Страница 38 из 43
Вопрос о происхождении слова «интеллигенция» имеет большое значение. Во-первых, оно помогает понять содержание, суть явления, во-вторых, важно время его появления и распространения в русском обществе. Наконец, политическую остроту имеет вопрос о заимствовании. Неоднократно отмечалось, что слово «интеллигенция» вошло в иностранные языки из русского. В последние годы, когда вопрос о том, что в России есть своего, а что привнесенного (с очевидным перевесом в сторону последнего), стал особенно актуальным, авторы все чаще указывают на французское, немецкое и даже польское происхождение слова. Очевидно, что, будучи латинским в своей основе, оно было распространено в разных европейских языках, но как термин (intelligentsia, intelligenzia), означающий вполне конкретный феномен общественной жизни, причем именно русской, оно вернулось в иностранные языки из русского, но уже с новым содержанием.
Выше шла речь о появлении и бытовании термина «интеллигенция». Каковы же основные определения этого понятия? Попытки четко и научно его сформулировать относятся к началу XX в., когда вопрос об интеллигенции, ее месте в революционном движении стал особенно остро, и уже нельзя было игнорировать существование некоей особой группы людей, влиявших на ход исторического развития страны.
Существует две основных точки зрения на то, что такое интеллигенция. Одна, зародившись в начале XX в., потом получила развитие в эмигрантской литературе и стала вновь популярной в России сегодня. Согласно ей, интеллигенция представляет собой особую часть образованного общества, играющую большую роль в духовной жизни страны. Эта «особость» наполнялась авторами разным смыслом. Литература по проблемам интеллигенции огромна, столько же примерно и попыток объяснить, что это такое. Приведем лишь некоторые.
Легальный марксист П. Б. Струве в начале XX в. писал: «Русская интеллигенция как особая культурная категория есть порождение взаимодействия западного социализма с особенными условиями нашего культурного, экономического и политического развития. До рецепции социализма в России русской интеллигенции не существовало, был только “образованный класс” и разные в нем направления».
Известный русский философ и богослов Г. П. Федотов, живший после революции в эмиграции, в статье «Трагедия интеллигенции» (1926), говоря о русской интеллигенции, подчеркивал: «…мы имеем дело с единственным, неповторимым явлением истории». Его определение звучит парадоксально, хотя и вполне конкретно: «…русская интеллигенция есть группа, движение и традиция, объединяемые идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей». Развивая свое понимание проблемы, Федотов писал далее от том, «что интеллигенция – категория не профессиональная. Это не “люди умственного труда” (intellectuels). Иначе была бы непонятна ненависть к ней, непонятно и ее высокое самосознание. Приходится исключить из интеллигенции всю огромную массу учителей, телеграфистов, ветеринаров (хотя они с гордостью притязают на это имя) и даже профессоров (которые, пожалуй, на него не притязают). Сознание интеллигенции ощущает себя почти, как некий орден, хотя и не знающий внешних форм, но имеющий свой неписаный кодекс – чести, нравственности, – свое призвание, свои обеты. Нечто вроде средневекового рыцарства…»127 Подобное сходство интеллигенции с неким старинным орденом – рыцарским или монашеским – отмечали и многие другие философы.
Литературный критик и социолог Р. В. Иванов-Разумник (статья 1907 г.) на вопрос «что такое интеллигенция?» отвечал: «интеллигенция есть этически антимещанская, социологически внесословная, внеклассовая, преемственная группа, характеризуемая творчеством новых форм и идеалов и активным проведением их в жизнь в направлении к физическому и умственному, общественному и личному освобождению личности»128. Он подчеркивал ее огромную роль в жизни России и, как и многие другие, считал, что «история русской общественности есть история русской интеллигенции».
