Две великие победы русского флота. Наварин и Синоп

Действительно, судя по всем действиям де Риньи со времени наваринской победы, надо полагать, что он получил тогда инструкции, давшие ему полное право считать эту уступку парижского кабинета в пользу греков безусловно противоречащей действительным стремлениям французского правительства. По несчастию, сами греки подали адмиралу повод к заявлению его туркофильства. После шестилетней отчаянной борьбы восстание их впало в совершенное безначалие. Выбранное ими центральное правительство было слишком слабо, чтобы внушить к себе уважение. Каждый отдельный партизан считал себя независимым и присваивал себе права верховной власти. Особенно пагубно высказалось это безначалие в морской войне. Не имея возможности вести ее правильным образом против грозного турецко-египетского флота, греки перенесли и на море партизанскую войну, и она вскоре подала тут повод просто к морским разбоям. Но и в этом отношении начальникам союзных эскадр, при исполнении возложенного на них второстепенного поручения, состоявшего в преследовании пиратства, необходимо было поступать с большою осмотрительностью. Были случаи, что греческие корсары, нападая на турецкие или египетские суда, захватывали товар, принадлежавший французским или английским подданным; жители Ионических островов, хоть и греки, но помогали Ибрагим-паше в продовольствии его армии и беспрестанно нарушали блокаду, установленную со времени Наваринского сражения по ионическому побережью Мореи. Греческие корсары не щадили этих контрабандистов, между тем Ионические острова принадлежали Великобритании; английский губернатор их был явный враг восстания. Но греческие пираты нападали и на суда союзных держав и награбленный товар сбывали в греческих гаванях. Эти преступные действия частных лиц чрезвычайно усложняли положение начальников союзных эскадр, которым Лондонский протокол предписывал обращаться с греками как с друзьями. Вопреки безусловной невозможности временного греческого правительства, за совершенным отсутствием средств водворить порядок, де Риньи и действовавшие отдельно командиры судов его эскадры, за все эти действия необузданного произвола частных лиц немедленно после наваринской победы стали возлагать ответственность на греческое правительство, а между тем своим грубым, насильственным обращением с ним французские офицеры, конечно, лишь еще более роняли значение и обаяние его в глазах населения, и без того уже не оказывавшего ему никакого почтения. Как граф Гейден, так и сэр Кодрингтон действовали в противном смысле, стараясь всячески внушить восставшим грекам уважение к центральной власти; приезд 15 января 1828 года избранного представителем этой власти графа Каподистрии, человека во всех отношениях высокодаровитого и благонамеренного, оказал их усилиям значительную помощь. В самый день своего прибытия на почву Эллады Каподистрия имел счастье помирить двух греческих вождей, Колокотрониса и Гриваса, готовившихся взяться за оружие друг против друга. Но предстоявшие Каподистрии неимоверные внутренние затруднения еще усложнялись, вместо того чтобы облегчаться, его дипломатическим положением. Как трудно было это положение ввиду тяжелого покровительства, оказываемого Греции Англией и Францией, об этом можно судить уже из того, что хотя более всего вверенное Каподистрии правительство нуждалось в деньгах, тем не менее, чтобы не возбудить неудовольствия назначенных к нему агентов этих двух держав, особенно английского, мистера Доукинса, Каподистрия счел своим долгом не принимать присланных ему русским правительством 1 500 000 франков, и согласился на принятие их лишь по настояниям Нессельроде и Гейдена.

Между тем борьба с турками шла по-прежнему. На уцелевших от наваринского погрома трех египетских судах Ибрагим-паша отправил в Александрию всех состоящих при его армии лишних людей, гаремы и лишние тягости. Сам же остался он в Морее с 12 000 низама, 4000 иррегулярной пехоты и 2000 всадниками, держась строго оборонительного положения, что не мешало ему, однако, свирепствовать со свойственным ему зверством над населением, подвергавшимся опустошительным набегам его войска. Греки поспешили воспользоваться отсутствием турецко-египетского флота, чтобы сделать сильную высадку в Кандии; восстание быстро расширялось за границы Пелопоннеса, на Аттику. Ввиду истинного, вполне самоотверженного геройства оказываемого всею массой эллинского населения как по всему побережью Эгейского моря, так и на островах Архипелага, отдельные случаи морских разбоев, производимых некоторыми частными лицами, конечно, не должны были бы производить никакого влияния на официально заявленные великими державами сочувствия к делу эллинов. По несчастию, этого взгляда держались одно русское правительство и начальник английской эскадры, сэр Э. Кодрингтон. Что касается английского и французского правительств и огромного большинства офицеров их эскадр на Архипелаге, особенно же де Риньи, то вскоре после Наваринской битвы их систематическое обобщение дела эллинского восстания с преступными действиями некоторых, не имеющих с ним ничего общего, греческих морских разбойников дошло до того, что Порте невозможно было не угадать в этом факте влияния правительств, вопреки всем официальным их заверениям, в сущности, благоприятствовавшим не грекам, а Турции. «Действия де Риньи, – писал Гейден от 28 февраля (ст. ст.) 1828 года графу Нессельроде, – ограничиваются преследованием пиратов». Между тем чтобы иметь предлог не исполнять своего настоящего назначения, французский адмирал, как видно из донесения русского агента в Смирне, Фродинга, от 8 (15) марта того же года, сам внушал проживавшим в Смирне французам подавать ему адресы, умолявшие его не препятствовать ни в чем турецким водолазам, дабы не подвергать-де опасности его соотечественников. По всему видно было, что пресловутые морские разбои служили тут только предлогом. Влияние этих фактов, при помощи дипломатических нашептываний и намеков, несомненно происходивших тогда в Константинополе со стороны представителей Англии и Франции, сэра Стрэтфорда Каннинга и генерала Гильемино, не замедлило отозваться на отношения Порты к России. Немедленно после Наварина сэр Стрэтфорд поспешил сообщить своему правительству, будто наваринская победа не произвела никакого влияния на Порту. Сообщение это, очевидно, было просто намеком на то, что и дальнейшие принудительные меры не произведут никакого влияния на турецкое правительство. Между тем Кондрингтон имел положительные сведения, что со времени получения известия о наваринском погроме, в положении Порты относительно великих держав вдруг оказалась весьма заметная перемена. Из вызывательно-надменного это положение вдруг превратилось в самое обходительное и сговорчивое. В этом же смысле отзывалась о влиянии Наварина не только русская, но и австрийская дипломатия. Но этот благоприятный поворот продолжался недолго. С одной стороны, Порта, по-видимому, без всякого повода, вдруг возвратилась к своему первоначальному, бесцеремонному обращению с державами, особенно с Россией, с другой стороны – она с усугубленною деятельностью возобновила свои, мгновенно прерванные наваринским погромом, вооружения, как на сухом пути, так и на море.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.