Жонглёр

– И кто дёрнул меня за язык, – тихо скулил Саша, – молчал бы в тряпочку, спал бы как сурок. Так нет же, ляпнул на свою голову!

– А сделать благое дело во имя институтской дружбы? – допив кофе, несколько удивился Леонид.

– Ага, а потом ты мне за это «благое дело», как сарацин иноверцу, язык-то и вырвал бы. С корнем. Как шестикрылый Серафим на перепутье. Я-то тебя знаю.

– Да ну! Когда же ты успел разобраться? – сузил глаза Фирсанов.

– Знаю, знаю. Было время, – неопределённо сказал Краснов. – И вообще я гений интуиции, поэтому и пишу стихи.

– Не смотри на мир так пессимистически, – философствовал Фирсанов внутри пролётки, которую для ускорения процесса нанял сам. – А представь: лет через десять-пятнадцать, вращая в руках том с золотым обрезом, ты, раздуваемый от гордости, будешь рассказывать своим детям, что помог дяде Лене в его столь трудном начинании. Потом повторишь отрепетированный рассказ внукам.

– Так это что, ко всему прочему, чтобы соответствовать твоим фантазиям, мне необходимо будет и срочно жениться?

– Ну зачем срочно, но ведь в обозримом будущем тебе всё равно это придётся сделать. А так у тебя будет хороший стимул и мощное оправдание. Ну не век же ты бобылём будешь дни свои коротать?

– Конечно. Но в мои планы входило достичь положения, финансового благополучия и только потом заняться этой стороной жизни, без понуканий с внешней стороны.

– С таким подходом ты затянешь с этим на десятки лет, а так – покатишься, как по рельсам. И вся недолга!

– Я хотел по любви. Сумасшедшей страсти. Ну, в худшем случае, – из выгоды. Если уж ограничивать себя, то хотя бы за деньги. За хорошие деньги. Вкусные и жирные, – надув щеки и широко раскинув руки, изобразил Александр.

– А ты меркантилен, братец! – восхитился Фирсанов.

– Какой уж есть! Другим не стану. И пока мы не доехали до места, пообещай мне две вещи.

– Слушаю?

– В случае дядиного отказа ты оставишь попытки воплощения своей бредовой идеи, а если всё получится, то ты не полезешь там, – махнув рукой в сторону, потребовал Краснов, – под пули. Не важно, с чьей стороны они летят.

– Первое – пока не знаю, а вот второе – обещаю! Иначе, кто же напишет на зависть современникам и в назидание потомкам дневник англо-бурской войны?

– Иначе я себе свою болтливость не прощу. И останусь вечным холостяком.

– Серьёзная угроза, – протянул в задумчивости Леонид. Изобразив на лице титаническую работу мысли, неожиданно просветлел. – Только ради твоих будущих детей.

– Ну, Лёнечка, гран мерси тебе за такую заботу о моих чадах и домочадцах! Притормози, любезный, прибыли! – приказал кучеру Краснов.

Они вышли возле большого бежевого здания в романо-готическом стиле. Его обильно украшали стрельчатые арки и остроконечные башенки. Дом был облицован разноцветной керамической плиткой. Внешняя основательность сразу внушала посетителям полное доверие ко всему, что находилось за его дверьми.

Атмосфера в самом издательстве поразительно не соответствовала монументальности здания. Леониду и Александру показалось, что они попали на тонущий пароход в тот самый момент, когда закончились спасательные круги, жилеты и плотики. Беготня в разных направлениях, округлённые в отчаянье глаза, заломаные в немой мольбе руки. Естественное редакционное состояние неизбывной паники. Так, наверное, выглядел последний день Помпеи. Если бы рядом где-нибудь на этаже был замечен со своим мольбертом Карл Брюллов, Краснов и Фирсанов ни чуточки не удивились бы.

И только возле кабинета Силы Яковлевича Афанасьева царил покой. Такой редакционный омут спокойствия, где с сотрудников слетала вся шелуха повседневности и в их светлых головах рождался «Завтрашний Нумер»!

Их встретил молодой человек с заострённым личиком лисёнка, прямым пробором напомаженных волос и пустым взглядом прозрачных серых глаз.

– Что изволите, господа? – поинтересовался служащий.

– Мы к Силе Яковлевичу, – почему-то извиняющее промямлил Краснов.

