Страница 6 из 20
И брак вскоре рухнул, хотя в 1899 году тридцатилетняя Эльза успела родить доктору Ласкеру сына. Для сравнения: второй чемпион мира по шахматам прожил со своей фрау Мартой более полувека.
Ее вторым мужем стал, сказали бы сегодня, поэтический куратор (а также искусствовед и композитор) Герварт Вальден, и это не литературный псевдоним, а имя и фамилия, которые поэтесса заставила взять своего избранника девятью годами младше ее самой Георга Левина. Сам же он трепетно именовал ее «фрау доктор». Именно Вальден издавал ключевой для немецкого экспрессионизма журнал «Штурм».
(Просто в порядке жизненной рифмы отмечу, что второй муж Елены Шварц был соиздателем лишь наполовину не состоявшегося «Штурма» отечественного соц-арта и постмодернизма – «Вестника новой литературы».)
В начале XX века Эльза Ласкер-Шюлер примкнула к экспрессионистам (все они были двадцатью примерно годами моложе ее) как равная, хотя формально и фактически вполне могла претендовать на статус предтечи.
Но ее манила роль не столько мэтра, сколько метрессы.
Всех своих новых друзей она, «вечно влюбленная» (это самоаттестация), тут же переименовывала: Готфрида Бенна – в Варвара Гизельгера, Георга Тракля – в Золотого Рыцаря, Франца Верфеля – в Принца Пражского и так далее. Всем – и прежде всего Варвару Гизельгеру и Сенне Хою, он же Саша, Князь Московский (Иоганн Гольцман), – посвятила высокие образцы любовной лирики.
Столь же особое положение занял в ее жизни Петер Хилле (архипоэт, архибуян, архижрец и архибражник), на смерть которого в 1904 году поэтесса откликнулась «Книгой Петера Хилле».
Дружила она также с прозаиками и прежде всего поэтами Эрнстом Толлером, Эрихом Мюзамом, братьями Гельмутом и Виландом Херцфельде, Альбертом Эренштейном, Паулем Цехом, Рихардом Демелем, Теодором Дойблером, с художниками Францем Марком, Георгом Гроссом и Оскаром Кокошкой, со знаменитым публицистом (по преимуществу) Карлом Краусом.
Первый же поэтический сборник Эльзы Ласкер-Шюлер «Стикс» (1902) принес ей славу, которую последующие книги и публикации на страницах «Штурма» только упрочили, а эксцентрическое и эпатажное поведение «принца Юсуфа» окрасило в несколько скандальные тона, а потом и просто в скандальные тона.
Масла в огонь подлили «Письма в Норвегию» – более чем откровенные очерки богемных нравов в берлинской литературной среде. Распался свободный брак с Вальденом.
Наконец началась, а потом и закончилась Первая мировая война, в пламени которой, наряду со многим прочим, сгорела и поэзия немецкого экспрессионизма.
Кое-кто из поэтов пал на фронте.
Георг Гейм утонул, катаясь на коньках на льду пруда (что предсказано в одном из его стихотворений).
Георг Тракль покончил с собой (или умер от передоза).
Готфрид Бенн – теневой (на тот момент) лидер экспрессионистов – от ненависти к торгашескому рационализму на время проникся фашизоидными настроениями и поначалу приветствовал приход Гитлера к власти.
Поздние экспрессионисты – Берт Брехт и Иоганнес Р. Бехер – перешли на протомарксистские позиции.
Поэзия и вообще-то отошла на второй, если не на третий план, а на авансцену вышли так называемые кабаретисты во главе с Эрихом Кестнером (название литературного направления, которого они придерживались, – Neue Sachlichkeit – можно, правда, не без натяжки, перевести как «новый реализм»).
Эльза Ласкер-Шюлер, уже пятидесятилетняя, попала в ситуацию, описанную строчкой БГ «Рок-н-ролл мертв, а я еще нет».
(И точно таким же ходячим анахронизмом стала, самое позднее начиная с 2000 года, Елена Шварц. Литературные премии, которыми были удостоены и та и другая, подобное положение не столько затушевывали, сколько, наоборот, выпячивали.)
Предтеча и королева экспрессионизма Эльза Ласкер-Шюлер оставалась верна ему уже практически в одиночестве.
Ее буквально с первых шагов на поэтическом поприще зрелое творчество не шло в ногу со временем и даже не росло, как дерево, в вышину, но только раскидывало ветки и веточки вширь, то сплетая, то расплетая их, как женские косы.
И здесь опять-таки прямая аналогия с Еленой Шварц. К счастью или к несчастью, аналогия все же не полная.
