Страница 10 из 23
Важнейшую роль в пунийской армии играла кавалерия. Особенно прославились нумидийские всадники: «они стараются приукрасить свою внешность, заплетая волосы на голове и отращивая бороды, носят золотые украшения, начищают зубы и стригут ногти. Редко увидишь, что на прогулках они прикасаются друг к другу, так как они стараются сохранить нетронутой свою прическу. Всадники у них сражаются большей частью вооруженные дротиками, на лошадях, взнузданных веревочной уздой, и без седел; впрочем, у них есть и сабли. Пешие же воины прикрываются слоновыми шкурами как щитами и одеваются в львиные, леопардовые и медвежьи шкуры и спят на них. Как это племя, так и следующие за ними масайсилии и вообще ливийцы в большинстве одеваются одинаково и похожи между собой и в других отношениях. Лошади у них маленькие, но быстрые и настолько послушные, что ими можно править прутиком. На лошадей надевают хлопчатобумажные или волосяные ошейники, на которых прикреплены поводья. Некоторые лошади следуют за хозяином, даже если их не тянут за поводья, как собаки. У них в ходу небольшие кожаные щиты, маленькие копья с широкими наконечниками; они носят с широкой каймой без пояса хитоны и, как я уже говорил, шкуры в виде плащей и панцирей» (XVII, III, 7).
Не менее ярко и красочно рассказал о нумидийских наездниках Аппиан. Он пишет о них как о людях, «у которых и днем, и ночью было одно дело: действуя большим количеством дротиков, все время налетать и отступать и опять налетать. И вся битва у них состоит в бегстве и преследовании. Эти номады умеют и переносить голод и зачастую питаться травой вместо хлеба; а пьют они вообще только воду. И конь у них совершенно не знает даже вкуса овса, всегда питаясь травой, пьет же с большими промежутками» (VIII, II, 11). Полибий обращает внимание на тактические приемы нумидийской конницы в сражении: «нумидяне то быстро и врассыпную отступали, то возвращались назад, с самоуверенностью и отвагой переходя в наступление: таков свойственный нумидянам способ битвы» (III, 72). Тит Ливий пишет о ведении боя нумидийцами следующее: «конники с двумя лошадьми как опытные наездники в пылу ожесточенной битвы привычно перепрыгивали в полном вооружении с усталой лошади на свежую: так ловки они сами и так выучены их лошади» (XXIII, 29). Также карфагенское правительство привлекало на службу отряды мавританских всадников. Тит Ливий делает интересные наблюдения, сопоставляя боевые качества африканских наездников и испанских кавалеристов: «нумидийский конник уступал испанскому, а мавр, метавший копье, – воину с легким щитом, противники были одинаково быстры, но испанцы сильнее телом и духом» (Liv. XXIII, 26). Как следует из текста, у иберийских всадников были легкие щиты, недаром Полибий пишет про «вооруженную небольшими щитами конницу» (III, 43) в армии Карфагена.
Продолжая разговор о кавалерии, стоит отметить, что Полибий и Тит Ливий упоминают тяжеловооруженную конницу. Проблема заключается в том, что очень сложно сказать, из каких контингентов она состояла. Можно предположить, что небольшой отряд был непосредственно из Карфагена, поскольку Полибий на страницах своего труда упоминает «городскую конницу» (I, 73) и «карфагенскую конницу» (XV, 11). Пишет об этом и Тит Ливий (XXX, 33).
