Левый фашизм

Надо сказать, что хорошие книги Борис Юльевич писал и до этого. В 2003 году он выпустил книгу «Восстание среднего класса». В этой книге Кагарлицкий говорит, что скоро мелкая буржуазия и рабочая аристократия (то есть тот самый «средний класс») западных стран будут подвергнуты пролетаризации. Это должно произойти по многим причинам, основная из которых – системный кризис капитализма. Мелкие буржуа начнут сначала беднеть, а потом нищать. В результате этого среди них будут расти левые и протестные настроения. Кагарлицкий не надеется, конечно, на то, что мелкие буржуа совершат социалистическую революцию. Он просто говорит о том, что обнищание вызовет среди западного «среднего класса» протест, который в лучшем случае будет стоять на позиции «широкой левой». В худшем же случае протест мелкой буржуазии может быть обличен в ультраправую и совершенно реакционную форму. Подобные прогнозы в 2003 году были сделаны на основании роста движения антиглобалистов после финансового кризиса 1997 года, отчасти под впечатлением от левых протестов в Сиэтле в 1999 году. Тогда, однако, Кагарлицкий ошибся. Кризис был преодолен, а следующее десятилетие выдалось относительно спокойным. Прогнозы его снова стали актуальными после кризиса 2008 года, оставаясь весьма значимыми и сегодня. Мы действительно наблюдаем, что в последнее время западная мелкая буржуазия и рабочая аристократия беднеют, а расходы на социальные нужды в западных странах урезаются. При этом мы наблюдаем рост левых и правых партий в развитых капиталистических странах. Притом если в США протест разоряющейся мелкой буржуазии принял ультраправые черты, приведя к избранию президентом Дональда Трампа, то в Британии он же обернулся ростом популярности и одновременной (пусть и весьма условной) радикализацией лейбористов. Иными словами, этот прогноз Кагарлицкого из 2003 года оказался верным, хотя автор его и ошибся в сроках.

Следует также помнить, что автор рецензии, – профессор Михаил Попов, – также может быть легко обвинен хоть и не в троцкизме, но в ревизионизме, притом в ревизионизме правом. Этот человек поддерживает целый ряд весьма спорных новых концепций, вроде знаменитого теперь уже «фашизма на экспорт». Честно говоря, мне кажется совершенно излишним введение данного понятия. Попов желает называть империалистическую агрессию западных стран против других государств «фашизмом на экспорт». В качестве примера «фашизма на экспорт» он приводил агрессию против Ливии. Нужно отметить, что события в Ливии не привели к установлению в этой стране фашистской диктатуры, но опустили эту страну в хаос гражданской войны. Более того, вторжения западных держав в другие страны никогда не заканчивались установлением там фашистской диктатуры. Иногда там устанавливались марионеточные прозападные диктаторы, но никогда диктаторы фашистские. Иными словами, «фашизм на экспорт» не имеет никакого отношения к фашизму. Мы знаем, что фашизм – это особая форма диктатуры буржуазии, которая может возникнуть только при совершенно особых внутренних условиях страны, но ее нельзя навязать государству силой против экономических условий и воли его жителей. Еще раз: фашизм возникает только при стечении определенных экономических обстоятельств. Фашизм включает в себя жесткую протекционистскую политику, а все известные фашистские диктатуры устанавливали законы против иностранных производителей. Так, фашист Хуан Перон, правивший в Аргентине, весьма ослабил влияние американских корпораций и самого американского государства на экономику и политическую жизнь своей страны. Фашизм в Аргентине был невероятно невыгоден для американских корпораций, а потому они делали все возможное для того, чтобы его уничтожить. Они своего, кстати, добились. А теперь скажите: зачем западным державам вторгаться в другие государства и устанавливать там фашистские диктатуры, если фашисты принимают протекционистские законы в своих странах? Обыкновенно вторжения в другие страны устраиваются западными державами для того, чтобы открыть рынки этих самых стран для крупных корпораций. Установление фашистской диктатуры, однако, приводит к закрытию рынков той страны, где такая диктатура установлена. Следовательно, фашизм в некой малоразвитой стране невыгоден для крупных транснациональных корпораций, невыгоден для западных держав. Тут мы можем вернуться к вышеприведенному примеру с Аргентиной. Об этом многократно писал Георгий Димитров в своих работах, об этом же он говорил на VII конгрессе Коминтерна. Димитров, – в отличие от Попова, – является общепринятым марксистским авторитетом, всегда остававшимся верным марксизму-ленинизму.

