Страница 4 из 7
Тут же бросается в глаза главная достопримечательность этих мест: все трубы наружу. Ведь все вокруг стоит на вечной мерзлоте, которая всю канализацию «выплевывает».
Картину дополняют черные дороги. Дело в том, что для борьбы с гололедом дороги посыпают гранулированным шлаком – отходом металлургического производства. Именно поэтому зимние дороги в Норильске радикально черного цвета. А еще есть городская легенда, что шлак этот содержит пусть немного, но все металлы, которые производит «Норильский никель», в том числе платину и золото.
В Норильске наружных труб еще больше, по верху проходят все заводские коммуникации. Больше иностранец ни о чем не спрашивает, но часто первая реакция звучит как: «Но здесь же нельзя жить!» Можно. Живут же. Просто надо понять, чем этот город влюбляет в себя. Но для этого сначала надо узнать, за что его ненавидят.
У Норильска есть что-то общее с Парижем. Если вы видели Центр Помпиду, то поймете это сравнение: причудливое переплетение металла, труб, балок и стекла действительно дает основание называть Норильск арт-объектом. Просто это особенный арт-объект, помноженный на почти космический холод.
Все тепло-, водосети, пульпопроводы – все наружу. В Норильске расположен единственный в мире надземный газопровод. Его протяженность свыше 1,1 тысячи километров, производительность – 10–12 миллионов кубических метров газа в год. Из-за этого газопровода, который то идет вдоль дороги, то вдруг поднимается над автомобильным потоком и уходит в сторону, в тундру, у приезжих и может возникнуть ощущение общности Норильска с парижским Центром Помпиду.
Уникальный газопровод в Норильске не подключен к единой газотранспортной системе России, газ идет из расположенных на Таймыре месторождений. Руководители города в 1990-х годах опасались террористов. Во-первых, город «открыли», то есть въезд в него стал свободным. В СССР Норильск был закрытым, пограничным, городом, даже советские граждане свободно попасть туда не могли. В 1991 году въезд стал свободным для всех, но с 2001-го вновь появилось ограничение на въезд для иностранцев. А во-вторых, взрывчатку из зоны боевых действий везти не надо, вся добыча руды построена на обрушении породы за счет взрывов, так что на каждом руднике этого добра – завались.
Страх вызывала именно сама легкость, с которой можно было взорвать выложенные наружу трубы. Если бы это произошло в мороз за тридцать градусов, на восстановление системы понадобилось бы всего несколько часов. Не успеешь – весь город замерзнет.
Но и без террористов город пережил три страшные аварии на теплопроводах: в 1979, 1994 и 1995 годах. Тогда справились, но встал вопрос об эвакуации населения из города. Власти подсчитали: если вся авиация страны будет работать на Норильск и самолеты будут садиться и взлетать каждые полтора часа, понадобится двадцать девять суток на вывоз одних только детей и пенсионеров. А чтобы всех жителей вывезти – четыре месяца при полной остановке производства.
Когда шли боевые действия в Чечне, местная ФСБ не знала, что делать, потому что ни физически, ни технически не могла обеспечить безопасность всех трубопроводов. Любое повреждение трубы в 30–40 километрах от города, на трубопроводе, ведущем к ТЭЦ или в самой ТЭЦ, – и весь город мог замерзнуть.
Бывший мэр Норильска Василий Ткачев рассказывал, что писал в ФСБ служебную записку по поводу странной связи выступлений на телевидении журналиста Сергея Доренко с авариями: по его словам, после того как Доренко красочно рассказал о том, что город не подготовлен к зиме, вдруг сразу случился пожар на коллекторе, авария на ТЭЦ. Ткачев говорил, что мэрия даже подала в суд на Доренко, подключила целую группу юристов. Правда, инкриминировали журналисту нападки на мэра, которого тот якобы представил в репортаже крутым мафиози, «держащим» весь город в своих руках. Это, конечно, полная чушь, потому что власть в городе всегда принадлежала комбинату.
Позже Ткачев сел в тюрьму за взятку в виде нового, но скромного отечественного автомобиля по заниженной цене.