Подобное возвеличивание роли интеллигенции вызывало критику со стороны революционных деятелей. Так, Л. Д. Троцкий, еще находясь на службе советского правительства, незадолго до его высылки в эмиграцию опубликовал статью «Об интеллигенции». Ее появление он объяснял следующим образом: «Настоящая статья написана была в тоне вызова тому национально-кружковому мессианизму интеллигентских кофеен, от которого даже на большом расстоянии (Петербург, Москва – Вена) становилось невмоготу». «На этой мании величия, – продолжал Троцкий, – г. Иванов-Разумник построил, как известно, целую философию истории. Русская интеллигенция, как несословная, неклассовая, чисто-идейная, священным пламенем пламенеющая группа, оказывается у него главной пружиной исторического развития; она ведет великую тяжбу с «этическим мещанством», завоевывает новые духовные миры, которые частично, в розницу, ассимилируются мещанством, – она ни на чем не успокаивается и со странническим посохом в руках идет все дальше и дальше – к мирам иным. И это самодовлеющее шествие интеллигенции и образует русскую историю… по Иванову-Разумнику»129. Насмешка над концепциями, преувеличивающими роль и значение интеллигенции в русской истории, в статье Троцкого вполне мягкая, либеральная, небольшевисткая. Она признает интеллигенцию как особую группу людей, но возражает против ее чрезмерного возвеличивания.
О проблемах интеллигенции писал находившийся в эмиграции писатель и общественный деятель А. И. Солженицын (в Россию вернулся после перестройки). В статье «Образованщина» (1974) он горячо разоблачил тот образованный слой советского тогда общества, который «самозванно или опрометчиво зовется сейчас “интеллигенцией”, предложив назвать его «образованщина». Гневно заклеймив интеллигентов-«соглашателей», оставшихся жить и работать в Советском Союзе во «лжи» и «предательстве», он, к сожалению, не дал развернутого позитивного образа «интеллигента», хотя и подчеркивал, что явление это живо и не умерло после революции (получается, чтобы остаться честным, а значит и интеллигентом, необходимо было эмигрировать).
Вот каким видится Солженицыну образ настоящего интеллигента: «Каждый из нас лично знает хотя бы несколько людей, твердо поднявшихся и над этой ложью и над хлопотливой суетой о6разованщины. И я вполне согласен с теми, кто хочет видеть, верить, что уже видит некое интеллигентное ядро – нашу надежду на духовное обновление. Только по другим бы признакам я узнавал и отграничивал это ядро: не по достигнутым научным званиям, не по числу выпущенных книг, не по высоте образованности “привыкших и любящих думать, а не пахать землю”… не по отчужденности от государства и от народа, не по принадлежности к духовной диаспоре (“всюду не совсем свои”). Но – по чистоте устремлений, по душевной самоотверженности – во имя правды и, прежде всего, – для этой страны, где живешь. Ядро, воспитанное не столько в библиотеках, сколько в душевных испытаниях»130. Как и когда-то понятие «интеллигенция» идеализируется, в него вкладываются некие идеалы, которые, как и любые идеалы, всегда далеки от реальной жизни.
Схожая позиция у еще одного видного деятеля русской культуры, известного ученого, литературоведа, историка и культуролога Д. С. Лихачева. В сложный для России (как его называют «переходный») период он выступил в защиту русской интеллигенции. Главным для него, вполне в духе времени, является понятие «свобода» и «умственная порядочность». «К интеллигенции, по моему жизненному опыту, – писал Лихачев, – принадлежат только люди свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам… Основной принцип интеллигентности – интеллектуальная свобода, свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли». И далее: «Я бы сказал еще и так: интеллигентность в России – это прежде всего независимость мысли при европейском образовании». Сложность эпохи определила и некоторые уступки в определении уровня «свободы» и «независимости». «Человек должен иметь право менять свои убеждения по серьезным причинам нравственного порядка»131, – отмечал Лихачев, давая таким образом индульгенцию тем интеллигентам, которые за короткий период времени несколько раз поменяли свои убеждения.
127
Федотов Г. Россия и свобода: Сборник статей. N. Y., 1981. 14, 16, 19.
128
Интеллигенция – Власть – Народ. Антология. М., 1992. С. 85.
129
Троцкий Л. Д. Сочинения. Т. 20. М.–Л., 1926. С. 238.
130
Новый мир. 1991. № 5. С. 43.
131
Новый мир. 1993. № 2. С. 3–9.