Субботней халы аромат

Во времена моего романтического возраста мне не довелось иметь рядом такой авторитет, который мог подсказать, научить, тактично подойти к вопросу и уберечь от набитых шишек и разочарований. Моя милая, заботливая Мама успела сделать только самые первые шаги, решив приодеть меня в Ленинграде. Она знала, что в нашем обществе везде и всюду «встречают по одёжке и провожают по уму». Эта поговорка потому и была популярной, что отражала суть того времени и той культуры, в которой мы жили.

Рваная до неприличных дыр, неопрятно сидящая на человеке одежда, растянутые майки, донельзя обнажающие женское плечо, которые в моде сегодня, были бы негативной характеристикой в моё подростковое время. И, если не хочешь попасть в неловкое положение или даже в отделение милиции, то лучше соответствуй общему взгляду на вещи. Напротив, в те времена каждый день должен был быть прожит в нарядно-лучшей одежде, какую только можешь себе позволить. Это было определением твоего статуса, финансового положения, культурного уровня и, конечно же, послужить твоей личной характеристикой.

Но если бы только в одежде было дело! Сама жизнь в романтические годы направляет человека на поиск. Мы делаем первые шаги, часто по-детски смешные. Но именно так и должно быть! Потом шаги становятся уверенней и крепче, и мы начинаем сначала ходить, а затем бегать, а уж потом, возможно, и летать по жизни.

Поиск – вещь непростая. Прежде всего надо встретить кого-то правильного. Но немедленно появляется вопрос – кто правилен, а кто нет? Каковы критерии? Где гарантии, что мои критерии единственно верные?

Затем, где искать? В любом месте, где бы ты ни был: в библиотеке, в автобусе, на улице, в магазине, в институте, в кино или театре ты вдруг мог или могла ощутить на себе заинтересованный взгляд, из которого что-либо то ли выйдет, то ли нет. Да и собственный взгляд может упасть на кого-то с разной степенью заинтересованности. Никто не знает реальных перспектив. Вот почему эта глава называется словами одной из любимых в те времена песен:

Мы все разные. Критерии, вкусы, устремления, надежды, желания, характеры, мечты, семейные уклады, воспитание и пол, наконец. Всё разное:

И не мудрено, что вместе со светлым, тёплым и радостным приходится проходить через ребусы, разочарования, трудности, неудачи, слёзы и даже ошибки. Причём ребусы, разочарования, а особенно ошибки превращаются в неповторимые уроки жизни. По крайней мере, так это было у меня.

Не знала я тогда, что существует другой образ жизни, который предполагает полную защиту молоденькой девушки от всяких ошибочных моментов. Я имею ввиду защиту семьёй, родителями. Еврейскими родителями. Я была далека от этого знания, оно ещё не было моим. Да и вообще некому было осуществлять эту защиту для меня. Надеяться можно было на себя и только на себя. Надо было постоянно думать и анализировать свои и чужие шаги. Я многое видела по-детски, бултыхалась в своей наивности, считала бантики частью выходного наряда, никогда не носила брюки и фактически отставала от своих сверстниц в смелости быстрого резвого женского взросления. Очевидно, это было скромностью, воспитанной во мне моей дорогой Мамой, крепко держащей меня в рамках постоянной занятости в двух школах. Спасибо ей, что время совершать девичьи глупости обошло меня стороной.

А жизнь бежала дальше…

Поэтому вас ждёт цепочка любопытных рассказов из моего романтического опыта, насколько я смогу его вам представить…

Саша Левин

1961 год. Мне 16 лет. Мои родители всё ещё в отъезде на далёком севере. Я, влюблённая в мою будущую профессию, успешно учусь на третьем курсе в музыкальном училище.

Для совершенствования наших преподавательских навыков при училище существовала детская школа, в которой учились десятки детей, играющих на разных музыкальных инструментах. Кроме индивидуальных уроков по овладению техникой игры на определённом инструменте, существовали и совместные классы по теории, сольфеджио и музыкальной литературе, где я и мои сокурсники шлифовали свои преподавательские навыки.