Главной ударной силой пунийской армии были боевые слоны. Они пришли на смену колесницам, ставшим анахронизмом на полях сражений, и резко усилили мощь вооруженных сил Карфагена. Не исключено, что подготовка карфагенской элефантерии началась задолго до начала Первой Пунической войны, поскольку обучение слонов длится несколько лет. В Северной Африке эти животные водились в достаточном количестве, и пополнение элефантерии не вызывало больших трудностей. Историки античности пишут о том, что карфагенские военачальники отлавливали слонов в Нумидии. Об этом сообщает Фронтин: «Гасдрубал вступил в пределы Нумидии для покорения страны; так как нумидийцы готовились к отпору, он заявил, что прибыл для охоты на слонов, которыми богата Нумидия. Когда потребовали платы за разрешение, он обещал. Отвлекши внимание нумидийцев этим притворством, он напал на них и подчинил их» (IV, VII, 18). Удивительно, но нумидийцы воспринимали охоту на слонов в своих землях как вполне естественное явление. Аппиан также отмечает, что пунийцы отлавливали слонов в Северной Африке: «карфагеняне послали Гасдрубала, сына Гескона, на охоту за слонами» (VIII, II, 9). В скором времени Гасдрубал вернулся в Карфаген и привел 140 слонов (VIII, 13). Животных требовалось как следует обучить, для этого в Карфагене была создана целая инфраструктура. К примеру, городские укрепления были специально приспособлены для размещения элефантерии: «ширина стены была тридцать футов; каждая стена делилась по высоте на два яруса, и в ней, бывшей полой и разделенной на камеры, внизу обычно стояли триста слонов и находились склады пищи для них» (VIII, XIV, 95). О том, где находились площадки для обучения огромных животных, информации нет. Как следует из текста Аппиана, численность карфагенской элефантерии была весьма значительной. Когда после смерти Гамилькара Барки его зять Гасдрубал выступит в поход против испанцев, то в его армии будет 200 слонов (Diod. XXV, 12), что в свою очередь диктовало пунийским военачальникам весьма специфическую тактику использования этих животных на поле боя – огромное стадо посылали вперед, и оно просто втаптывало в землю вражеское войско. Ни о каких башнях на спинах слонов речи не было, дело ограничивалось лишь одним погонщиком, направлявшим животное в нужном направлении. Со временем ситуация изменится, но это будет уже во время Второй Пунической войны.
О составе инженерного корпуса карфагенской армии нам практически ничего не известно. Наиболее подробно действия военных инженеров описываются во время Второй Пунической войны, когда пунийская армия осаждала Сагунт и переправлялась через реку Родан. Здесь они проявили себя с самой лучшей стороны. Можно предположить, что в корпусе служили не только карфагеняне, но и сицилийские греки, а также военные специалисты из эллинистических государств Восточного Средиземноморья.
Античная традиция приписывает карфагенянам несколько эпохальных изобретений в области военной техники. Например, Тертуллиан пишет, что именно пунийцы изобрели таран: «Ведь и барана, не того, которого Лаберий называет «гнуторогим, шерстокожим и носящим мошонку», но осадную машину с бревном, которая крушит, воюя, городские стены и которую еще никто не приводил в движение до тех пор, пока тот самый Карфаген, а “был он богат и в битвах бесстрашен”, не построил ее первым из всех, как качели для висячего натиска, заимствовав силу оружия от ярости животного, защищающего себя головой» (De pallio, I, 3). Плиний Старший пишет о том, что финикийцы изобрели баллисту и пращу (VII, 201). При штурме города Селинунта на Сицилии карфагеняне соорудили шесть исполинских осадных башен, поразивших воображение защитников (Diod. XIII, 54).
О том, как поддерживалась в карфагенской армии дисциплина, нам практически ничего не известно, за исключением одного момента. В «Законах» Платона некий афинянин произносит такие слова: «Подал бы я свой голос за карфагенский закон: во время похода никто из воинов не должен вкушать вина, но должно в течение всего этого времени пить на совместных трапезах одну только воду» (II, 674). И если это действительно так, то пунийские военачальники проявили изрядную предусмотрительность, запретив в войсках распитие алкогольных напитков во время боевых действий. Другое дело, когда они сами разрешали подчиненным немного расслабиться. Впрочем, именно с карфагенских полководцев правительство спрашивало по всей строгости за провальные кампании и проигранные сражения. Неудачников приговаривали к крупному штрафу, лишали гражданских прав и вешали на кресте.
Подводя итоги, можно сказать, что Карфаген обладал сильной и удачно сбалансированной армией, способной решать самые сложные боевые задачи. Большинство воинов были наемниками, хорошо знавшими свое дело, для них война была смыслом жизни и единственным способом заработать хорошие деньги. Неплох был средний и младший командный состав, состоявший из военных профессионалов. Зато подготовка высших командиров оставляла желать лучшего, поскольку это были представители местной олигархии, назначенные на такие ответственные посты благодаря богатству и связям. Возможно, именно это и имел в виду Полибий, когда сделал убийственный для пунийцев вывод: «Карфагеняне никогда не были искусны в сухопутной войне» (XXXII, 2).