Страница 41 из 43
Показателен тот факт, что до сих пор в русском языке слово «интеллигент» имеет негативные коннотации, несет в себе заряд презрительного отношения, подразумевает беспомощность, бесполезность, умствование. Словосочетание «гнилая интеллигенция» стало устойчивым. Это отношение отражено и в художественной литературе. В «Мастере и Маргарите» М. А. Булгакова ироническое отношение к интеллигенции вкладывается в уста «простого» парня, необразованного пролетарского поэта Ивана Бездомного: «Он умен, – подумал Иван, – надо признаться, что среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные. Этого отрицать нельзя!»
О том, что не только народ не понимал интеллигенцию, но и ее интерес к нему был абстрактным и далеким от реальной жизни, свидетельствует в своих мемуарах И. А. Бунин. Запись от 20 апреля 1919 г.: «Те, которым, в сущности, было совершенно наплевать на народ, – если только он не был поводом для проявления их прекрасных чувств, – и которого они не только не знали и не желали знать, но даже просто не замечали, как не замечали лиц извозчиков, на которых ездили в какое-нибудь Вольно-Экономическое общество. Мне Скабичевский признался однажды:
– Я никогда в жизни не видал, как растет рожь. То есть, может, и видел, да не обратил внимания.
А мужика, как отдельного человека, он видел? Он знал только “народ”, “человечество”… Страшно сказать, но правда: не будь народных бедствий, тысячи интеллигентов были бы прямо несчастнейшие люди. Как же тогда заседать, протестовать, о чем кричать и писать? А без этого и жизнь не в жизнь была…
…Длительным будничным трудом мы брезговали, белоручки были, в сущности, страшные. А отсюда, между прочим, и идеализм наш, в сущности, очень барский, наша вечная оппозиционность, критика всего и всех: критиковать-то ведь гораздо легче, чем работать. И вот:
– Ах, я задыхаюсь среди этой Николаевщины, не могу быть чиновником, сидеть рядом с Акакием Акакиевичем, – карету мне, карету!
Отсюда Герцены, Чацкие… Какая это старая русская болезнь, это томление, эта скука, эта разбалованность – вечная надежда, что придет какая-то лягушка с волшебным кольцом и все за тебя сделает: стоит только выйти на крылечко и перекинуть с руки на руку колечко!
Это род нервной болезни, а вовсе не знаменитые “запросы”, будто бы происходящие от наших “глубин”.
“Я ничего не сделал, ибо всегда хотел сделать больше обыкновенного”.
Это признание Герцена.
Вспоминаются и другие замечательные его строки:
“Нами человечество протрезвляется, мы его похмелье… Мы канонизировали человечество… канонизировали революцию… Нашим разочарованием, нашим страданием мы избавляем от скорбей следующие поколения…”»147
В приведенной выше пространной цитате перечислены почти все основные особенности, они же беды, русской интеллигенции.
8. Интеллигенция всегда связана с писательским делом, будь то художественная литература, публицистика или журналистика. Немало в ее рядах «пишущих» философов, реже встречаются представители других ветвей гуманитарного знания, как правило только те, кто занимается также и публицистикой. Именно с помощью «пера» интеллигенция оказывает сильнейшее влияние на общественное мнение страны. Отсутствие целей и задач для реальной деятельности, о которых говорилось выше, отнюдь не означает того, что она не имеет влияния в обществе.
Через общественное мнение интеллигенция часто дает мощный толчок к преобразованиям. Общественное мнение всегда имело большое значение в жизни страны. «Опять и опять отмена крепостного права, подготовка и проведение реформы, – с удивлением отмечал в 1890-х гг. знаток русской истории и жизни англичанин М. Бэринг, – со всей очевидностью показали, что в решающие моменты русской истории именно общественное мнение имеет реальную и абсолютную власть! Это особенно удивительно для эпохи, когда свободы прессы официально не существовало»148.
Нередко при описании той или иной эпохи употребляется выражение: «это было в воздухе» – революция, реформы, смена власти и т. д. Это присутствие, предчувствие, ожидание нового, как правило, создается усилиями интеллигенции. Именно это позволило известному религиозному философу и публицисту В. В. Розанову заметить по поводу революции 1917 г. – «Собственно никакого сомнения, что Россию убила литература».