Особенно следует отметить тот факт, что профессор Попов искренне считает Китай социалистическим государством. Последний раз об этом он заявлял во время своего интервью Константину Семину. Требуется отметить, что подобный взгляд на Китай говорит либо о полном незнании сложившегося там положения, либо о намеренном искажении фактов. Словом, об этом я напишу еще ниже.

Также следует сказать об экономике. В своей рецензии Попов обвиняет Кагарлицкого в незнании этой науки. Сам профессор, однако, поражает зрителя своим невежеством в экономических вопросах. Так, Михаил Васильевич на полном серьезе утверждает, что доля государственного сектора в современной России равна 70%. Откуда такие данные берет Попов? Мне не хотелось бы подозревать его в этом, но мне искренне кажется, что берет он их из различных малограмотных статеек всяческих либеральных экономистов. Самые добросовестные из них записали в государственную собственность предприятия, принадлежащие чиновникам, друзьям чиновников, бывшим одноклассникам чиновников, предприятия, имеющие даже самое малое государственное участие, а также еще черт знает что. Недобросовестнейшие из них просто сказали наобум, что в России 70% всей собственности – государственная.

Далее я хотел бы процитировать исследование Томаса Пикетти «От советов к олигархам: неравенство и бедность в России в 1905-2016 годах». Я знаю, что Пикетти правый социал-демократ, что он не читал «Капитала» Карла Маркса, но это не имеет особого значения в данном случае. Вот, что пишет там этот французский экономист: «Интересно также сравнить эволюцию общей доли государственной собственности в России и других странах. В развитых странах доля чистого общественного богатства в чистом национальном богатстве была значительно позитивной в период после Второй мировой войны до 1980 года, примерно в 15-25% национального богатства, что отражает низкий государственный долг и значительные государственные активы (включая корпоративные активы в производство и финансирование в нескольких западных странах). Чистое общественное благосостояние значительно сократилось с 1980-х годов, обусловленное как ростом государственного долга, так и приватизацией государственных активов. К 2015 году нетто-общественное богатство приобрело негативное значение в Великобритании, Японии и США (и едва ли оно сейчас позитивно в Германии и Франции). Фактически это означает, что владельцы частных богатств владеют эквивалентом общих государственных активов (через финансовое посредничество и право собственности на государственный долг), а также часть будущих налоговых платежей (в странах с отрицательным чистым общественным достоянием). Экс-коммунистические страны, такие как Россия, Китай и Чешская Республика, придерживались той же общей модели, что и развитые страны в последние десятилетия, а именно уменьшающейся доли публичной собственности, но начиная с гораздо более высокого уровня общественного богатства. В этих трех бывших коммунистических странах доля чистого общественного богатства в 1980 году составляла 70-80% и в 2015 году составляла 20% (Россия) и 30-35% (Китай и Чешская Республика), т.е. который выше, но не сопоставим с тем, что наблюдается в «капиталистических» странах в период «смешанной экономики» (1950-1980 годы). Другими словами, эти страны перестали быть коммунистами, в том смысле, что государственная собственность перестала быть доминирующей формой собственности, но у них все еще гораздо больше значительного общественного богатства, чем у других капиталистических стран. Это объясняется как низким уровнем публичности, задолженностью и значительными государственные активы (в том числе в России в энергетическом секторе). В контексте России мы говорим об общей атмосфере недоверия и непрозрачности в экономической политике, а также о развитой коррупции.».