Страница 8 из 12
–Мы же это вроде обсудили уже. Любопытство погнало?
–Типа того.
–Ну и как?
–Ты офигенная.
–Я тут ни при чем. Все зависит от Верхнего.
–Да уж… Олег, конечно… я даже представить не могла. Но ты…
–Так, Лера, – жестко говорю я, уловив в голосе знакомые до боли нотки. – Давай внесем ясность. С тобой у нас ничего никогда не будет, это понятно? Я уже была с женщиной и, расставаясь, пообещала, что у меня никогда не будет другой. Любимая женщина у меня навсегда останется только одна, и менять это я не собираюсь. Не обижайся.
–А ты как поняла, что я..?
–А много надо ума? Все бабы одинаковые.
–Ну… даже не знаю, что говорить теперь…
–А ничего. Давай останемся друзьями – так пойдет?
–Это очень безнадежная фраза, – улыбается Лерка. – После нее хочется пойти и застрелиться.
–Надеюсь, ты не умеешь стрелять.
–Ты права – не умею. Поэтому пойду и нажрусь незатейливо. Спокойной вам ночи, Мари.
Она чуть наклоняется и целует меня в щеку, это как-то неожиданно, и я хватаюсь рукой за то место, в которое пришелся поцелуй, словно она ударила меня. Лера улыбается чуть виновато:
–Извини, Мари, это по-дружески, – и уходит на веранду, где ее радостным возгласом встречает Денис:
–Лерок, давай-ка выпьем за твой дебют!
Я выхожу на крыльцо, забыв, что на мне только толстовка на голое тело, а уже ночь, холодно. Ежусь, обхватив себя за плечи, но в дом не хочу – воздух здесь такой свежий, и совсем тихо. Похоже, что в соседних домах никого нет.
–Я тебя потерял, – сзади возникает Олег, обнимает меня, и сразу становится тепло.
–Хочу постоять пару минут, смотри, как легко дышится.
–Давай постоим, – соглашается он, упираясь подбородком мне в макушку.
По поводу огромной разницы в наших габаритах одно время ходила шутка – «Мари как чи-хуа-хуа, которых держат в питомнике для сенбернаров, чтобы те бегали и форму не теряли». Вполне безобидная шутка, отражающая истинное положение вещей – мне всегда нравились мужчины огромные, намного выше меня и выглядящие такими скалами, утесами, за которыми можно укрыться в бурю. Денис немного ниже Олега, но увлечение культуризмом не прошло даром, и по габаритам они вполне могли раньше сравниться. Сейчас Дэн похудел, как-то сдулся, выглядит меньше и уже не производит впечатления надежной опоры. Хотя, скорее всего, это мое отношение к нему изменилось, а потому я не воспринимаю его так, как раньше.
–Руки холодные у тебя, – говорит Олег, коснувшись моей руки. – Идем, хватит уже.
–Ты веревки не брал? – неожиданно спрашиваю я, и Олег смеется:
–Все пытаешься руководить?
–Нет, просто спросила…
–Мари, ты прекрасно знаешь, что я тебя насквозь вижу. Что случилось? Ты спрашиваешь о веревках в тот момент, когда тебя внутри что-то в клочки раздирает, и ты стараешься через обвязку собрать себя в кучу. Опровергни, – предлагает он.
Что тут опровергать? Он прав. Всякий раз, когда мне в голову приходят мысли о Ляльке, я бегу к Олегу и прошу связать меня. Отлежав в плотной обвязке определенное время, я раскладываю мысли по полочкам, Ляльку убираю в самый дальний угол, и мне становится легче на какое-то время. Да, сейчас промежутки между такими заходами стали длиннее, но они все еще возникают. Олег прав – я компенсаторик, как и Дэн.
–Молчишь? Значит, я прав, – констатирует Олег. – Веревки я взял, но может, лучше просто поговорим?
Я не могу с ним об этом разговаривать. Даже не так – мне больно. Я вижу, что причиняю этими разговорами боль ему, и от этого становится плохо мне. Еще хуже, чем до разговора. Словом, это та ситуация, которую нельзя «выговорить», во всяком случае, нельзя сделать это с ним. Поэтому лучше веревки.
–Прости… не сегодня. Идем спать, – я пытаюсь вывернуться из его рук, но тщетно – Олег разомкнет объятия ровно в тот момент, когда решит сам.
–Мари.
–Ну, что?! Ты можешь хотя бы раз не настаивать на своем? Ты можешь хоть раз в жизни перестать быть Верхним и попробовать понять меня по-человечески, без вот этих задвигов «я несу за тебя ответственность»?!