– Это невозможно-с. Сегодня-с не приёмный день.

– Невозможно? – радостно переспросил Краснов. – Ну, тогда мы в другой день явимся.

– Может, что переда… – по инерции заучено затарахтел секретарь, но буквы, еле видным серым дымком, растаяли на тонких губах.

Схватив конторщика за грудки и приблизив его водянистые глаза к себе, Фирсанов зашипел, как кобра индийского факира.

– Запомни хорошенько, человече, иначе ты будешь жалеть об этом до конца своих ущербных дней. Передайте господину Афанасьеву, что прибыл его племянник Александр Краснов со сотоварищем с деловым предложением, касательно «Невского экспресса».

– Сей момент доложу, – сказал секретарь, оправился и исчез, будто и не было его сейчас здесь.

Молодые люди оглянулись. В рамочках – первый, сотый и тысячный экземпляр «Невского экспресса». Несколько дагерротипов с видами Парижа, Лондона и Амстердама. А вот и фотографии самого Силы Яковлевича с его роскошной седой бородой. Она была настолько величественна, что существовала отдельно от хозяина. Как некое знамя.

– Глазам своим не верю, племяш! – воскликнул Афанасьев, когда молодые люди оказались у него в кабинете, и стал усердно мять Александра в своих медвежьих объятиях. Он разве что не завязывал бедного Сашу в узел. Племянник не отставал от дяди, причём, оба делали это сосредоточенно и искренне.

– Разреши представить моего лучшего друга и однокурсника Леонида Александровича Фирсанова! – широко, по-театральному, открыв дяде своего спутника, торжественно объявил Краснов.

– Располагайтесь, молодые люди, – указал им на добротный кожаный диван с валиками и высокой спинкой с зеркальцем. – Я так понимаю, молодой человек, что Сашка объявился в этом месте только благодаря вашим стараниям.

– Как проницательный человек, Сила Яковлевич, верно заметили, но я всего лишь придал лёгкий первоначальный импульс. А весь путь до места назначения Александр проделал сам! Я даже палец о палец не ударил.

– Ты смотри, – удивился Афанасьев, – значит, и Сашок сам что-то да умеет.

– Вам бы только пилить и понукать меня, – обиженно проворчал Краснов, оккупируя большую часть дивана.

– Да ладно, племяш. Если с тебя профилактически не снимать стружку, то ты мигом из Пиноккио обратно в говорящее полено обратишься.

– У меня, конечно, нет такого длительного и богатого опыта общения с вашим племянником, как у вас, но, по моему разумению, он имеет все предпосылки вырасти в хорошего поэта, если не бросит этим заниматься.

– Да ну! Потом дашь почитать, – безапелляционно объявил дядя племяннику. – Но насколько я понял, не поэтическое будущее нашего Саши привело вас, молодые люди, ко мне.

– Дядя, если я верно помню, – обречённо напомнил Краснов, – то в последнюю нашу встречу ты сетовал, что необходим молодой и лёгкий на подъем человек на роль корреспондента на англо-бурском театре военных действий.

– Ты верно всё помнишь, Сашенька.

– Так он уже нашелся? – с робкой надеждой спросил племянник.

– Увы и ах!

– Так вот, Леонид Александрович как нельзя лучше подходит на эту роль, – траурно, как приговор, произнёс Саша.

– Хм, – удивился Сила Яковлевич. – Дело принимает крутой оборот. Один момент.

Он грузно встал и направился к своему необъятному рабочему дубовому столу, который монументально возвышался в центре кабинета, перегораживая комнату почти от стены до стены. За ним на стене красовался ростовой портрет Николая II. Массивное кресло с резными подлокотниками и ножками, обитое чёрной лаковой кожей, прикреплённой к деревянному основанию сотней-другой каретных гвоздей, больше напоминающее императорский трон. Слева на стене висела физическая карта Российской Империи, справа, возле большого окна, располагалась похожая карта мира. Сила Яковлевич ударил по колокольчику, стоящему на столе, и в комнате неслышно материализовался прозрачноглазый конторский.

– Миша, три чаю с лимоном. Или кто-то желает бразильский кофий? – Но выяснив, что все будут чай, добавил: – Цукаты в сахаре, сушек, сухарей и варенья вишнёвого. И меня ни для кого нет, до особого разрешения.