Страница 21 из 88
Крис смылся. А Нэрил повернулась к нему с лютой ненавистью в огромных фиалковых глазах. Когда она закончила то, что соизволила ему сказать, Дирку хотелось убить себя.
Он снова уставился на свое отражение.
Не все, что она сказала, было неверно... - грустно сказал он себе. Какая женщина, находясь в здравом уме, захотела бы иметь дело со мной? Особенно когда рядом Крис...
Прошло немало времени, прежде чем он перестал желать смерти - и еще больше, прежде чем он снова стал получать удовольствие от жизни, а не терпеть ее.
А теперь... неужели все повторяется?
Дирк из кожи вон лез, чтобы как-то поладить с самим собой, но то, что он торчал в Коллегии, где самое меньшее раз в день видел Тэлию, ничуть тому не способствовало. Вся ситуация выглядела комично, но почему-то, когда он пытался посмеяться над ней, смех звучал глухо даже на его слух. Он с головой зарылся в работу - только для того, чтобы обнаружить, что непрерывно уголком глаза смотрит, не идет ли Тэлия. Он ничего не мог с собой поделать: это было как расчесывание зудящей сыпи. Дирк знал, что должен прекратить, но все равно продолжал, и получал от того извращенное удовлетворение. И хотя ему становилось плохо, когда он видел Тэлию, не видеть ее было еще хуже.
Боги, боги, что же мне делать?
Отражение не ответило.
* * *
После трех недель дождей ненадолго распогодилось. К огромному облегчению Тэлии, страсти тоже слегка улеглись, во всяком случае, в том, что касалось двора и Коллегии. Вечер выдался настолько теплый, что можно было не закрывать окна, и свежий воздух произвел отрадную перемену в духоте ее жилища. Тэлия крепко спала, когда спокойствие ночи разорвал своим медным звоном Колокол Смерти.
Она проснулась, вынырнув из кошмара, где царили пламя, страх и мука.
Кошмар так завладел ею, что Тэлия ожидала, открыв глаза, увидеть, что ее собственная комната превратилась в огненное пекло. Она прижала одеяло к груди, медленно приходя в себя и начиная осознавать, что воздух, который она вдыхает, прохладен и пахнет ночным туманом, а не полон дыма и удушлив. Тэлии потребовалось несколько секунд, чтобы освободиться от сна настолько, чтобы снова смочь ясно мыслить, и когда наконец смогла, поняла, что у ее кошмара и звона Колокола Смерти одна и та же причина.
Огонь... она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Когда дело касается огня, Герольд, который скорее всего с ним связан... Гриффон! Благие боги, пусть это будет не Гриффон, ее однокурсник, ее друг...
Но в тот самый момент, когда она невидяще уставилась в темноту и заставила себя немного успокоиться, Тэлия узнала совершенно точно, что погиб все-таки не Гриффон. Имя и лицо, всплывшие в ее ставшем восприимчивым мозгу, принадлежали студентке на курс младше нее - Кристе, которую Тэлия запомнила, как одну из учениц Дирка: она обладала Даром Доставания.
И во многих отношениях трагедия была еще большей, потому что Криста еще проходила стажировку.
* * *
Когда удалось сложить воедино все обрывки сведений, полученные Герольдами Коллегии в тот момент, когда зазвонил Колокол Смерти, результат оказался почти столь же обескураживающим, как и полное отсутствие сведений. Они узнали лишь, что Криста погибла, а Герольд, назначенный быть ее руководителем, веселая и чувственная Дестрия, сильно пострадала, и все происшедшее было связано с разбойниками и страшным пожаром.
Информация, полученная от Герольдов, приписанных к Храму Исцеления, в который доставили Дестрию, оказалась почти столь же обрывочной. Их Дар Мысленной Речи далеко уступал по силе Дару Кирилла или Шерил.
Но они ясно дали понять, что Дестрия нуждается в помощи, которую на месте оказать невозможно - и что ей срочно требуется также помощь иного рода. Дестрию отправляли обратно в столицу, в Коллегию Целителей, и вместе с ней должно было прибыть объяснение.
Спустя неделю они прибыли: один невредимый Герольд, Дестрия (жалкое нечто, лежащее в люльке, подвешенной между двумя Спутниками - одна из них Софи, Спутник Дестрии), и покрытый синяками и ссадинами крестьянин, одежда которого все еще носила следы копоти и пепла. Всем троим пришлось ехать день и ночь, почти не останавливаясь на отдых, чтобы так быстро добраться до столицы.
Селенэй немедленно созвала чрезвычайное заседание Совета, и проситель предстал перед ним.
Крестьянин устало опустился в поставленное для него кресло; глаза его глубоко ввалились, в волосы набилось столько пепла, что трудно стало определить их цвет. Было очевидно, что он, не теряя ни часу, пустился в путь, не заботясь о собственных удобствах. А от его рассказа о хорошо вооруженных и организованных грабителях и почти поголовном истреблении жителей его селения кровь стыла в жилах.
Просителю позволили сесть, поскольку он явно слишком устал, чтобы долго стоять на ногах, и, сидя перед Столом Совета с обеими руками, обмотанными повязками по локоть, он казался знамением рока. Запах дыма настолько пропитал его одежду, что доносился даже до советников, придавая словам рассказчика страшную силу.
- То была резня, просто-напросто резня, - сказал он Совету охрипшим от дыма голосом, - И мы напоролись на нее, как глупые овцы. До нынешней весны у нас было столько хлопот с разбойниками, маленькими шайками, которые клевали нас, что мы приучились ждать их, как весеннего паводка. Потом, когда нынешней зимой они все пропали... о боги, вы, наверно, думаете, что у нас хватило ума понять, что что-то не так. Ничего подобного: мы просто решили, что они отправились искать добычу побогаче. Ох, дураки, слепые дураки!
Он на мгновение спрятал лицо в ладонях, а когда поднял, на щеках блеснули слезы, текущие из и без того красных глаз.
- Понимаете, они объединились: один из волков в конце концов оказался самым сильным, и они сбились в стаю. Мы тешили себя тем, что деревня стоит в неприступной долине: сзади и по бокам голая скала, и есть всего одна узкая тропка, по которой можно подняться. Ни голодом, ни жаждой нас уморить не могли: у нас были свои колодцы и хороший запас пищи. Что ж, они придумали способ. Кучка бандитов убила часовых и отравила собак, которые сторожили высоты, а потом ночью закидала деревню горящими стрелами. Мы строим все больше из дерева и соломы, так что дома вспыхнули, как смоляные факелы. Остальные гады поджидали у тропы и подстреливали тех из нас, кто добирался до расщелины. Вы когда-нибудь видали, как кролики удирают от степного пожара? Вот так побежали и мы, а они, будто голодные волки, ждали, когда обед сам прыгнет им в зубы. У меня на глазах людей, которых я знал с рожденья, подшибали, стреляя по ногам. И детишек, едва доросших до того, чтобы носить нож... даже дедов и старух. Всех, кто мог держать оружие. Они стреляли, чтобы покалечить, а не убить: понимаете, покойники ведь не скажут, где спрятали кубышки. Половина тех, кого они подстрелили, никогда уж не сможет нормально ходить. Добрая четверть истекла кровью на месте. И не меньше четверти ребятишек сгорело в домах, которые они подожгли.