Серебряные небеса

– Да, мы подождали рядом с тем местом, откуда ты возник, но никто больше не притащился. Видимо, ты один попал на эту сторону. А кто они, если не секрет?

– Не секрет. Я – член труппы телейлу гарциани, ученик фокусника. "Прославленного иллюзиониста и мага", как его представляют на сцене. У нас очень хорошие ребята… – лицо Джима озарила мечтательная улыбка. – Я помню, где мы расстались, но обстоятельства вышли таковы, что они никак не могут там оставаться.

– Проблемы с законом? – понимающе, но, при том, и настороженно уточнил Тугаравари. – Слушай, я, конечно, всё понимаю, всякое бывает, да мы и сами не безвинные цветочки, но и не пираты, так что, если на вас какой-то криминал – я не в деле.

Джим криво ухмыльнулся. Разумеется, вот о чём всегда думают, услышав, что где-то незнакомые телейлу гарциани вляпались в беду. Несмотря на то, что капитан сам принадлежал к этому племени – видимо, он считает себя и своих ребят приятными исключениями из общего правила.

– Нет. Мы встретились с излишне мнительной и суеверной публикой во время выступления в случайной деревеньке.

М-да. Раса, считающаяся наиболее просвещённой, о которой ходил ложный, но считающийся привлекательным и вполне правдоподобным слух, будто среди её индивидов нет ни одного необразованного, и малые детишки учатся писать и читать чуть ли не раньше, чем говорить. И вдруг – тёмные и дремучие жители глубинки объявляют "охоту на ведьм". Смешно даже.

– В общем, пустилось за нами всё село, а это дворов тридцать, не меньше. С цепными граввами.

Граввы, заменявшие у Гофра собак, были, вообще-то, до сих пор полудикими, причём и укротители диких зверей, и учёные в один голос заявляли, что их полное приручение невозможно вообще. Пасти с шестью десятками мелких острых зубов, мощные лапы с загнутыми когтями, дублёная шкура, останавливающая даже стрелы, и с трудом пробиваемая пулями… Даже хозяева побаивались таких питомцев.

– Их спустили с поводков. Я немного отстал и уже думал, что мне конец. Поэтому даже не заколебался, сигая в неисследованный портал сомнительного вида… Он даже выглядел как светящийся ядовито-зелёным заболоченный омут.

Голос предательски дрогнул, выдавая весь спектр леденящих ощущений, выпавших на незавидную долю Джима. Тот, кто никогда не становился объектом травли, не имеющим права на протест или сопротивление, не поймёт, как бешено колотится сердце, и как отчаянно переполняет яростная жажда жить, жить вопреки всей этой стае с оскаленными пастями, дробно топочущей лапами по твоим только что оставленным следам. Воздух и несколько секунд передышки становятся куда более дорогим товаром, чем все жемчуга и алмазы Вселенной.

– А где вы находились? Откуда ты здесь?

– В западном полушарии Арделлы есть материк Фальция. Мы находились на юго-восточной стороне. Позавчера вышли из Каафди, города караванов.

– Хм… А знаешь, Джим… Кажется, ты нормальный тип. Я попытаюсь тебе помочь. Наведу справки в портах, через которые мы будем проходить… И мне сообщат незамедлительно, если обнаружат какие-то сведения.

– Спасибо, – нейтральным тоном проговорил Джим, чуть склонив голову в кивке. Он был человеком тёртым и видавшим виды, посему ни на гран не сомневался, что за любые услуги надо будет расплачиваться, и как бы не втридорога… Но перспектива попадания в кабалу к Тугаравари его, казалось бы, ничуть не смущала и не настораживала. Как будто Джим был уверен, что сумеет избавиться от любых нежелательных осложнений.

– Да не дрейфь, как штахха в непогоду! – штаххой Гофра называли ближайший аналог шхуны. – Доставлю тебя к цели, как птенца родного!

Джим предположил, что его задумчивость Тугаравари принял за скованность и тревогу, поскольку иного объяснения приписывания ему эмоций, которых он отнюдь не испытывал, не имел. Он не стал опровергать мнение капитана, и всего лишь молча кивнул.

– Ты спать ещё не хочешь?

– Да, вроде, нет пока, – честно прислушался к своим ощущениям Джим.

– Вот и отлично! Ну, раз мы набили животы, и раз пока всё тихо-мирно, я, как принимающая гостя сторона, обязан тебя развлечь! – хлопнул в ладоши в предвкушении благодарного слушателя Тугаравари.

– Я буду польщён, – чуть более напыщенно, чем следовало бы, так, как говорят со сцены, но не в реальной жизни, проговорил Джим.

