Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 21

— Осторожно! — услышал я ее мысленный крик и автоматически бросился в сторону, ускользая из захвата Вёрта. Я повернулся к нему, и мы пошли по кругу. Наемник уже был уверен в своей победе. Он глянул на мою руку и жестоко ухмыльнулся. Он уступил мне два раунда, но ведь в этой игре счет шел не на очки. Победитель получает всё, как изволила заявить Рандгрид, а проигравший уже не ступит за пределы этой арены. Вёрт не спешил нападать. Мы кружили, не мигая глядя друг на друга, когда я, наконец, догадался, к чему всё идет. В этот самый момент старкад, не издав ни звука, бросился на меня, метя в травмированную руку. Он уже не заботился о правилах — так торопился перерезать мне глотку ножом, рядом с которым намеревался меня свалить. Он вытянул обе руки и пальцами впился мне в плечо. Я едва не взвыл — казалось, что руку в пламя сайбера окунули, — но не дал себя повалить. Я стоял устойчиво, хоть всё перед глазами побелело от боли, и лишь навязчивой тенью на периферии зрения маячил нож на песке. Поняв, что его тактика провалилась, Вёрт, уже не стесняясь, нарушил правила и ударил меня в опорное колено, тем самым подписав себе смертный приговор. В панике он не рассчитал инерцию движения и я, потеряв опору, рухнул в повороте, подминая его под себя. Вёрт задохнулся и потерял сознание, ударившись головой о каменный бортик арены. Я скатился с него и некоторое время просто дышал, понимая, что с победой бой не закончился, но пока старкад жив…

— Раунд! — Рандгрид вскочила с криком. В ее темных глазах плескалось безумие и жестокость. — Возьми нож, доверши начатое, рыцарь!

Я не обращал на нее внимания. Как и на старкадов, столпившихся надо мной. Вёрт пришел в себя и слабо застонал. Я с трудом поднялся рядом с ним на колени.

— Похоже, ты победил, — говорит хрипло, в глазах бессильная злоба загнанного зверя.

— Закон гостеприимства, помнишь?

Я наклонился над ним.

— Признай поражение, Вёрт. Я не стану убивать тебя им на потеху. Это всего лишь игра.

Секунду он смотрел на меня так, будто я заговорил на хаттском. А потом вдруг улыбнулся окровавленными губами:

— Я признаю поражение в этой игре, Дерек.

Стоящие над нами старкады только ахнули. Я внимательно взглянул ему в глаза. Что-то я упустил. Что-то важное. Но Вёрт лежал и не рыпался. Тихо застонал и прикрыл веки. Да крифф с ним! Он же тоже человек. Я тяжело поднялся. Развернулся и, покачиваясь, пошел через всю арену к тому месту, где оставил одежду. Ни на Рандгрид, застывшую у своего трона, ни на Вёрта, ни на Линн, которая почему-то напряженно смотрела куда-то в сторону входа, мне глядеть не хотелось. Рука висела плетью и болела адски, я изо всех сил старался не хромать. Хватит уже клоуном перед этими убожествами выступать!

Но не успел я закончить свою злобную мысль, как одновременно произошло несколько вещей. Мои инстинкты взвыли, заставив меня почему-то дернуться в сторону, Линн выкрикнула мое имя, когда летящий сзади нож пропахал глубокую борозду в моем правом бицепсе, заставив меня развернуться вокруг своей оси, чтобы увидеть Вёрта, оседающего на колени, и великанского сложения старкада со сложной прической из бессчетного количества косичек, шагающего к арене со стороны входа. Наемники расступались перед ним с благоговейной поспешностью. Великан подошел и, презрительно ткнув носком сапога труп Вёрта, выдернул из его черепа метательный топорик.

— Жалкая крыса только и годилась на то, чтобы жульничать, — пробасил он и, вытерев свое оружие о песок, поднял взгляд на меня. — Ты нужен на Величии, Дерек. Срочно.

А ты еще кто, крифф тебя дери, такой?! Я молча взирал на него, пытаясь абстрагироваться от боли в раненой руке, от крови, которая липкими потеками катилась вниз по пальцам и частыми каплями падала на белый песок, пытаясь собраться с мыслями. Откуда этот здоровяк знает мое имя, и при чем тут Величие? Пауза затягивалась. Капли красного чаще забарабанили по песку. Твою мать, похоже, задет крупный сосуд. Зажимать рану рукой — значит показывать слабость, поэтому я так и стоял, глазея на новоприбывшего и истекая кровью.

— Дерек! — это Линн.