Вслед за смертью единственного сына поэтессы умерла и ее сестра, и Эльза, отчасти поневоле, отчасти по личному выбору, взяла на себя заботу об осиротевших племянницах.
Сама она теперь бедствовала; бралась за любую работу; была благодарна за поденку, которую регулярно подбрасывал ей Карл Краус.
Пару раз съездила в Палестину, где ее приветствовали еврейские колонисты, но не как поэта, разумеется, а как соплеменницу, признанную в Германии знаменитостью, пусть и знаменитостью одиозной.
В 1933 году, через несколько дней после переворота, типичную старую жидовку, да еще нелепо разряженную, ударили на улице куском арматуры.
Экспрессионизм был объявлен дегенеративным искусством. Даже на Готфрида Бенна был наложен запрет – он не имел права не только печататься, но и писать. Ну а добрая половина экспрессионистов (как и сама Ласкер-Шюлер) была и вовсе еврейского происхождения.
Поэтесса эмигрировала в Швейцарию, о «любви» которой к еврейским эмигрантам из нацистской Германии уже упомянутый в этой колонке Макс Фриш позднее напишет аллегорическую пьесу «Андорра».
Начало войны застало Эльзу Ласкер-Шюлер в Палестине и заставило ее застрять там, как выяснилось, навсегда.
Впрочем, для нее это был не худший выход – здесь ее всё же хоть как-то чтили. Здесь – и только здесь – она оставалась знаменитостью.
Здесь, в Палестине, написала она свою последнюю книгу стихотворений, названную точно так же, как ключевое стихотворение этого сборника, – «Мой голубой рояль».
Голубой рояль как последнее прости-прощай художникам из группы «Голубой мост», тому же Францу Марку. Но и помимо этого…
Величайшие немецкие поэты всех времен – Гете и Рильке. Величайший немецкий поэт XX века – Готфрид Бенн. А вот величайшее немецкое стихотворение XX века – это или «Фуга смерти» Пауля Целана, или «Мой голубой рояль» Эльзы Ласкер-Шюлер. Одно из двух.
В шахматной публицистике (вспомним Эмануэля Ласкера) есть такой жанр «О шахматах без шахмат». Так – без шахматной нотации и диаграмм – пишут для широкой публики, ничего не смыслящей в древней игре; пишут, объясняя и расколдовывая не передвижения фигур и пешек, но сам дух борьбы.
Эта статья по аналогии написана в жанре «о поэзии без поэзии».
В основном по причине, названной выше, я не хочу сравнивать оригинальные стихи с переводными (в том числе и абстрагируясь от качества перевода) и не могу в заданном формате сравнивать русские стихи с немецкими.
Я сравниваю двух редкостных поэтесс XX века; сравниваю их прежде всего для самого себя и не устаю удивляться этому «избирательному сродству».
[Готфридбенн][3]
Готфрид Бенн прославился не только стихами – ностальгически прекрасными и шокирующе откровенными, – но и высказываниями о стихах, носящими столь же глубокий и зачастую столь же провоцирующий характер. Самым оригинальным из них является, бесспорно, следующее: «Никто из даже величайших поэтов нашего столетия не оставил больше шести или максимум восьми воистину совершенных стихотворений, остальные могут представлять интерес в биографическом плане или как приметы творческой эволюции, однако самодостаточными, самосветящимися, обладающими стойким очарованием остаются лишь немногие, – итак ради этих шести стихотворений проходят от тридцати до пятидесяти лет аскетизма, страданий и борьбы». Такой подход справедлив, конечно, лишь в субъективном плане: шесть-восемь совершенных (сам Бенн называет их иногда «абсолютными») стихотворений находит у поэта читатель, но для каждого читателя они оказываются разными, список у каждого свой. Более того, состав списка (равно как и количество стихотворений) для одного и того же читателя с годами варьируется. «На вопрос о шести или восьми стихотворениях отвечать далеко не обязательно, – замечает немецкий поэт, издатель восьмитомного собрания сочинений Готфрида Бенна. – И науке неведом метод определения качества стихотворения, стихи не поддаются оценке и классификации. Стабильной общезначимой однозначной иерархии ценностей здесь не существует». Все так, но слова о шести или восьми стихотворениях характеризуют творческий максимализм Бенна: считая подлинной (и единственной) целью жизни искусство, он и в отношении искусства (и прежде всего собственного искусства) не позволял себе иллюзий и обольщений.
3
В кн.: Бенн Г. Собрание стихотворений / Составление, предисловие, примечания и перевод с немецкого Виктора Топорова. СПб.: Издательская группа «Евразия», (Ultima Thule), 1997. С. 7–21.