– Тебе понравится! Мои приключения бывают либо потрясающими, либо очень потрясающими, третьего не дано!

– Да-да, я уже готов, – всё так же, будто играя роль домашнего паяца, закивал Джим.

И капитан приступил к повествованию.

Глава 2. Остров и тайна

Многие, и, в первую очередь, престарелые матроны, ведущие степенный и размеренный образ жизни, эти проповедницы морали и нравственности во всех крупных городах большинства рас, считающих себя цивилизованными и просвещёнными, утверждают, что кругосветные путешествия, особенно – морские, составляют удел личностей инфантильных, незрелых, витающих в облаках. Оседлый стиль существования кажется им мерилом всего. В любом страннике им мерещится, в первую очередь, бегство от самого себя, а уже затем – любознательность, научные изыскания, и всё такое прочее. Зачем бы, мол, почтенному гражданину стремиться обрести новое место жительства, или блуждать по миру неприкаянным? Тут либо совесть нечиста, либо проблемы с законом, либо душевная болезнь. Эти седеющие, или же, если принадлежат к не меняющимся внешне даже в старости видам, попросту варящиеся в своём собственном соку неадекватности, переходящем в непробудный маразм, но всё ещё непредсказуемые и опасные зубастые монстры заявляют, что всякому, без исключения, босоногому юродивому бродяжке, не говоря о более полезных обществу индивидах, следует остепениться и заняться настоящим делом – заключающимся, скорее всего, по их представлениям, в том, чтобы поскорее обрюхатить одну из тех сварливых, без меры пудрящихся и старательно молодящихся дев, кого они называют своими дочерьми, а потом до конца дней обеспечивать и кормить и её, и отпрыска. Однако, проплавав столько лет, много где побывав, я пришёл к заключению, что странствия весьма способствуют развитию личности. Наблюдая народы с менталитетом, в корне отличающимся от привычного нам, кажущимся дикарским и варварским, бездушным или, наоборот, чересчур тонким и строго следующим этикету, изложенному в сотне толстенных талмудов так, что и жизни не хватит всё это запомнить, видя, как для них естественны и обыденны вещи, которые мы бы сочли унизительными, либо же, напротив, слишком возвышенными и сложными для себя – мы постигаем новое. Открываем новые просторы своему кругозору. Я ел такие блюда, к которым почти все мои родственники отказались бы даже прикасаться. Например, нечто вроде поджаренных огромных улиток без панциря, запечённых в тесте, замешанном на яйцах двусердечной птицы дорфуа… И выделениях голубого моллюска ихре, приплывающего размножаться на мелководье в самой жаркой части Арделлы – в экваториальном поясе материка Леморна. Вкусно, кстати, тает во рту и оставляет ощущение лёгкой сладости. Я пытался исполнять обычаи, чуждые моим убеждениям, но входившие в цикл ежедневных обязательных ритуалов. Например, в одном городе Гофра и люди носили странную багряно-лиловую одежду, состоявшую из сложно переплетённых друг с другом полос ткани, тёмные тонкие сетки на лицах, называемые ими странным словом "парданжа", и три раза в день молились, вставая на колени и отбивая поклоны на восток.

Их жилища были обустроены весьма занятно – внутренние покои тщательно ограждались от проникновения с улицы, а каждый владелец дома имел, как минимум, дюжину безукоризненно вышколенных слуг, наделённых полным дозволением убивать любого нарушителя табу. Однако же, при этом всякое жилое здание было сконструировано так, чтобы каждый, кто не успевал добраться до храма в положенные часы, мог войти на некоторые особенные участки и совершить славословие верховному божеству. Дворики, где это происходило, были квадратными, окаймлявшие их открытые галереи всегда оставались в тени из-за нависавшей над ними крыши основного здания, их поддерживали по всем четырём углам аккуратные алебастрово-белые круглые каменные колонны без каких бы то ни было украшательств – ни лепнины, ни мозаики, ни резных узоров. Подобная роскошь противоречила их религии. Центр двориков традиционно выстилали циновками, как правило – тоже белыми, либо же голубыми или жёлтыми. Ступать на них в обуви, даже чистой и новой, строго запрещалось, а, в качестве наказания, те же самые слуги могли всыпать по спине грешника от десяти до тридцати палочных ударов. А сами храмы! Чего стоят их храмы! Я до сих пор отчётливо помню, как пламенные краски заката, игравшие на тёмных низких куполах, похожих на расшитые шапочки, и резко контрастировавших с ними сверкающих, подобно улыбке девственницы или первому звуку оркестра, открывающему целую оперу, островерхих башенках, окунали всё это великолепие в редчайшей насыщенности и глубины пурпур.