Адель

На грудь мужскую, как подушку,

Обнять при этом, как игрушку,

И слушать самый лучший звук –

Любимого сердечный стук.

VII.

– Я, как Болконский у Толстого,

И небо под Аустерлицкое под стать.

Вот только облаков немного,

И под таким приятнее лежать…

–О чем ты, человек уютный мой?–

Спросила наглеца, спугнувшего покой,

В него уткнувшись, словно в теплую постель,

Улыбчиво-уснувшим голосом Адель.

– Да так… Забудь.

Я помешал тебе уснуть?

–Ты, Радамель, бессовестный…

Я неприлично счастлива с тобой.

–Да нет, скорее доблестный,

Раз счастья твоего герой.

–Я так бы пролежала вечность

Под ритмы сердца твоего.

Без слов. А только лишь беспечность

Нужна мне. Больше ничего.

Почти два года вместе мы уже,

А мне все интереснее сюжет

Нашей с тобой истории,

Той вопреки теории,

Которая гласит о том,

Что года три любовь живет.

–А что случается потом?

Она в агонии умрет?

– …

–Ты, вроде, у меня большая,

Но говоришь порой не зная,

Тебе неведомые вещи,

Как будто человек ты вещий.

Любовь – тяжелая работа.

Она – есть каждодневный труд.

Счастливыми быть всем охота,

Но счастье не находят, а куют.–

Уже увлекшись разговором,

Окинув любопытным взором,

Ручонки на его груди сложив,

За партой школьнице подобна,

На них свой подбородок опустив,

Адель устроилась вольготно.

Она задумчиво внимала

Тому, чего не понимала.

Серьезности не предвещавший разговор,

Былой беспечности с отсрочкой приговор,

Используя циничный моветон,

Выписывал украдкой в кулуарах крон.

–Адель, ты судишь о любви

Порой, мне кажется, из книжек.

Из дамских приторных романов,

Где много сахарных мальчишек.

В которых девочки – кокетки.

В которых мир – ковчег идиллий.

Где сами по себе котлетки

Себя готовят без усилий.

Любовь в тех книжках идеальна,

Я говорю вполне буквально;

Привита от изъянов и тоски,

И в них она – до гробовой доски.

Но жизнь привносит коррективы,

И не всегда лишь в розовых тонах,

А лето, солнце и Мальдивы

Порой бывают лишь в мечтах.

–Ну перестань, прошу… К чему ты?

Я все прекрасно понимаю,

И в облаках я не летаю.

Мне просто хорошо с тобой;

Ты теплый, нужный и родной.

–Все понимать–одно, а быть готовой

Ко всем превратностям судьбы,

Не знаю, будешь ли, увы…

VIII.

Пришла пора, читатель милый,

Унять мне слог свой легкокрылый.

Негоже складно рифмовать

Когда не к месту шутковать.

По ходу своего романа

С тобой я честен. Без обмана,

Без лести праздной, лицемерной

Быть в дружбе предлагаю верной.

Сей метод буду применять,

И стиль привычный столь сменять,

Почувствовать чтоб мог легко,

Где мысль таится глубоко.

Где обретать и не терять,

Где есть над чем поразмышлять.

Чтоб смог прочувствовать героев;

Свободных редкостных изгоев

Или шагать привыкших строем,

Летать способных только роем.

Всяк встретится тебе, читатель,

Так потерпи же, созерцатель!

Да и талантливо перо

В руках пригретое мое.

Не стоит загонять его

В вольер шаблонный, как зверье.

IX.

– Прости.

Не знаю даже что

Сегодня на меня нашло.

(Хорошая моя, прости)

– Тебя тревожит что-то?

Говори…

Молчание – сомнений спутник.

Внутри себя их не взрасти.

–Я подошел к тому порогу…

Когда пора мне понемногу

Задумываться о семье.

Для этого созрел вполне;

Да и тебе уже не двадцать,

Пора бы нам определяться.

И должен я тебе признаться: