Страница 17 из 18
Следующий номер принадлежал ещё одной моей будущей знакомой, которую я изначально ощутимо недооценил – Элевтиане. Её кожа имела… Нет, имеет до сих пор, поскольку она вполне жива и по сей день, оттенок между медово-золотым и алым, как и у всех полукровок вашей расы, относительно короткие, едва ли до середины шеи, волосы она выкрасила прядями фиолетового, розового и зелёного, а одежду её составляли короткий белый полупрозрачный топ и белая же юбка на ладонь выше колена, а ещё тонкие чулки и бальные туфельки. .. Собственно говоря, выглядело это откровенно, даже почти вызывающе по отношению к нормам общества, имеющего остатки культа целомудренности и женскую стеснительность в своём менталитете. Но Элевтиане явно никоим образом не было ни малейшего дела до мнения, что у нас могло о ней сложиться – как я впоследствии узнал, она всегда отличалась повышенной импульсивностью и нетерпимостью к попыткам диктовать ей, что носить и как себя вести. Так что она, как и обычно, исполнила тогда свой коронный номер.
Она жонглировала… Хотя, нет, слово совершенно неподходящее. Скорее, она вращала обеими руками перед собой, то и дело подбрасывая в воздух, два огромных, будто царские опахала, веера, расписанные птицами, снующими между замысловато изгибающимися ветвями и резными листьями деревьев. когда она вращала эти штуки – весь рисунок как бы приходил в движение. Хватило всего нескольких секунд, чтобы возникло ощущение полной реалистичности происходящего – они разве что не щебетали и не срывались в зал, усаживаясь на макушки или шляпы мужчин, на плечи женщин, или просто куда придётся. Жёлтые, серебристые, синие, малиновые, лиловые, оранжевые, карминовые мелкие пичуги сновали туда-сюда по веерам, словно бы заигрывая друг с другом и с нами, не способными отвести взглядов от того, что творила волшебница на сцене благодаря одной лишь ловкости рук. У меня было полным-полно времени изучить эти веера в малейших подробностях, до каждой изображённой на них крохотной чёрточки или пятнышка краски, а Элевтиана всё в доскональности мне разъяснила и показала, да так хорошо научила, что я теперь и сам бы смог проделать тот же трюк, разве что с чуть меньшей зрелищностью… Завершая свою партию, она движением вдохновенного дирижёра вскинула обе руки с веерами вверх, расположив их параллельно, и, по этой команде, по всему балаганчику в укромных местах открылись ячейки, где-то с полсотни, и из каждой вылетело по воздушному шарику, и всё это великолепие моментально взмыло к самому своду шатра. Впрочем, их ниточки оказались настолько длинными, что каждый желающий вполне мог поймать себе шарик по душе. Да, не менее половины собравшихся потом ушли, унося с собой эти милые сувениры.
Едва Элевтиана покинула арену, как на сцену выбежала совсем маленькая, лет четырёх для представителей вашей расы, что для нас равно примерно восьми годам жизни, девочка с кожей, отливающей на свету приятной киноварью, в серебристом переливчатом трико, с рыжими косичками и баночкой мыльных пузырей. Ох, что она с ними вытворяла! Казалось бы, на что годна такая игрушка? Ан, нет! С показной натугой, старательно надувая щёки, девочка выпустила один, величиной превосходящий гимнастический мяч, и вдруг с непринуждённой быстротой сотворила поочерёдно ещё десять, понемногу уменьшавшихся в размере. Каждый из пузырей каким-то мистическим способом неизменно оказывался точно по центру предыдущего, так что, в результате, образовалось что-то вроде рекурсии. Что было особенно удивительно – пузыри не лопались, они так и зависали в приятно прохладном, напоённом особой атмосферой мистики и чудес, пропитанном праздничностью и торжественностью, воздухе шатра, в точности там, где создательница хотела их видеть, не сдвигаясь ни вперёд, ни назад… Девочка сделала ещё шесть таких же сложносоставных шаров, образовавших постепенно нечто вроде хоровода, словно бы нанизанные на незримую нить, и так, вереницей, тонкостенные мыльные сферы неожиданно пустились кружить друг за другом. Этим дело не кончилось. Невероятным пируэтом девочка взвилась в воздух и легко, даже пританцовывая, запрыгала по пузырям, едва касаясь их носочками своих туфель, выглядящих как бальные. Всё убыстряясь и убыстряясь, она набрала такой темп, что за ней стало сложно уследить невооружённым глазом.
