Страница 10 из 14
Не спрашивайте, зачем мне пачки соленых невест.
Не удержавшись, я стрельнула оценивающим взглядом в даму: короткая стрижка, тонкие черты, умное, волевое лицо. Пепельно-русые волосы и синие глаза.
Я отвела взгляд. Мысленно пнула саму себя и включилась в работу.
За стойкой администратора Рита Викентьева заселяла гостей:
— Ваш паспорт, пожалуйста.
Даму, того из гостей, что шел первым и плюгавого заселили штатно — условия проживания я лично согласовала заранее с кем-то из помощников, и номера были подобраны в полном соответствии с запросами. А вот с Мирославом Радомиловичем возникли трения.
Мирослав, чтоб его, Радомилович, дождавшись пока его оформят и получив обратно паспорт, вдруг объявил:
— Знаете, я бы, наверное, все же хотел отдельный домик.
И улыбнулся. У Риты, кажется, на миг приостановилась мозговая деятельность.
— Но… — Она на секунду смешалась, потому как получила от меня четкие однозначные инструкции, кого и куда, но быстро взяла себя в руки. — Да, конечно! Какую избушку желаете: с подъездом, без?
— А у вас есть номерной фонд без подъезда? — вальяжно поинтересовался уже заселенный Всеслав Всеволодович, тот, который шел от машин первым, и мы с Ритой дружно оглянулись туда, где на стене висела шикарная внутренняя вывеска: на мшисто-зеленом поле надпись из светлого дерева “База отдыха “Тишина”
Администратор тепло улыбнулась гостю и пояснила:
— Две трети избушек находятся в глубине территории и автомобильного доступа не имеют.
А я с удовольствием отметила, что держится Викентьева отлично, приятно посмотреть, и работает уверенно.
— Знаете что? Мне, пожалуй, тоже отдельный домик. С подъездом, — заявил Всеслав Всеволодович, выкладывая на дубовую стойку администратора выданный ранее ключ, и Рита послала ему улыбку “одну-минуту-я-закончу-обслуживать-предыдущего-клиента-и-решу-ваш-вопрос”.
— А мне — без, — снова улыбнулся бедной Викентьевой Мирослав… Радомилович.
Сволочь! Ей же еще работать!
Но хвалила я Риту не зря — кремень, а не девица! Собралась с силами и разместила капризных гостей.
— Ваша избушка двадцать четвертая, — ответно улыбнулась она, выкладывая на стойку брелок с силуэтом бычьей головы.
— Ваша избушка седьмая, — и переменчивому Всеславу Всеволодовичу вручили брелок с волком.
— Я провожу вас, — вмешалась я, не давая подчиненной начать выяснения, подождут ли они горничную или найдут нужные избушки сами. — Прошу вас, идите за мной.
Развернулась и повела.
Традиция-с. Дорогих гостей старший администратор изволит выгуливает лично-с.
Но никогда еще сие действо не было столь щедро приправлено ощущением сюра.
Впереди шествовала я: пуховик на плечах, как плащ супергероя, и волосы назад (собраны в классическую “ракушку”, на самом деле, но могу же я чуть преувеличить?). К губам прилипла улыбка, в глазах — легкая безуминка (а вот тут никаких преувеличених), рот не закрывается — в режиме гида Колобкова незатыкуема! Общий вид, как у героя, собравшегося на подвиг: “Куда ты завел нас, не видно не зги!”
У Мирослава и Всеслава фамилия общая — Азор. Интересно, она польская?
— База отдыха построена в традициях славянского зодчества шестнадцатого-семнадцатого веков, не из высоких соображений, а исключительно для красоты. А это, обратите внимание, медвежий орех, ему уже больше ста двадцати лет, у него есть паспорт, и он внесен в “Красную книгу”. На территории базы два таких дерева, и за причинение вреда любому из них законом предусмотрена ответственность, и это в лучшем случае, потому что основной контингент наших гостей — люди, приехавшие в заповедник “Соловьиные Родники”. Люди, любящие и ценящие природу. Если они доберутся до нарушителя раньше закона…
Я многозначительно замолчала, скосив взгляд на своих спутников.
Всеслав Всеволодович шел по мощеной камнем дорожке, которую дворники успели отчистить от снега, и с любопытством вертел головой. Мирослав Радомилович был более сдержан в проявлении интереса, но тоже осматривался. Как приценивался. Когда этот оценивающий взгляд остановился на мне, я только чудом выдержала его, не отвернулась, а, как будто бы даже обрадовавшись вниманию, махнула рукой за пушистые елки и продолжила экскурсионный треп.
Когда Максим, много лет назад, получив в наследство здоровенный кус земли рядом с заповедником, закладывал базу отдыха, он не экономил место, потому что его здесь было действительно много. А еще он постарался быть максимально бережным к родительскому наследию.
Поэтому в “Тишине” нет заборов, кроме внешнего грозного частокола. Уединенность между избушками создают живые деревья — частью оставшиеся со времен Елистратовых-старших, частью досаженные уже позже, Максимом.
Осматривайся, сколько хочешь, кроме зеленых лап и шершавых стволов, ничего особо не высмотришь.
— Ваша избушка, Всеслав Всеволодович! — я эффектно развернулась и повела рукой в сторону седьмого домика, с таким видом, будто вот только вчера лично его весь день строгала, вместе с резной волчьей головой на коньке и деревянным кружевом, и теперь жажду предъявить широкой общественности.
А общественность, кстати, не такая уж и широкая. В плечах так уж всяко поуже Мирослава, тудыть его в качель, Радомиловича.
Интересно, кем они друг другу приходятся. Всеслав явно моложе, но не то чтоб намного — не сын (на что, кстати, ненавязчиво намекает отчество “Всеволодович”). Во всех предварительных переговорах звучало только его имя, услышь я хоть раз “Мирослав” — однозначно, зацепилась бы, но нет, ни разу же. И при “боевом построении” в момент прибытия Всеслав шел первым. И при заселении вперед пропустил только даму, Ольгу Радомиловну Шильцеву, которая хоть и другой фамилии, но явно той же породы. А вот ее плюгавого спутника и своего старшего родственника — ни-ни. И когда речь зашла об отдельном домике вместо номера, младший тоже постарался быть первым.
Что характерно, Мирослав на все это реагировал никак от слова вообще: спокойненько пер себе последним, улыбался персоналу так, что аж в обморок бедных девушек ронял, и даже бровь не дрогнула ни разу выражая недовольство..
Что это может значить? Что это нам дает? И, самое главное, что с этим делать?
Ну, с последним вопросом всё понятно — в клювике Максиму отнести. А там уж он и с первыми двумя разберется.
Я еще раз улыбнулась дорогому гостю, прибывшему в наши е… глухомани аж из самой столицы. Ударно улыбнулась: чтоб ресницы, ямочки, лучики в уголках глаз, и чтоб грудь непременно взволновалась, пусть и прикрытая пуховиком.
Чем отвратительней настроение, тем ослепительней улыбка.
Развернулась ко второму:
— Мирослав Радомилович, нам нужно пройти немного дальше.
Узнал? Не узнал? Узнал? Не узнал?..
С одной стороны, улыбается. С другой стороны, он и Рите на ресепшене ничуть не хуже улыбался. С третьей стороны, я-то его почти моментально узнала. С четвертой — у меня последние три года перед глазами было очень устойчивое напоминание.
В животе похолодело. Неприятненько так. Моих драгоценных отпрысков на базе знала каждая белка (и мудро держалась на расстоянии). Да, детские круглые щеки и вздернутые пока носы сходство скрадывали, но все же оно было настолько очевидным…
Не паникуй, Лена. Рано паниковать!
Во-первых, это тебе очевидно, ты мать и в общем-то единственная здесь, кто отца этих детей в глаза видел (пусть и недолго, и большей частью, кхм… ладно!). Во-вторых, а даже если и сопоставят, чай не в дремучее время живем, имею право! Лишь бы только молчали…
Я свернула направо и повела источник своего беспокойства вглубь территории.
Развилка, другая — и вот она, двадцать четвертая избушка, “бык”. Одна из моих любимых кстати: именно здесь мы предпочитали останавливаться, когда случалось привезти на отдых Аду и мелких.
Небольшой взгорок, густо заросший лесом, перед крыльцом расчищено что-то вроде дворика, с которого улизнуть можно только в одном направлении, по каменной тропинке, а в другие стороны — не пустит колючая ежевика. Достаточно перекрыть этот канал, и можно не опасаться утекания колобчат от мамы с Адой.