Другое дело, что, когда события (реформы, революция или перестройка) начинаются, интеллигенция полностью теряет инициативу и контроль над ситуацией (часто оправдываясь: «Мы не к этому призывали! Нас не поняли») и, если выживет, может вновь уйти в оппозицию, теперь уже к новому режиму. Существует огромный разрыв между высокими идеалами и теориями интеллигенции, начавшей процесс, и его реальным практическим завершением.
Таким образом, для интеллигенции важна идея, идеал, теория, а не действие. Она, скорее, своеобразный фермент, вызывающий брожение в обществе, недовольство существующим режимом, готовящий почву для революций или иных кардинальных перемен в обществе.
Во всей полноте русская интеллигенция расцвела во второй половине XIX – начале XX в. Однако в том или ином виде она знакома русской истории в разные эпохи. Например, А. М. Курбский (1528–1583) – князь, государственный деятель, сподвижник Ивана IV, затем бежавший в Литву (ученые до сих пор спорят – предательство это было или борьба с тиранией). Человек прекрасно образованный, известно, что он изучал грамматику, астрономию, риторику, историю и философию, прекрасно владел иностранными языками, сам писал обличительные памфлеты против своего бывшего господина. Оказавшись на Западе, он активно критиковал и католическую церковь. И уж конечно, – правление Ивана Грозного и современную ему российскую действительность. Образ, вполне вписывающийся в общую картину русской интеллигенции.
Были и другие, «забраживавшие» русское общество в самые разные периоды: А. Н. Радищев и Н. И. Новиков, П. Я. Чаадаев и А. И. Герцен, западники и славянофилы, Н. А. Добролюбов, Н. Г. Чернышевский, В. Г. Белинский и многие другие. По мере расширения и укрепления государства российского, распространения образования, усиления связей с Западом увеличивался и круг недовольных существующим режимом.
В советское время на первом этапе интеллигенции был нанесен сильнейший удар. Во-первых, ее идеи, воплотившись в жизнь, продемонстрировали свою нежизнеспособность. Во-вторых, цвет русской интеллигенции был либо уничтожен, либо выслан из страны. Советское правительство, руководители которого выросли на трудах этой самой интеллигенции, прекрасно понимали, какое влияние она оказывает на общество, сея сомнения и недовольство режимом. Поэтому приговор был суров. Созданная же так называемая новая интеллигенция не имела ничего общего со старым явлением, кроме, разве, названия. Не случайно даже сам термин в этот период наполняется новым, более общим, смыслом, чтобы полностью уничтожить всякое воспоминание о старой русской интеллигенции. Естественно, не издаются труды философов-интеллигентов, их имена как бы вычеркиваются из русской истории. Когда много лет спустя, после начала перестройки, труды старой русской интеллигенции были опубликованы и стали доступны всем, публику ждало некоторое разочарование – ничего особенного с политической точки зрения в них не было.
Философ Ф. А. Степун писал в эмиграции о «новой» советской интеллигенции: «Число интеллигенции в старом смысле в Советской России в настоящее время весьма незначительно. То, что заграницей считается новой советской интеллигенцией, является полной противоположностью тому, чем были рыцари интеллигентского ордена. Старые интеллигенты были профессионалами идеологических построений и явными дилетантами в практической жизни… старая интеллигенция должна воскреснуть, но воскреснуть в новом облике. Не только России, но и всем европейским странам нужна элита людей, бескорыстно пекущаяся о страданиях униженных и оскорбленных, которых еще очень много в мире, строящая свою жизнь на исповедании правды, готовая на лишения и жертвы. Вот черты старой русской интеллигенции, которые должны вернуться в русскую жизнь. Дух же утопизма, дилетантского распорядительства в областях жизни, в которых ничего не понимаешь, и легкомысленной веры в то, что истины изобретаются философами, социологами и экономистами, а не даруются свыше, должен исчезнуть»149.
147
Бунин И. Окаянные дни. М., 2003. С. 286.
148
Baring M. The Russian People. L., 1911. P. 226.
149
Степун Ф. А. Сочинения. М., 2000. С. 625–626.