Интересно, что в русском языке словосочетание «размороженный дом» обозначает не «отошедшее от заморозки» сооружение, а то, в котором замерзшая вода разорвала батареи и водопроводные трубы.
Так вот, в Норильске число многоэтажных жилых домов с размороженной системой отопления в переходный период от социализма к капитализму измерялось многими десятками.
При капиталистах ТЭЦ модернизировали, дома отогрели, отремонтировали, почистили. Начали повсеместно красить их веселыми красками, чтоб не так уныло было. Здание аэропорта подсветили дискотечными огнями, стало повеселее.
Сегодня Норильск – это еще и памятник жертвам репрессий, хотя работа по восстановлению истории началась с 1988 года. Проводили ее общество «Мемориал» и Музей истории Норильского промышленного района.
В 1990-м на горе Шмидта, которую в народе называют Шмидтиха, появились первый крест и могила, затем – часовня. На следующий год в начале Ленинского проспекта установили доску в память обо всех политзаключенных, строивших город и комбинат. Еще годом позже поставили памятники своим землякам эстонцы, латыши и литовцы. А в 1996-м – поляки. Так на Шмидтихе сложился мемориальный комплекс «Норильская Голгофа».
Впрочем, единственным сохранившимся свидетельством существования лагерей являются руины Каларгона, одного из отделений Норильлага. Они расположены на полпути в аэропорт Алыкель. Сохранились узкие камеры, в которых можно было поместиться только стоя или сидя скорчившись. Это карцеры, где держали особо непокорных. Наружные стены здания обтянуты арматурной решеткой. Даже если заключенному удалось бы проделать лаз в камере, он все равно не смог бы выбраться через железные прутья, опоясывающие тюрьму с внешней стороны.
Принято считать, что на Каларгоне усмиряли (а то и расстреливали) наиболее опасных лагерных сидельцев: уголовников-убийц, непокорных политзэков и прочий опасный контингент. Начальник лагеря мог определить туда заключенного на срок до шести месяцев. Видимо, дольше на штрафном пайке протянуть здесь было невозможно.
Основное отличие современного Норильска от заброшенных «городов-страшилок» и так называемых зон для сталкеров в том, что люди здесь живут вполне полноценной жизнью: работают, рожают детей, учатся, отдыхают. Если жители западной части России – те же москвичи или питерцы – предпочитают на отдых ездить на Черное море, в Турцию, Египет, то норильчанам гораздо ближе добираться до Таиланда, Вьетнама, Китая.
Несмотря на жесткий климат и условия, некоторые норильчане называют свой город даже комфортным. Да, здесь не самая хорошая экологическая ситуация, полярная ночь и экстремальные температуры. Но при этом – отличная инфраструктура, работающие детские сады, магазины, спорткомплексы. А главное, можно устроиться на нормальную работу с немалой зарплатой.
В Норильске, как в какой-нибудь американской Атланте, совсем не принято ходить пешком. Кафе и магазинов не так много, зато такси – просто неимоверное количество! Машин с шашечками и без шашечек – не меньше, чем в Лондоне. Цены бросовые. За сотню рублей можно доехать в любой конец города. У Норильска много общего и с Австралией. Хотя норильчане и австралийцы ходят вверх ногами по отношению друг к другу, но и там ведь люди тоже в нечеловеческих условиях добывают из земли всякие ценности: медь, золото или опалы, например. Только здесь полюс холода, а там полюс жары. Здесь ненцы с оленями, а там аборигены с приплюснутыми носами, бумерангами и кенгуру. Здесь почти круглый год катаются с гор на лыжах, а там по ночам, когда немного упадет температура, играют в гольф светящимися мячиками.
Австралия – самый засушливый континент, а Норильск претендует на пьедестал в борьбе за звание самого снежного места на Земле. У них озеро Хиллер с розовой водой, здесь – река Далдыкан с потоком красного цвета (читай главу «Соли железа»). Там фантастическая красно-оранжевая гора Улуру с плоской вершиной, а на Таймыре ее антипод – плато Путорана. И там и тут плотность населения очень маленькая, в Австралии люди жмутся к береговой линии, около 80 % населения живут в полосе 50 км от нее, а на Таймыре большинство предпочитает не отъезжать далеко от Норильска.