Его руки мгновенно оставляют меня в покое, Олег разворачивается и уходит в дом, не сказав больше ни слова, а я чувствую, как защипало в носу. Достаю сигареты, закуриваю, сажусь на ступеньку и пытаюсь не заплакать. Иной раз мой язык здорово опережает мозг, и от этого и возникают вот такие неприятности. Нельзя до бесконечности втыкать в человека иглы и надеяться, что он этого не заметит. Ведь я знаю, что он отлично понял причину, потому что вот уже пару лет она одна. И знаю, как ему это неприятно. Да, он пережил – но простить до конца не может, и я его понимаю. Не надо было сегодня об этом…
–Одна и без охраны? Редкая удача, – рядом на ступеньку плюхается уже изрядно подвыпивший Денис, берет сигарету из моей пачки. – Зажигалку Мастеру.
Бросаю зажигалку на крыльцо.
–Подними и подай, как положено, – требует он.
–А идите-ка вы, Мастер, на хрен, – советую я, вставая, но Денис хватает меня за толстовку:
–Куда? Я тебя не отпускал.
–Ты хочешь, чтобы я заорала? Я могу. Но вспомни о последствиях.
–Только что ты его довела до невменоза, он замахнул полстакана водки, так что я бы на твоем месте не рыпался – вдруг решит не заступаться?
Ого… а вот это уже неприятная новость. Олег не пьет, и полстакана водки, если Дэн не приврал, это кризис. А я его знаю – может не остановиться.
–Чего ты ему наговорила?
–Не твое дело. Отпусти толстовку.
–Я же сказал – не рыпайся, сорвусь – сама знаешь, что может случиться, – говорит Денис совершенно осознанно, и мне становится страшно. Он прекрасно понимает, что в определенный момент может не удержаться в рамках, понимает, чем может закончиться этот срыв. Уже неплохо, значит, он отдает себе отчет в том, что с его головой что-то происходит.
–Хорошо, – сдаюсь я. – Отпусти, я сяду.
Он разжимает пальцы, я сажусь на крыльцо. Денис закуривает, возвращает мне зажигалку.
–Как тебе Лерка?
–Мне-то что?
–Она неплохая баба.
–Ну, и дальше?
–Тебе второй смысл нужен? По-твоему, я не могу просто сказать, что Лерка – нормальная баба?
–Ты – нет, не можешь.
–Дура ты, Машка. И живешь в каком-то своем измерении. Удивляюсь, как Олег сумел туда пробиться.
–Он понял, что не надо переть напролом, и я сама впущу всюду, куда он захочет. Все, Дэн, я пойду спать.
–Имей в виду – он пьяный себя не контролирует, не позволяй ничего, порвет.
–Разберусь.
Я прекрасно знаю, что пьяный Олег никогда не притронется ко мне девайсами, потому что знает – может не рассчитать силу, а потому совершенно не боюсь. Поднимаюсь наверх и застаю дивную картину – мой Верхний лежит поперек кровати, отхлебывает водку из горла и слушает музыку, положив рядом телефон. Мой, кстати, телефон.
–Где была? – спрашивает совершенно трезвым голосом.
–Курила на крыльце.
–С кем?
–С Денисом.
–Мо-ло-дец! – саркастично тянет он, делая очередной глоток.
–Ты сам говорил – не отпихивай его, не провоцируй на грубость.
–А ты у меня послушная, да?
–Олег…
–Раздевайся.
–Что?
–Не слышишь?
–Зачем?
–Еще раз повторить?
Н-да… похоже, вечер перестал быть томным. Расстегиваю «молнию» толстовки, стягиваю джинсы.
–Дальше, – очередной глоток водки.
–Олег, не надо…
–Повторить?
Сбрасываю белье.
–Иди сюда.
Подхожу к кровати, ложусь рядом на спину. Олег делает еще глоток, отставляет почти пустую бутылку на пол, переворачивается и смотрит мне в глаза. Это странно, но он выглядит почти трезвым, от чего мне становится совсем страшно.
–Боишься? – ну, вот как он это делает? Откуда он знает, что я боюсь его сейчас, если я изо всех сил стараюсь не показать этого?
–Да…
–Никогда меня не бойся.
Он начинает легонько гладить меня рукой, и я покрываюсь мурашками, потому что чувствую – это просто так не кончится.
–Ноги, – мычит он, целуя грудь, и я раздвигаю ноги. – Расслабься, Мари, – его рука во мне, сначала медленно и осторожно, потом все жестче и больней. Выгибаюсь, закатив глаза. Я могу остановить это, просто сказав «стоп», но не делаю этого. Все происходящее кажется мне наказанием, которое я заслужила.