Но однажды в порядке практики мне поручили позаниматься с необычным учеником. Надо было провести около 15 занятий у него дома. Как оказалось, он жил недалеко от меня, и в ближайшее воскресенье я направилась по указанному адресу.

Надо сказать, что я с удовольствием откликалась на каждую возможность давать индивидуальные уроки теории музыки и сольфеджио, потому, что объясняя кому-то, лучше начинаешь понимать сам. Этот маленький профессиональный секрет я открыла для себя почти сразу, начав свою индивидуальную практику.

Дверь мне открыла Сашина мама, Лидия Васильевна. Она, очевидно, была занята на кухне и на её плече лежало маленькое кухонное полотенце. Глаза её искрились улыбчивой приветливостью, а на правой морщинистой щёчке обозначилась маленькая симпатичная ямочка. Седые волосы были гладко и аккуратно собраны сзади в небольшой пучок.

Лидия Васильевна повела меня по длинным коридорам коммунальной квартиры, заставленным какими-то шкафами, висящими на стенах велосипедами и провисающими над головами верёвками для сушки белья. Наконец, в конце коридора мы подошли к двери, ведущей в её комнату. Лидия Васильевна открыла её и пропустила меня вперёд.

Я вошла и замерла у порога. Дверь отворилась… в продолжение того же коридора, который теперь, находясь в тупичке коридора, превратился в жилое помещение, то есть в комнату, где и жила Лидия Васильевна с её сыном Сашей. Эта комната-коридор приходилась их маленькой семье всем: и прихожей, и спальней, и гостиной, и кабинетом. В самом конце было одно небольшое окно, завершающее коридор и смотрящее в никуда, так как жили они под самой крышей на краю широкого обрыва. Вся небогатая обстановка комнаты стояла вдоль правой стены. Левая же оставалась пустой и служила проходом через всю комнату до самого конца к единственному окну. Вся нехитрая мебель стояла впритык от угла до угла: шкаф, односпальная кровать, стул, затем стол, ещё один стул. И, наконец, в конце, между вторым стулом и стеной с окном стояла тоже односпальная кровать для Саши. У изголовья его кровати приютился третий стул и рядом с ним небольшая книжная полка с аккуратно стоящими рядами книг.

Мама приветливо хлопотала и что-то говорила, не умолкая, заполняя все словесные паузы и не зная, как меня усадить и чем угостить.

Саша же, поздоровавшись со мной, молчал, время от времени вскидывая на меня застенчивый, но умный серьёзный взгляд. Он был немного полноват, небольшого роста, темноволосый молодой человек лет двадцати двух. Его вполне можно было бы назвать красивым, если бы не бледная припухлость лица человека, мало двигающегося и редко бывающего на воздухе. Слегка редеющая от постоянного контакта с подушкой макушка дипломатично пряталась под крупными, щедро рассыпанными кудрями. Он встретил меня лёжа поверх одеяла на своей кровати у окна, так как не мог сидеть. На нём были тёмные брюки и распахнутая у ворота рубашка.

Лидия Васильевна всё говорила и говорила что-то, время от времени выбегая на минутку, очевидно в кухню, и немедленно появляясь назад с какими-то тарелочками. Комнатка наполнялась всё новыми и новыми ароматами: яблочные оладьи со сметанкой, омлет с укропчиком, котлетки с жареной картошечкой и множество ещё чего-то. Пир горой, да и только!

Эти почти праздничные приготовления меня очень смутили. Я только что вошла в их жизнь, не успев сделать им ничего хорошего. Я пришла сюда на час, по делу, провести урок и уйти по своим делам. А тут вдруг пир во имя меня! Мне было неловко, абсолютно не хотелось ничего есть и жевать перед незнакомыми людьми. Элементарное чувство вежливости и уважения к гостеприимству матери заставило меня против воли прикоснуться к еде. Я стеснялась их щедрости, ничем пока не заслуженной, доставшейся мне не понятно за что.