Волки большого города

Потом, много позже, он открыл глаза и потряс головой, прогоняя наваждение. Устало опустился на пол около кровати. Ричард присел рядом с ним и натолкнулся на почти испуганный взгляд:

— Дик, это проклятье! Духа наслали проклятьем. Оно было для старшего сына.

Ричард понял сразу же. И думал об этом, пока попросил Генри подождать на кухне, а сам уложил вымотанного Джека спать.

Думает и теперь, хотя не говорит об этом вслух.

Вряд ли те, кто насылал проклятье, в курсе, что самый старший сын вовсе не мертв. Генри попался случайно. На самом деле дух должен был привязаться к Ричарду.

И он готов поспорить, это Мортоны.

Генри снова опускает плечи, и Ричард думает, что ему сейчас тридцать шесть. Наверняка у него есть жена… может, дети? Племянник или племянница Ричарда и Джека.

Он хочет узнать, что же произошло, почему все считают Генри мертвым. Но вслух говорит другое:

— Я всегда завидовал твоим волосам.

Генри вскидывает голову и смотрит с изумлением.

— Они светлые, — улыбается Ричард. — У меня и Джека темные, а у тебя такие, как у мамы. В детстве мне казалось, это страшно круто!

Сейчас Генри не кажется таким лощеным, как в те первые полчаса, когда Ричард пустил его в квартиру. Теперь рукава рубашки небрежно закатаны, а светлые волосы растрепаны, как будто в них запутался шаманский дым.

— Давно в городе?

Генри качает головой:

— Только с поезда. Хотел сразу увидеться с вами и понять, сможете ли помочь.

— К чему спешка?

— Тот дух… давно высасывает мои силы. Я не знал, сколько продержусь. И сможет ли помочь Джек.

— А я-то думал, так хотел увидеть братьев, — Ричард не может удержаться от едкости. — Я вырос с мыслью, что ты мертв.

— Я не знал.

— О том, что живой?

Генри неопределенно пожимает плечами. Сейчас он кажется моложе, чем сначала. Не таким уверенным. Ричард подается вперед:

— Родители знают? Что ты жив. Ты уже ходил к ним?

Генри смотрит в упор и взгляд у него такой же тяжелый, как у отца:

— Знают. Когда-то именно отец меня выгнал, а я заявил, что никогда не вернусь. Как видишь, до этого момента сдерживал слово.

— А мы-то при чем в ваших ссорах? Почему ты нам ни разу не дал знать, что жив?

— А вам был нужен пропавший старший брат?

Нет. Ричард хорошо осознает, что нет, между ними большая разница в возрасте, наверняка и во многом другом. Но внутри всё равно почти детская обида, что Генри решил исчезнуть из их жизней.

И удивление. Отец всегда говорил, что Генри мертв. Насколько же они поссорились?

Сегодня после Большого гона отец был зол и высказал Ричарду, что нельзя бросать стаю ради одного волка. Ричард огрызнулся, что этот волк — его брат, и ему было плохо, а стая могла обойтись, вожак у нее был.

— И ты явно не хочешь понимать, что значит быть вожаком.

Отец тогда развернулся и ушел, только это и спасло их от ссоры. Ричард знал, что часть стаи на стороне отца — но другая считала, что он прав. Если они не будут заботиться о каждом волке, какая же из них стая?

И теперь Ричард думает, интересно, а от него отец тоже сможет так легко отказаться? Заявить всем, что он мертв?

Или Генри намеренно чего-то не договаривает. А может, и просто пытается ненавязчиво настроить против отца. Ричард прекрасно понимает, что не стоит доверять волку, который внезапно появляется семнадцать лет спустя.

Но запах не врал. И кровь во время ритуала. Это и правда Генри, их родной брат.

— Уже поздно, — говорит он. — Где тут ближайшая гостиница?

Он выглядит усталым. Ричард вспоминает Джека: тот не одобрит, если сейчас он выставит Генри прочь.

— Можешь остаться, — вздыхает Ричард. — У нас всего две комнаты, займи мою. После таких сильных ритуалов Джек всё равно не любит спать один. Когда он сочтет нужным, повторим, избавимся от твоего духа. И надеюсь, больше тебя не увидим.

Генри смотрит долго и внимательно. Ричард спокойно выдерживает, и Генри вынужден первым отвести глаза. Он кивает.

