Воздаяние

— Теперь ты понимаешь, каково это — лежать сломанной беспомощной куклой?! Куклой, о которую вытерли ноги и бросили подыхать у дороги? Понимаешь, как это больно, когда тебя ненавидят близкие, за то, что ты еще жива? Понимаешь?!

На лицо приговоренного падали крупные слезы. Удивительно, он совсем не ощущал их, словно его кожа окаменела, зато он мог улавливать их соленный вкус, когда они скользили по сухим губам, дабы затем упасть на спутанные черные волосы.

— Понимаешь, что такое настоящее отчаяние, лютый Родж?! Чувствуешь бездну, в которой ничего нет, кроме страданий?!! — Маска ликования наконец треснула и раскрошилась, обнажая негаснущую боль одинокого, искалеченного создания, дрожащего сейчас, как в тот проклятый вечер, когда они впервые встретились.

В наползающем тумане гасли чувства, воспоминания и гасли даже осколки ядовитых изумрудов, залитые слезами. Разбойник всегда считал, — его смерть будет кроваво-красной и болезненной. А она, на самом деле, серая, как пасмурный тоскливый день, холодная и целиком состоит из пустоты, которая затягивает по кускам. Из пустоты, в которую ты падаешь, скользишь в нее, и нет ни малейшего шанса удержаться за край обрыва, ибо нет никакого обрыва. Ничего нет.

Родж глубоко вздохнул, осознавая остатками разума, что это, скорее всего, последний глоток воздуха, но все равно он решил потратить его на честный ответ. Хотя бы это он мог сделать для Лилиан:

— Я люблю тебя… Лили, — прозвучало тихо и тускло. Если бы руки Роджа не были связаны, и если бы он их хотя бы чувствовал, то непременно обнял бы своего палача, дабы отдать ему жалкие крупицы тепла, отдать все, что осталось, и не ради прощения, и не ради одной улыбки, а ради Лили… потому что любовь может гореть вопреки всему, даже на руинах души. Она прорвется сквозь толщу самых мерзких воспоминаний и засияет одинокой искоркой, обжигая болью до конца.

— Гори в аду, мразь, — ледяной ответ едва пробился сквозь наползающее марево, а его тусклое эхо рухнуло в серую бездну вместе со всем остальным миром, тлеющими образами и осколками ядовитых изумрудов.

Герцогиня целую минуту молча смотрела на необычайно бледного мучителя, в его пустые мертвые глаза, на его сухие губы, на которых поблескивали ее слезинки.

— Сильные жрут слабых, а я сожру всех. — Она выпрямилась во весь рост, вытерла мокрые щеки ладонями, накинув маску равнодушия, и продолжила безмолвно пожирать взглядом самого заклятого врага. Его смерть, конечно же, не принесла покоя, да и ничто уже не принесет, но, по крайней мере, восторжествовала справедливость, а одним чудовищем на свете стало меньше. И данным фактом можно было себя успокоить, согреть на какое-то время, заглушить свою несмолкающую бездну.

♠♠♠♠♠♠♠

Дождь барабанил по крышам, окрасив весь город, каждую его улочку и каждого жителя, не успевшего спрятаться от ненастья, в серо-пасмурный цвет. Погода была весьма мерзкой, словно мир решил проститься с Роджем и надел траур из монотонной дроби, разбивавшейся о кровлю и стекавшей по трубам в журчащие ручейки.

Брэди Боров топал по узкой тропинке из грязи и скользких камней, оставив позади небольшое городское кладбище, точнее его неясные печальные силуэты, проступающие сквозь безжалостный ливень. Он молча сделал последний глоток пойла и не глядя отшвырнул бутыль в заросли, где она разбилась о мокрый ствол и рассыпалась осколочками прямо в лужу, напоминавшую крошечное болотце.

В его засаленной башке мельтешил целый рой мыслей, среди которых и боль от невосполнимой утраты лучшего друга, и ужас перед неминуемой гибелью и желание просто набухаться до беспамятства. В гуще этого месива всплывала идея о побеге, все равно куда, главное — подальше. Хотя вряд ли данный фокус остановит злой рок, желающий извести всю банду Кзода. Ни каторга, ни монастырь его ведь не остановили.

— Значит… Роджи хотел, чтобы я присмотрел за тобой? — тускло спросил разбойник, разбивая гнетущую натянутую паузу.

— Да, — Лили всхлипнула и плотнее закуталась в плащ, который любезно предоставил Боров, точнее, в ту тряпку, что плащ ему заменяла. Серая нестиранная простынища из добротного, но потасканного сукна, волочилась за худеньким птенцом прямо по непролазной грязи, в коей тонули ее ножки-прутики. — Мне некуда пойти больше… Только к вам.

Брэди молчал. Ему не удалось попрощаться с лучшим другом, да что там, он до сих пор не мог поверить, что Родж так внезапно и нелепо скончался прямо ночью от сердечного приступа, по словам целителя. А тут еще и наследство привалило в виде своенравной плоской девчонки, не умеющей готовить. Наследство, которое его совсем не прельщало. Он бы точно предпочел поношенные сапоги, будь у него выбор. Но бросить Лили на произвол судьбы равноценно предательству, а пойти на это Боров не мог, пусть и сам знал, насколько сильно прогнила его душонка.

Девушка тоже молчала, поджимая искусанные от горя губы. Она обняла холодными дрожащими пальчиками лапу Брэди, вцепилась в нее, будто в спасательный канат, и сжала их невыносимо нежно.

Мужчина быстро протер веки кулаком, размазывая предательские слезы, смешавшиеся, к счастью, с яростным ливнем, и оглянулся. В его крошечные свиные глазки впился невероятно зеленый взгляд, полный восхищения и мольбы, взгляд, который еще ни разу не удавалось поймать в этом мире, ненавидевшем Борова с самого начала.

Сердце Брэди подпрыгнуло, и даже мысли, пропитанные горем, на несколько секунд перестали биться в его сознании. Кажется, в данный момент он понял, что именно Родж нашел в бойком, неказистом птенце, только выразить не мог.

— Ну, — промямлил он, — сегодня… день очень хуевый, но я… тебя не обижу, если останешься у меня. Вспомним старину Роджи, помянем, набухаемся. Ну, я набухаюсь, а ты обживаться будешь. Я тут комнатуху снимаю недалеко, пока деньги не закончатся. На тебя место найдется, думаю. Койка, чай, у нас все равно одна будет, — он усмехнулся. — Да не трясись, сказал, не обижу, значит, не обижу. — Боров взъерошил волосы Лили лапищей и широко улыбнулся.

А злой рок улыбнулся в ответ. Он смотрел на очередную цель бесстрашно, с любопытством и восхищением, как восторженный ребенок, открывавший новый мир. Он пожирал ее глазами, нестерпимо зелеными, словно осколки ядовитых изумрудов, пока мысленно рассчитывал дозировку яда. Он шел следом, утопая своими худенькими ножками в грязи по щиколотку, но не отставая ни на шаг. Он уже рядом. Он уже прикасался и обнимал широкую ладонь…