Я повернулся к ней и успел поймать на лету какой-то черный предмет, что она мне бросила. Одна из ее обмоток-наручей, как оказалось. Я благодарно кивнул, глядя ей в глаза, и моментально приспособил стальную ленту под раной, обернув ее несколько раз вокруг руки. Кровотечение начало понемногу останавливаться. Ее выкрик разбил заклятие тишины, и старкады все разом загалдели так, что я собственные мысли едва слышал. Покончив с раной, я похромал к здоровяку — колено, по которому саданул Вёрт, уже отказывалось сгибаться, — чтобы выяснить, что он всем этим имел ввиду. Где-то на полпути я едва не подпрыгнул от жуткого грохота — Рандгрид со всей своей немаленькой силы саданула по полу кованными тупым наконечником длиннющей вибросекиры, которую она, похоже, и как оружие, и как символ власти использовала. Старкады моментально притихли.





— Так-так, Ульрик, — она вальяжно повела бедрами и презрительно усмехнулась, но в глазах мелькнуло то, чего я раньше и не мог представить на ее лице, — неуверенность. — Какими судьбами тебя занесло в наши скромные чертоги?

Ульрик, видимо, тот самый наемник из команды Линн, о котором как-то упоминал Бен, — теперь хоть с Величием все прояснилось, — медленно повернулся к ней.

— Асша, я, кажется, не с тобой разговариваю, — Владычица деёрнулась как от удара, но я с удивлением отметил, что ни один старкад не потянулся за оружием, когда их предводительницу так неприкрыто оскорбили. Мужчины взирали на Ульрика со смесью страха и неверия. Он прищурился.

— Я объявляю эти переговоры, — он буквально выплюнул это слово, — завершенными. Ты уже достаточно опозорила старкадов своим поведением, жена.

Когда он произнес это, я споткнулся и едва не упал, совсем немного не доходя до него. Но он уже не обращал на меня внимания.

— Ты превратила гордых воинов в изнемогающих по наркотику слабаков. В животных, что готовы глотки друг другу перегрызть за твое вонючее пойло. Называешь себя Владычицей битв, а сама не больше чем торгашка дурманом, — от Ульрика ощутимыми волнами исходили ярость и стыд. Он продолжил, еще раз пнув труп Вёрта. — Эта крыса хорошо усвоила твои уроки. Когда-то он попытался убить меня со спины, проиграв честный поединок, а теперь решил повторить. Но вот незадача, — он произнес эти слова с нажимом и презрением, — я не позволю этому повториться.

И тут я заметил, как покрывается трещинами и отваливается кусками тот образ, что Рандгрид сама себе создала, в который так истово заставляла верить своих бойцов, что в какой-то момент обманулась сама. На Ульрика с горечью и ненавистью смотрела сильная, но исковерканная властью и пороками женщина. Ее давно растерявшее привлекательность лицо — слишком жесткими стали черты — исказилось в презрительной гримасе.

По одному мановению руки ее охранницы вскочили, как одна, бряцая стальными доспехами и спрятанным доселе оружием, — в основном виброклинками различных видов, но двое щеголяли бластерами. Я обратил внимание, что за всё время, пока мы здесь, они не издали ни звука. Даже сейчас на их гладких лицах невозможно было разглядеть ни единой эмоции…

От изучения охранниц меня оторвал горький смех Владычицы. Я ощутил, как Ульрик едва заметно вздрогнул, глядя на нее.

— Ты заявляешься сюда, чтобы настоять на своем праве? Ты много лет назад признал поражение, Ульрик. Но если ты хочешь… — она медленно опустилась на трон, охранницы расступились, продолжая стоять. Рандгрид издевательски указала на меня. — Пожалуйста. Хоть сейчас. Вот мой новый капитан. Победи его и прими лидерство.

Ульрик покосился на меня.

— Я убил Вёрта. Я уже в своем праве.

Рандгрид только усмехнулась.

— Он победил Вёрта в честном бою. Вёрт признал свое поражение. Кто его убил после окончания боя — не имеет значения. Ты сам составлял эти правила, Ульрик. Нарушь их сейчас, и те, кого ты так презрительно обозвал наркоманами, разорвут тебя на клочки, — она заговорила тише. — Как и всю вашу развеселую шайку-лейку, — она глянула на меня насмешливо. — И Сила тебе тут не поможет, Рыцарь. Ты ведь узнал напиток, как я поняла. Знаешь, что он позволяет обычным людям чувствовать Силу. Так что ты умрешь прежде, чем успеешь поднять руку.