– Алле-оп! – внезапно крикнул этот изумительный ребёнок, как и ожидалось в соответствии с таким восклицанием, взвиваясь чуть ли не к самому куполу шатра скачком, достойным легконогой резвящейся серны. В полёте она даже сделала сальто с двойным переворотом.
Едва это свершилось – и все пузыри разом лопнули, но не просто так, а рассыпались радужной моросью, мириадами крохотных искорок, обильно засыпавшим располагавшиеся ближе всего к площадке сцены ряды публики. Поскольку я находился там же – могу с уверенностью утверждать, что касание этих блёсток ничуть не обжигало или не щипало, и всё, что я ощутил – это жалкое подобие щекотки. Ну, ещё бы – так и было задумано, если бы хоть один посетитель ушёл из балаганчика, получив негативные впечатления, так деятельность моих друзей быстренько прикрыли бы. Бродячие коллективы вроде нашего считают шайками мелких воришек и переносчиками различных инфекций. Если нас пересажают по тюрьмам, или мы сами околеем с голоду – губернаторы городов, вынужденных терпеть наши визиты, лишь порадуются.
Девочка изящно опустилась на обе ножки, сделала реверанс и низко поклонилась, а, когда на неё обрушили шквал оваций, зарделась и стремглав убежала.
Сейчас я могу сказать, что это чистейшая гимнастика, плюс биомеханические протезы рук и ног, сделанных после того, как ей пришлось ампутировать настоящие в результате несчастного случая. Материал, из которого была изготовлена замена, очень эластичный и лёгкий, каждая конечность её после операции стала весить всего килограмм, но, при этом, стала в несколько раз прочнее, чем была в натуральном виде. Они стали подобны членам тел альмайя, способных, как известно, останавливать выстрел плазменной пушки калибром метра в два-три. Впрочем, в отличие от альмайя, её искусственные части организма не восстанавливались естественной регенерацией, и, если Лилиала так сделала бы – ей бы пришлось менять протез, его бы расплавило, но сама она никакого ущерба бы не понесла.
За ней выступал фокусник и маг. Профессиональным иллюзионистам я никогда не доверял, даже тогда, и все эти гипнозы и маятники вызывали у меня огромную долю скепсиса, густо замешанную на огромной антипатии и горячем желании никогда со всем этим не соприкасаться. Однако, этим колдуном я заинтересовался. И, несмотря на то, что все его трюки выглядели прозрачными, как на ладони, некоторые вызвали у меня немалое подозрение насчёт того, что магом он является не только в качестве сценического образа, но и по сути своей. Одарённые у нас в посёлке не водились, разве что иногда мимохожих странников заносило, но даже и они никогда не задерживались в нашем отсталом тупике… Так вот, этот фокусник без видимых усилий вытворял вещи, объяснить которые мне никак не удавалось, как я ни ломал голову – ни во время его выступления, ни в дальнейшем. И, наверно, именно это в конечном счёте побудило меня сделать то, что я сделал.
После мага я уже ничего не запоминал, и вообще почти не смотрел на сцену. Я полностью погрузился в размышления, и ушёл из шатра за полчаса до запланированного по выданной каждому из нас программке завершения представления. Джульетта осталась там, я купил ей огромный клок сахарной ваты и велел после спектакля остаться у входа и ожидать меня, ни с кем не разговаривать и никуда не отлучаться, каким бы интересным ей что-то ни показалось.
Я точно знал, что маг должен ещё выйти на поклон, а затем они все будут делать голографические снимки с желающими и раздавать автографы – за отдельное вознаграждение, конечно же. Так что время у меня имелось. И ещё я знал эмблему каждого из труппы – она была изображена рядом с отметками в программке, маленькая, но вполне отчётливая… И такие же были красиво выгравированы на больших круглых щитах над входами в жилые палатки артистов, расположенные позади большого балагана и отгороженные от него, да и от всего вообще остального мира, подобием раскладного переносного забора… Но что мне такие смехотворные препятствия, конечно же, я перебрался на другую сторону – попутно, вот умора-то, чуть не порвав штаны на самом неприличном месте… Я задницу имею в виду, а ты что подумал? Ладно, неважно, в общем, свалился я как мешок с отрубями на внутреннюю сторону их территории, герой героем, можно сказания слагать. Встал, отряхнулся, ощупал едва не разошедшийся шов, проверяя, протянет ли оно ещё, или мне предстоит принародно оконфузиться, убедился, что пока что всё нормально, и ничтоже сумняшеся двинулся дальше. До палатки, над которой висело изображение растущего месяца и десятилучевой звезды внутри его серпа.