Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 90 из 159

Он говорил дальше, упоминая подвиг генерала Нимер, которая небольшими силами захватила командование после гибели генерала Френа, избежав кровопролития. Говорил про справедливый суд для тех, кто отказался сдаться сразу, и амнистию для тех, кто подтвердил свою лояльность…

Когда генерал перешел к чествованию союзников, а это именно они и набились в переговорную, как шпроты в банку — весь цвет военного руководства Первого Ордена, — я начал вглядываться в лица тех, кого Хакс величал поименно, нахваливая их за заслуги в финальной битве.

Большинству из них было глубоко фиолетово, кто правит Первым Орденом. Сноук, Кайло Рен или Хакс. Хорошо с тем, с кем задница в тепле. Внезапно я понял, почему «лояльные» части так долго не являлись на битву над Крейтом. Хоть я и не спрашивал у Хакса об этом, но уверен, что, как и было договорено, он отправил им информацию о начале битвы, когда дредноут сделал первый залп по Превосходству. Они выжидали. Столько, сколько могли, учитывая, что за каждым вторым из них стоял рыцарь Рен, который не позволил бы дезертировать, и они это знали. Они ждали момента, когда дредноут уничтожит Превосходство, и не нужно будет никуда лететь. Они просто присягнули бы Френу и жировали бы дальше.

Внезапно мне стало противно. Я видел несколько искренних лиц — людей, которые действительно верили в будущее Галактики. Но большинство — просто приспособленцы, военные, что готовы глотки друг другу рвать за очередной чин. Вспомнилась история, которую рассказала мне Рита про отцов Тео и Армитажа, про то, с чем она столкнулась на Внешнем кольце. Эти люди признают только право сильного. И это то, что здесь и сейчас происходит, это совещание — пародия сама на себя. У нас сейчас есть шанс доказать, что мы сильнее Немзи. Что с нами слаще и жирнее. Иначе всё может закончиться очень быстро и очень печально. Я задумался о том, продумал ли Хакс возможность предательства со стороны этих людей.

Я перевел взгляд на генерала. Он был в середине своей пламенной речи о верности и предательстве, плавно переходя к Немзи, не упоминая еще про союзников из Сопротивления. Говорил он, как всегда, пламенно и гладко, сторонний наблюдатель и не заметил бы легкой смазанности ударений, взгляда, который, нет-нет, да и затуманивался, сжимающегося не в такт словам кулака на столе. Но я видел. И понимал, что Армитаж думает сейчас о другом. Ох, как же это всё не вовремя! Его признание, ее реакция, это долбаное собрание своры псов, которые еще не признали вожака… Я понял, насколько я беспомощен без генерала. Без его всеведения в организационных и, казалось бы, рутинных вопросах жизнедеятельности Ордена, без его всеобъемлющих знаний тонкостей дипломатии и политики среди этих оглоедов. Я осознал, насколько все эти годы был далек от этого всего. Меня заботила только Сила и собственная ненависть. Армитаж же вкалывал и учился, учился и вкалывал. Он имел полное право негодовать, когда я самоназначился Верховным лидером, понял я. У меня было только одно преимущество — меня невозможно взять под ментальный контроль. Я могу то, чего не может он, как бы он не учился. В остальном, в политическом смысле, он лучше меня. Но сейчас, и я видел это, он не мог держать удар. Если кто-то из этих…

— Генерал Хакс, разрешите вопрос!

Ухоженная женщина возраста моей матери, с аристократически хищным лицом, высокой прической и бесчисленными кольцами на тонких пальцах, без зазрения совести перебила Хакса на середине фразы и, не дожидаясь ответа, продолжила:

— Я знаю генерала Немзи еще со времен Империи. Он достойный офицер. Я доверяю его мнению, — она сделала паузу и обвела присутствующих взглядом. — Он бы не стал без причины бунтовать.

Хакс запнулся, и я понял, что счет идет на секунды.

— Представьтесь, офицер.

Я говорю тихо, но каждое мое слово отдается эхом в тесном помещении. Эхом в умах людей, что наслышаны обо мне, не понимают и боятся меня. Как и Сноука. Я жестоко усмехнулся своим мыслям, но многие восприняли мою ухмылку на свой счет. На лицах выступила испарина. На всех, кроме той, что внесла раздор.

— Адмирал Валлен, — она сделала заметную паузу, на публику подбирая слова, — Верховный лидер.

