что можешь поменять правила игры, что ты особенный.