Левый фашизм

В первую очередь процесс освящения истории левого направления фалангизма в Испании закономерно следует начинать, вне всяких сомнений, с изучения того социального контекста, что был непосредственной причиной зарождения данного политического течения.

Испания же на интересующий нас момент своей истории представляла собой зрелище поистине душераздирающее. Вообще же, это иберийское государство неустанно переживало всевозможные потрясения на протяжении всего XIX века. Испания XIX века представляла собой своеобразный европейский заповедник всех пережитков средневекового прошлого, где даже в самом конце столетия по-прежнему царили крупные феодалы, зверствовала инквизиция, а промышленность не развивалась [203]. Что говорить до форм собственности, то Земля у феодалов была изъята лишь республиканским правительством в 1936 году [204]. Вместе с феодальной собственностью продолжали сохраняться и различные пережитки крепостного права и личной зависимости крестьян, также отменённые лишь республиканцами [205]. Инквизиция сохраняла положение государственного института и продолжала карать неугодных вплоть до 1834 года [206], хотя сжигания ведьм прекратились еще в 1814 году (словом, к тому времени Испания была последней страной, где эта практика еще действовала), хотя протестантов продолжали сжигать и после этого. Последнего еретика в Испании сожгли в 1826 году [207], а запрет на религиозные преследования был введён лишь в 1868 году [208].

В руках церкви находилась также вся цензурная политика [209] [210], все без исключения образовательные и медицинские учреждения [211]. Надо отметить, что Испанская цензура, находившаяся под неусыпным контролем инквизиции, отличалась своей абсолютной непробиваемостью, несравнимой даже с российскими цензурными законами того времени. Так, вплоть до 1936 года в Испании были запрещены не только сочинения Карла Маркса и других социалистов, но находились под запретом труды Адама Смита, Руссо, Вольтера и других просветителей. Под запретом находились даже вроде бы совсем безобидные работы Локка и Гегеля [212]. Экономика Испании выглядела не менее печально: наполеоновская оккупация, потеря южноамериканских колоний, целая череда гражданских войн и революций, не приводивших ни к какому социальному прогрессу, – в конце концов разорили и опустошили это некогда богатое государство. Испанские феодальные элиты видели угрозу своей власти в развитии промышленности, а потому вынудили Изабеллу II подписать в 1833 году специальный закон, вводивший жесткие квоты на промышленную деятельность [213]. Словом, даже и без этого закона испанское производство развивалось весьма плохо по причине сохранения феодальных пережитков. К числу оных принадлежат законодательно установленные монополии, цеховая организация ремесленного производства в городах, бесчисленные налоги, внутренние таможни, а также прочие тормозившие промышленность обстоятельства. Так, рабство в Испании официально было запрещено лишь в 1886 году [214]. Особо губительным для испанской промышленности было то, что государство ещё со времён Войны за испанское наследство было находилось в зависимости от Великобритании. Мирный договор 1714 года развешал англичанам беспошлинно ввозить свои товары в Испанию, что фактически убило зарождавшуюся здесь промышленность. Ещё более усугубилась зависимость Испании после Наполеоновских войн, когда англичане предприняли несколько интервенций на территорию Испании с целью освобождения её от французов. Об уровне развития экономики страны свидетельствует уже то, что голод как массовое явление был окончательно побеждён лишь после Второй Мировой войны.

Все вышеназванные причины и обуславливали совершенно особенный характер развития политических идеологий в Испании относительно других стран Европы. Советский испанист Кива Майданик писал в своей работе «Испанский анархо-синдикализм в первый период национально-революционной войны 1936-1939 гг.»: «Даже в 30-х годах XX в. более половины испанского пролетариата составляло батрачество, постоянно находившееся на грани голодной смерти, страстно ненавидевшее «хозяев», жаждавшее немедленного «часа искупления». В свою очередь лишь половину городского пролетариата (и меньше четверти всего пролетариата Испании) составлял к этому времени промышленный пролетариат – опора классовой идеологии и классовой политики.» [215].

Все вышеозначенные обстоятельства приводили к тому, что Испания, будучи страной неразвитой в экономическом отношении, оставалась таковой и в отношении политическом. Следовательно, фашизм в этом государстве развивался с определенным опозданием относительно Италии и Германии, находясь в сильной идеологической зависимости от иностранцев. Так, «Фаланга» была учреждена лишь в 1933 году, в то время как Фашистский союз Муссолини – в 1917, а НСДАП – в 1920. По означенной причине Испанский фалангизм отличался куда меньшей степенью детальности, нежели фашистские учения в Италии и Германии. Если итальянский фашизм и немецкий нацизм породили целую плеяду выдающихся деятелей и сформировали специфическую политическую культуру, то испанские фалангисты ничего подобного сделать не смогли. Дело в том, что до революции 1931 года в Испании фактически была запрещена любая политическая деятельность, что и объясняло позднее группирование местной фашистской партии. При этом следует отметить, что все фашистские партии в Европе начинались как движения мелкий буржуазии, но впоследствии попадали в зависимость от власти крупного капитала, на что указывали как советские [216], так и зарубежные исследователи [217]. Разумеется, фашистские движения привлекали а себе определенное количество левых политических элементов, видевших в них своих союзников. О печальной судьбе оных следующим образом говорил Александр Тарасов: «В классических фашистских движениях 30-х гг. – и в германском национал-социализме, и в итальянском фашизме, и в испанском франкизме – существовала левая и даже ультралевая (анархо-синдикалистская) составляющая (штрассеровцы в Германии, страпаэзи и «фашисты первого часа» в Италии, «серые рубашки» в Испании), действительно революционная и антибуржуазная по своей сути. Но кончалось это всегда одинаково: когда фашисты приходили к власти, они физически уничтожали своих левых союзников.» [218].

Тем не менее, на момент начала Гражданской войны в «Фаланге» состояло довольно большое число левых политических элементов, на что указывал крупнейший современный исследователь испанского фалангизма Стенли Пэйн в своей работе Франко и Хосе Антонио: странное дело испанского фашизма» [219].

Несмотря на то, что левая фракция в «Фаланге» оформиться не успела, некоторые организационные предпосылки к этому имелись. Началось все с деятельности Рамиро Ледесмы Рамоса. Для начала необходимо сказать пару слов про этого выдающегося человека.

Рамиро Ледесма Рамос родился в 1905 году в нищей семье провинциального учителя. С 16 лет он вынужден был трудиться на почте. В 1924 году Рамиро поступил в Мадридский университет одновременно на физико-математический, философский и литературный факультеты. Там он сделался учеником Хосе Ортега-и-Гассета. В 1931 году Рамиро основал журнал «La Conquista del Estado» («Завоевание государства»), вокруг которого вскоре начали группироваться сторонники проповедуемых там национал-синдикалистских идей. Количество читателей стремительно росло. Уже в октябре 1931 года сторонники Ледесмы объединились с товарищами Онесимо Редонды, учредив новую организацию, – «Хунты национал-синдикалистского наступления» («Juntas de Ofensiva Nacional-Sindicalista»). В указанный период деятельности Ледесма всячески старался добиться примирения и объединения с анархистами из CNT и FAI [220].