Сказала и вскинула подбородок. Зря.





Я проник в ее сознание, не тратя времени на деликатность. Она враг, и она доказала это только что. Нужно только понять, какова ее мотивация, что сподвигло ее на предательство.

Счастливые деньки. Адмирал Валлен, Эмилия — так ее зовут — молодая, красивая, в свадебном платье. Ее кружит и целует высокий, крепкий мужчина с военной выправкой.

Она же, в больничной палате, голубит к груди своего первенца, ее муж стоит рядом, влюбленными глазами смотрит на жену и сына.

— Мы назовем его Тео.

Да, твою ж мать! То, что я вижу дальше, уже не является сюрпризом.

Годы шли, сын рос, муж двигался по карьерной лестнице, понемногу подтягивая за собой жену. Они были счастливы — элита Империи, приближенные самого Императора. Сын рос, пошел учиться, но показывал посредственные результаты. Эмилия начала нервничать, пыталась приобщить мужа к воспитанию вышедшего из-под контроля жестокого подростка, в которого превратился ее сынок. Но муж лишь хмыкал неопределенно, когда она показывался ему плохие отметки, очередную замученную кошку, когда приводила за руку избитую прислугу. Ему было не до того. Он вышел на тропу войны с Брендолом Хаксом. Эмилия билась, как рыба об лед, но сын перестал обращать на нее внимание. А через некоторое время начал о чем-то секретничать с отцом. Они не посвящали ее в свои дела, будто она была безродной крестьянкой, тупой дурой, а не многообещающим офицером Империи с блестящим образованием, ведущей родословную от одного из королевских родов Среднего кольца.

Она знала, что всё это плохо закончится. Но не знала, что — так. Когда разгорелся скандал с сыном коменданта Хакса, начали всплывать имена и детали. Хоть девчонка, что была основным свидетелем, сбежала куда-то, увертливый комендант сумел доказать вину Тео в этом инциденте. Он отправил своего сына подальше, а сам впрягся по полной в финальный виток противостояния. И выиграл. Муж пустил себе пулю в лоб. Тео выгнали из академии, и лишь за огромную взятку, благодаря ее старым связям, удалось избавить его от тюрьмы. Она отправила его служить рядовым штурмовиком — его, отпрыска славного рода Валлен, — в, казалось бы, тихую местность, пока не уляжется скандал. Но спустя два года получила похоронку.

Небоевые потери. Сожалеем.

С огромным трудом она узнала, что ее сын случайно погиб в пьяной драке солдат в увольнительной. Это был позор, которого она не могла оставить просто так, не могла не смыть. Она узнала всё про «жену» Тео, ту самую девчонку, что не вылазила с тех пор с Внешнего кольца. Про младшего Хакса даже не стоило глубоко копать, хоть папаша и попал в молотилку Империи, а мать-кухарка спилась и умерла от цирроза, их рыжий ублюдок делал удручающе стремительную карьеру. Она не успела опомниться, как оказалась его подчиненной. Она, графиня Эмилия Валлен, чьего сына и мужа этот безродный выскочка свел в могилу. Тогда она сменила фамилию Нимер на девичью и поклялась отомстить. А когда с ней несколько дней назад связался ее друг юности, генерал Немзи, ее месть, наконец, начала принимать очертания.

Я выскользнул из головы адмирала, а она, задыхаясь, откинулась на спинку стула, закатывая глаза. Я видел, что она в шаге от того, чтобы потерять сознание. Нет, мадам, мы так не договаривались. Вы решили играть жестко не только против Хакса и вдовы своего сына. Вы нашли для себя возможным выступить против Кайло Рена. Зная, прекрасно зная, чем это может закончится.

Она единственная в этой богадельне знала мое настоящее имя. Знала, чей я сын, чей я внук. Она знала, что я могу с ней сделать. Но пошла против меня, в погоне за местью.

Я представил себя на ее месте. И внезапно мне стало жаль гордую женщину. Ей было больно. Адски больно, оттого, что она потеряла тех, кого любила. Умом она винила в этом Армитажа и Риту, но сердцем понимала, что потеряла своих мужа и сына давно. Тогда, когда карьера для обоих стала важнее ребенка, когда муж увидел в сыне инструмент для достижения своей цели, а она предпочла не замечать этого, малодушно полагая, что всё обойдется. В памяти всплыла собственная история — и мне захотелось дать шанс Эмилии Валлен.