Радио ГаГа

Оклемавшись, Бен зарекся от экспериментов, но и с девушками ласковее не стал. Однако вместо откровенной агрессии стал тренировать высокомерие, окутал себя непробиваемой броней снобизма. Склочность, язвительность и готовность смешать собеседника с дерьмом словесно, потом ещё и наподдать физически, отвадили от него не только насмешников и буллеров, но и всех остальных. Постепенно вокруг него начал образовываться своеобразный человеческий вакуум — не задирали, но и друзей у него не было. У Бена были талант и фантастическая работоспособность, поэтому его ещё и уважали. А спортзал стал его вторым домом.

…Целоваться, как оказалось — это совсем просто. Бен ласкал ртом губы Рей — чуть потрескавшиеся от ветра. Пробовал ее языком, пососал нижнюю губу, словно конфету. Он ни о чем не думал — его вела любовь. Он толкнулся языком в ее рот. Замер от нежности и сразу устыдился, потому что представил, как ее губы обхватят его член. Отстранился.

— Остальное дома, — пообещал. И галантно предложил ей руку.

— Ты словно из старого кино, — Рей прыснула, по-простецки вытирая мокрый рот. — Черно-белый герой-любовник. Рубашка белая, костюм черный, глаза и волосы темные, кожа белая, и мы стоим темным вечером на белой от снега улице!

— Зато шарф у меня красный, — ответно улыбнулся Бен. И поклонился Рей так, словно приглашал ее на танец на балу. А потом сгреб Рей в охапку, и она почти утонула в его пальто, затем понес по улице.

— Ботинки у тебя хлипкие, — проворчал. — Еще раз такие увижу, отшлепаю в прямом эфире.

— Бен, меня наверное уволят, — Рей жизнерадостно улыбалась, словно они все еще погоду обсуждали. — Тема с ЛГБТ-искусством не такая уж хайповая и интересная, про ущемление прав народу больше заходит.

— С завтрашнего дня мы официально ведем передачу вместе, и придется постараться, чтобы она нравилась слушателям так же, как сегодняшняя, — Бен только сейчас вспомнил, что Рей не знает о своем переводе.

— Надо тренироваться, — Рей впервые расслабилась в его руках, а то была как скрученная пружинка.

Через две улицы был старинный особняк ар-деко, где Бен выкупил весь мансардный этаж. Он донес Рей аж до двери. И Рей, что удивительно, молчала и не требовала дать ей топать наверх пешком.

Его квартира представляла собой одно большое помещение под двускатной крышей, поддерживаемой скелетом балок и опорных столбов. Старый, десятки раз циклеванный паркет был почти не виден из-под книг, нотных тетрадей и кофейных-чайных чашек. Рей уронила челюсть, увидев дорогущие костюмы на простом железном рейле, матрас прямо на полу, застеленный черным шелковым бельем, окно от пола до потолка без всяких занавесок и огромный рояль посреди комнаты. Бен огляделся в поисках табурета. И посадил Рей прямо на рояль.

Пока Рей крутила головой, разглядывая его жилище, Бен вспомнил, что забыл свой чемодан в студии. Ну и пусть! Радио существовало уже больше десяти лет, и Рон хвалился, что случаев воровства было всего два. И это при том, что доступ в студию, что скорее напоминала двухэтажный скворечник с нагромождением микроскопических кабинетов, бесчисленных кладовок и пары студий, имелся у без малого шестидесяти человек!

Бен подумал, что Рон бы все же смягчился, не стал бы выгонять Рей на улицу, но в то же время, он не мог нарадоваться, что их передачи объединили, ведь его рейтинг тоже был далёк от заоблачного. Ночное время минусовало из его аудитории пенсионеров и домохозяек. Его подкасты были самыми скачиваемыми, потому что, проснувшись, старички и мамочки первым делом заходили на сайт, скачивали и писали восторги в комментариях. Однако прямой эфир классики для полуночников набирал до обидного мало. Минус на минус даёт плюс, и они с Рей сумеют вдохнуть новую жизнь в ночной эфир!.. Но тут Бен осекся, — ликование, словно шампанское, опьянило, заставило забыть о необходимости объясниться с Рей. Он перевёл на неё взгляд, — Рей разглядывала его с лёгкой улыбкой.

— А теперь ты, как Призрак Оперы, Бен…- она прикрыла ему одну сторону лица ладонью и, зажмурив глаза, продекламировала, явно меняя текст: — Чтобы стать добрым, тебе не хватало лишь, чтобы кто-то полюбил тебя.

Бен прижал её ладонь к своему лицу, боясь даже вздохнуть. Значило ли это… Он напрягся, вспоминая книгу, которую никогда особенно не любил: не верил, что женщина может полюбить монстра.

— Могу… Могу ли я просить руки?.. — спросил тихо. Скорее от себя, чем цитируя героя.

Рей улыбнулась ему нежно-нежно и положила ладони ему на лицо:

— Они обе уже твои, дорогой мой…

Бен растерянно моргнул, пытаясь понять, что ему сказать дальше, но Рей произнесла совсем другим тоном:

— И не только руки твои, — и положила его ладони себе на грудь. Бен рефлекторно сжал пальцы.

Рей потянула его поцеловаться, но он начал просить прощения.

— Умоляют о прощении, если есть за что, или когда хотят сбежать, — ответила она, нахмурившись. — Извиняться тебе не надо, что бы ты там себе не думал, но… Мне уйти?

— Нет! — выкрикнул Бен так, что эхо зазвенело в стропилах.

— Тогда не смей жалеть о том, что у нас было и что у нас будет! — и Рей, больно дернув его за волосы, таки притянула в поцелуй.

— Почему ты притворялась необразованной деревенщиной? — проговорил он в ее губы.

— Я тебя боялась, — вздохнула Рей, — а ты смотрел на меня, как на дерьмо. И я решила: буду именно такой, хоть не обидно…

— Рей, я дрочил на твой голос в эфире чуть ли не каждый раз, как ты вела передачу, — признался Бен, глядя в сторону. — Я сделаю все, что ты хочешь, чтоб ты забыла о моем прежнем поведении.

— Сыграй мне, — попросила Рей, кивая на рояль.

— Конечно… — Бен потянул шарф с шеи и вдруг замер. — А ты не могла бы… раздеться? Пожалуйста…

Рей спрыгнула на пол, оказавшись вплотную к нему. И Бен сделал титаническое усилие над собой, чтобы не обнять её снова. Но Рей легонько толкнула его в грудь, побуждая отступить на шаг. И первым делом стянула с головы полосатую шапку. Подмигнула ему хитро:

— Даже не проси меня оставить это.

Бен непонимающе моргнул, а Рей пояснила, стряхивая с себя его пальто и свою бумажную курточку:

— Ну, так в песне поётся. А ещё у некоторых нездоровая фиксация на женских туфлях. Я проводила исследование среди знакомых геев: прежде чем осознать себя, они заставляли женщин, с которыми занимались сексом, оставаться в туфлях. А заканчивалось тем, что сами себе покупали «шпильки»…

Рей болтала, глотая слова, и хихикала, глядя куда угодно, только не на него. Она уже стянула рейтузы вместе с дурацкой пачкой, но прикрывалась руками и сутулилась. Отчего-то Рей не торопилась снимать кофту. Бен отмер, поморгал, и опять заозирался, в поисках табурета. Стоя играть с его ростом было проблематично. Табурет обнаружился под роялем, и Бен шагнул вроде бы обратно к инструменту, а получилось — прямо к Рей. Не задумываясь ни о чем, стянул её кофту через голову, швырнул на крышку инструмента и, подхватив Рей под бёдра, посадил её сверху, только теперь ее ноги свисали спереди и голени касались крышки.

Бен смотрел на Рей сейчас глазами не любовника, но художника, как на Музу, воплощённое вдохновение. Он провёл рукой по её лицу, шее, груди, животу. Выстучал на обнаженном бедре первые такты мелодии, что рождалась в его воображении — про Рей, для Рей. А сам смотрел-смотрел-смотрел ей в глаза. Не отрывая от неё расфокусированного взгляда, сел за инструмент, откинул крышку, и его пальцы побежали по клавишам. Ноты сбивались, тесня и наседая друг на друга, но Бен не обращал внимания на рваную мелодию.