Еще темно, когда Ричард открывает глаза.

Комната Джека почти в два раза больше, чем у него самого — чтобы удобнее было проводить ритуалы. Да и гости чаще бывают именно здесь. Ричард сразу предложил такое разделение, едва они въехали. Джек сначала смущался, потом согласился.

Большую кровать купили позже. После сильных ритуалов Джека, после исчезновения Ричарда. Когда оказалось, что время от времени каждый из них не может быть один. А на полу не очень здорово.

Джек крепко спит, отвернувшись к стене, Ричард тихонько ворочается, стараясь не разбудить.

Он не сразу понимает, что его накрывает паника. Точнее, вовсе не накрывает — совсем наоборот, будто распахивается изнутри. Оставляет бездну, в которую он падает. Это никак не проявляется внешне, он не дрожит, его не потряхивает. Он даже научился держать себя в руках и не поскуливать позорно. Но ощущение, будто он падает всё глубже, а сердце вот-вот остановится.

Липкий ужас, у которого нет видимой причины.

Уходит бесконечное количество времени, чтобы заставить себя встать с постели. Тихо, чтобы не разбудить брата, Ричард идет на кухню. Он хочет выпить чаю или хотя бы воды, но руки кажутся такими слабыми, что вряд ли что удержат.

Он садится на стул, потом сползает вниз. Пол более надежный, более устойчивый. Ричарду кажется, он задыхается, воздуха слишком мало. Страх расползается внутри, и тем больше, чем ярче разгорается рассвет за окном.

После похищения Ричард не видел кошмаров ночью. Он видел их наяву.

Среди оборотней находятся свои врачи, и Ричард не считал, что ему это не нужно. Он исправно ходил к доктору с дипломом психотерапевта из другой стаи, но не он на самом деле помогал.

Ричард обходил стороной ярко освещенные помещения, потому что они напоминали ту комнату, где его держали. А без окон не мог находиться даже сейчас — ему пошли навстречу, и у него у единственного в салоне в рабочем кабинете имелось большое окно.

Однажды в магазине Ричард впал в ступор, растерялся и не мог ответить продавцу — его голос напоминал одного из тех, кто мучил. Тогда инициативу перехватил бывший рядом Джек. Он еще и бутылку воды прихватил, которой отпаивал потом Ричарда, когда вывел из магазина.

Джек вообще ненавязчиво был рядом, и Ричард прекрасно понимает, благодаря кому он сейчас может вести себя адекватно.

— И своей силе воли, — хмыкает обычно Джек.

Хуже всего было недавно. Когда Ричард почти забыл, когда даже шрамы долгое время не напоминали о себе. Они уже встречались с Кейт, и та повела его и Джека на какую-то вечеринку своих друзей. Тоже оборотни, но нейтральные, не принадлежавшие ни одной стае.

Джек куда-то запропастился, а оборотни достали ошейник. Они были пьяны и считали это забавным, примеряли друг на дружку и потрясали цепью.

Ричард плохо помнит тот вечер. Только этот металлический звук лязгающей цепи.

Он забился куда-то в одной из комнат, и тогда тоже ощущал эту дикую, выжигающую изнутри панику. Кейт перепугалась, она не была в курсе истории, но позвала Джека.

Тот появляется и сейчас. Видимо, всё-таки разбуженный: садится на пол рядом с Ричардом и мягко касается его:

— Ты здесь, Дик, здесь.

Не в выжженной болью комнате, где у тебя нет права даже уснуть.

Ричард приподнимается, чтобы уткнуться в грудь Джека — тот успел надеть футболку, зная, что Ричарду важно за нее цепляться, и под тканью ощущается размеренное биение сердца.

— Дыши, Дик.

Иногда Ричарда накрывает, хотя давно такого не бывало. Видимо, устал после Большого гона, еще появление Генри и Мортонов… но даже давно, когда Ричард впервые в панике задыхался, Джек ничуть не растерялся. Он также тихонько гладил брата по спине и напоминал делать не короткие судорожные вздохи, а размеренно дышать.

Джек не знает, но и тогда, и сейчас Ричард слушает именно его дыхание, сосредотачивается на нем и сам успокаивается.

Паника еще выжигает изнутри, но негромкий шелестящий голос Джека постепенно ее прогоняет. Такими интонациями он заклинает духов — и демоны внутри Ричарда откликаются.